- Такую пытку никто не выдерживает! - донеслось из боярского угла.
Я посмотрел в ту сторону - князя Долгорукого не было.
- Брейте голову! - приказал палач своим подмастерьям.
Его хлопцы подхватили меня за руки и бросили на лавку. Где-то в углу
жалобно завыл Фрол:
- Покайся, брат!
- Молчи - это всё одно, что постриг в попы!
- Молчи, гнида! - палач стал скоблить мне макушку остро заточенным
ножом.
- У меня ниже свербит - пощекочи между лопаток.
- Я тебе пощекочу!
- Мне всегда был нужен такой умелец, как ты, а то я не знал, что можно
с боярами делать!
- Всё - готово!
Помощники подняли меня с лавки и привязали к столбу. Голову закрепили
бычьими ремнями с такой силой, что я даже не мог ею пошевелить. На бритую
макушку стали размеренно падать студёные водяные капли.
- То огнём, то водой - как дамасский клинок закаляете!
Зеленоглазый дьяк стал напротив меня и улыбнулся. Я закрыл глаза, чтобы
его не видеть.
- Потише, чтобы в изумление не вошёл! - сказал дьяк палачу и зашуршал
свитком. - Пошто, вор, Герасима Евдокимова, царского посланника, в воду
кинул?
- Любопытен слишком - знать много хотел! Грамоту у него нашли от
государя вашего, чтоб казачью старшину и домовитых натравить на промысел
надо мной и моими товарищами. В прорубь я его кинул! - я раскрыл глаза и
посмотрел на дьяка.
Он отвернулся.
Тяжело топая, рядом встал рыжебородый боярин - мухтояровая шуба на
волчьем меху распахнута, на груди поверх кафтана золотая цепь с образом
божьей матери.
- Тимофей Тургенев, царицынский воевода, по твоему приказу умерщвлён
был?
- Очень уж любили его голые люди... Так любили, что посадили в воду и
его, и всех царицынских бояр, окромя племянника и детишек боярских -
пожалели. Смена вырастет.
Боярин ударил меня по лицу.
- Злодей, будь ты проклят! - он быстро и истово перекрестился.
- По тебе, я вижу, Москва-река тоже сохнет. Ничего, когда-нибудь и тебя
к себе примет! - пообещал я.
Рыжебородого сменил другой боярин, у которого текли капли пота по
крупному, веснушчатому лицу.
- Мой брат, Иван Лопатин...
- Дурень твой брат, - усмехнулся я. - Спешил к Тургеневу Тимофею на
помощь, встретиться хотел. Вот и встретились на речном дне - в воду посадили
твоего брата.
- Ах ты! - боярин замахнулся, но не ударил, а отошёл в сторону.
Ему на смену вынырнуло хитрое лицо дьяка с рыжими бровями.
- Изменник, что ты кричал в Паншином городке?! - дьяк сверился с
грамотой. - Это было неделю опосля Николина дня ( Николин день - 9 мая).
- Ну и что?
Дьяк углубился в грамотку:
- Казаки, мы на великого государя не поднимем оружие - пойдём на Русь
бить хитрых бояр и воевод, кои скрывают от него правду.
- Верно читаешь.
- Письма к запорожцам писал? Гетману Дорошенко и кошевому атаману
Сирко? Прислали они тебе помощь?
- Сволочи они - чего таить, не было от них помощи, струсили!
- Значит, чтут милость государя-батюшки, - назидательно сказал дьяк. -
Сколько злодеев вместе с тобой оставили Паншин городок?
- Четыре тысячи человек - конных, пеших и в стругах. Для начала
хватило.
Дьяк жёстко ударил меня по губам.
- То говорить заставляешь, то рот затыкаешь, - попробовал я улыбнуться.
Мне хотелось говорить... Говорить, чтобы заглушить дикую боль,
раскалывающую голову на куски. Всё равно ничего нового они не узнают.
- Ввёл в Царицыне свой воровской закон - казацкие порядки, - читал
дьяк.
- Просто объявил всем волю.
- Волю для всех? - усмехнулся дьяк. - Нет такой воли! - дьяк зашуршал
бумагами. - На казачьем кругу объявили Петра Шумливого атаманом, а с ним за
главных сына дворянского Ивана Кузьмина, соборного попа Андрея и местного
пушкаря из служилых - Дружинку Потапова...
- Доносная бумага?
- Письмо, - дьяк спрятал бумагу.
- Значит не всех гадов передавил в Царицыне - остались! - я заскрипел
зубами.
В руках у дьяка появились новые бумаги:
- Князь Львов с тобой злодейство замышлял?
- Нет - ваш он, - во рту начали крошиться зубы, - держал его подле
дорогим аманатом, чтобы думали, что не только крестьяне-лапотники против нас
воюют, но и именитые князья... Казнили мы его потом... Черноярского воеводу
тоже казнили.., дабы не велел палить из пушек...
- Астраханью воровством завладел, лютой смерти предал Прозоровских -
князя Ивана и князя Михаила!
- Они получили по заслугам, - в голове слышался гул, и я чувствовал,
как она раскалывается пополам и водяная струйка пробивает меня насквозь.
Обречённо закрываю глаза и вижу волны кровавого, бунтующего моря. Слышу
их плеск - волны бьют в лицо. Шёпот ветра в камышах... Или то татарские
копья? Я прислушиваюсь к далёкому копейному гулу. "Астрахань! АСТРАХАНЬ!" -
приносит ветер многотысячные голоса. Слышу треск пламени - всё же опалила
моя шуба обидчика! Я улыбаюсь. Вновь шумят волны...
