толстая, как горилла, только низкого роста. Дескать, караулит тех, кто туда
заходит. Якобы многие эту Чуню видели... И вот однажды, поперся я в это
бомбоубежище. Уж не помню зачем и по какому-акому случаю, но - свернул не
туда, и, конечно, не разобрался, запутался в переходах. И вдруг чувствую,
что недалеко от меня кто-то есть. Дышит, знаете, так, посапывает,
облизывается. Я чуть не умер, - мурашки по коже. Главное, в бомбоубежище-то
темно, но вдруг вижу: действительно - мохнатое, толстое, и как будто бы
даже физиономия различается. Лапы чуть ли не до земли, ну - в самом деле
горилла. И вот, вроде бы, она ко мне приближается. А у меня, Сережа, был в
руках меч. Это, знаете, такой - палка оструганная. И прибита короткая
поперечина вместо эфеса. Но - заточенный, острый, солидная такая штуковина.
И вот как, не знаю, но я ткнул мечом в эту Чуню. С перепугу, по-видимому, и
вдруг - заверещало, заверещало! И - как кинется куда-то в глубь коридоров.
Заикался потом я, наверное, дней пять или шесть. Ни в какое бомбоубежище,
конечно, больше не лазал. А затем отца по службе перевели, и мы из
Ленинграда уехали...
Котангенс словно очнулся и с большим удивлением посмотрел на Сергея.
Пальцы, сжимавшие трубку, отчетливо побелели.
- Н-да... - заметил Сергей, не зная, как реагировать.
- Я к тому вам рассказываю, что ситуации - перекликаются...
- Н-да...
- Но дети там, кажется, не пропадали...
Котангенс взял чашку и выпил её тремя глотками. Словно в чашке
находился не кипяток, а прохладная жидкость.
После чего поднялся.
- Спасибо за чай, Сережа. Извините, отнял у вас столько времени.
- Что вы, что вы... - невразумительно ответил Сергей.
- Но, вы знаете, захотелось увидеться с кем-нибудь, поделиться... И
ещё раз - спасибо за гостеприимство.
- Не стоит...
Он растерянно проводил Котангенса до ворот и довольно долго глядел,
как тот шагает по улице. А когда Котангенс свернул, недоуменно пожал
плечами.
Что-то он ничего не понял.
И в этот момент показалось, что из дома за ним внимательно
наблюдают...
Ощущение было такое, как будто прикоснулись к обнаженной коже спины.
Сергей стремительно обернулся. Однако дом, обвитый малинником, выглядел,
как обычно: темнели окна, свидетельствуя о тишине и прохладе, приглашала
подняться по низенькому крыльцу неприкрытая дверь, а плетенка веранды,
недавно вымытая и покрашенная, разбивала горячее солнце на дрожь ярких
квадратиков. Ничего настораживающего. И тем не менее, ощущение взгляда
по-прежнему сохранялось. Ветка, что ли, поднялась раньше времени? Ступая на
цыпочках, Сергей прошел внутрь. Ветка, однако, спала: из зашторенной
комнаты доносилось уютное размеренное дыхание, и светлела записка в
гостиной в круглом столе: "Подними картошки из погреба. Не буди до обеда".
Ни привета, ни даже подписи, хмурое приказание. Ветка, Веточка, строгий
библиотекарь. Так ты можешь остаться с одними незаполненными формулярами.
Он смахнул записку в мусорное ведро. Солнце било в гостиную, и был
виден тончайший слой пыли на телевизоре. Телевизор от этого казался
безжизненным. И казался безжизненным город, простершийся за оградой
участка: солнечные пыльные улицы, обметанные репейником, зелень жестких
кустов, гранитная окантовка набережной, ширь асфальта, лишенная даже
прохожих, и - невидимый липкий ужас над пустыми кварталами; и никто не
поможет, и не к кому обратиться.
- Андрон!.. - напряженным голосом позвал он.
Дрюня, судя по всему, тоже отсутствовал. Сергей пару секунд подумал, а
затем толкнул дверь