* * *
Мы сидели под Астраханью и ждали вестей из города - готовились к
встрече с братьями Прозоровскими. Посылали в город своих лазутчиков. Каждый
день к нам со свежими вестями текли перебежчики. Прозоровский-старший был
напуган после того, как получил известие о разгроме князя Львова под Чёрным
Яром и теперь торопился: чинил стены, углублял рвы, призывал стрельцов
оборонять город от воров Стеньки Разина. Но больше надеялся на каменный
кремль, недаром Астрахань считалась неприступной крепостью: шесть ворот,
десять башен. За каменным кремлём - Белый город со стенами в десять сажень и
толщиной в четыре. За Белым городом третья крепостная стена - земляной вал с
деревянными стенами.
Я сидел в шёлковом турецком шатре, захваченном ещё в Фарабате. Розовая
перегородка, за которой раньше скрывалась моя княжна Юлдус, исчезла -
никакого следа на земле не оставила моя красавица, только боль в моём
сердце. Тёмно-вишнёвое вино, словно литой свинец, тяжело лежит в золотой
чарке. Полог шатра откинут и внутри гуляет лёгкий, свежий воздух - пахнет
степью. Рядом с входом о чём-то с тихим смехом переговаривается моя
доверенная охрана. Слышен конский топот. Три всадника - определяю я. Охрана
молча их пропускает. Появляются: Василий Лавренёв-Ус, Фёдор Шелудяк и
низкорослый стрелец с угрюмым взглядом серых глаз.
- Здорово, атаман! - приветствуют есаулы.
Шелудяк кивает на невысокого стрельца:
- Вот, Степан Тимофеевич - перебежчик к тебе!
- Как звать тебя, молодец?
- Иван, Петров сын, - угрюмо отвечает стрелец, но в глазах вспыхивает
огонь - он радостно и возбуждённо смотрит на меня.
Я протягиваю ему чарку с вином:
- На-ко, Иван, Петров сын, отведай атаманского вина.
Стрелец лихо опрокидывает чарку. Фёдор смеётся:
- Здоров ты пить, Иван, Петров сын!
- Садись, - я киваю ему на подушки. - Какие вести привёз?
Стрелец не садится:
- Опасается тебя воевода Прозоровский.
- Правильно делает! - смеюсь я.
- Расставил на стенах пушки, определил к ним пушечный запас, назначил
стрельцов, чтобы за всё отвечали. Каждый день со своим немчином и братом
Михаилом ходят по стенам - проверяют.
- Пусть проверяют.
- Приказал завалить камнями все городские ворота изнутри, чтобы никто
не посмел их отворить твоим людям, батюшка!
- Придётся не через красный ход войти, - Василий Ус задумчиво покрутил
свои пушистые, чёрные усы.
- Митрополит Иосиф помог воеводе стрельцам жалование выплатить.
- Вот как?! - хмурюсь я. - Задобрит воевода стрельцов, не взять нам
города. - И что ж теперь стрельцы?
- Недовольных осталось много, - говорит стрелец. - В городе ходят твои
грамотки, люди их читают и говорят: "Когда же наш батюшка придёт,
поквитается с нашими обидчиками?!" По городу шастают боярские служки - чуть
что, хватают и волокут в Приказную избу, бьют батогами, кидают в яму! -
стрелец неожиданно скинул с себя кафтан и показал обнажённую, исчёрканную
вздувшимися, лиловыми полосами спину. - Вот, батюшка, батогами попотчевали -
за то, что хранил твоё письмо! - стрелец вдруг улыбнулся и признался: -
Письмо твоё хранил, да кто-то донёс сотнику - ещё дёшево отделался!
Я обнял стрельца:
- Ничего, Иван, Петров сын, скоро мы за всё спросим со всех обидчиков!
Значит, ждут нас люди?!
- Да, заждались уж!
- Василий, определи его в сотню, да найди ему лекаря - пусть отец
Феодосий его посмотрит. И ещё, - я подмигнул своим атаманам, - в ворота
соваться нам нечего, так что скажите казакам, чтобы вязали лестницы. И
ещё! - мой голос стал злым. - Вокруг сады. Посадские жалуются, что казаки
рубят деревья, трясут яблоки. Зовут нас, ждут, кормят оглоедов! Они такие
же, как и вы... Прознаю про то ещё раз - посажу виновных в реку! Так и
передайте казакам!
Вновь заговорил беглый стрелец:
- Вчера митрополит крестный ход устроил с хоругвями, образами святыми,
вторил молитвы возле ворот, кропил их святой водой.
- Всё одно то воеводе не поможет! - рассмеялся Василий. - Бог теперича
тож на нашей стороне - на реке стоят струги патриарха Никона и царевича.
Это была моя хитрость - мол, поднялись не только казаки и голь
перекатная, но и высшее духовенство, и даже государёв сын. Похожего со слов
других на патриарха Никона монаха я держал на струге в украшенной золотом
ризе. То же сделал и с царевичем - выбрал на его роль молодого татарина,
сына мурзы и посадил на струг, переодев казаков в рындиков с золотыми
топориками и украсил струг алым бархатом и золотом. Охране и доверенным
людям наказал никого близко к стругам не подпускать.
- Воевода - не дурак, затопил солончаки с восточной стороны - теперь
болото подходит до самых стен Земляного города. Здесь он нас опередил -
стены теперь не взять.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг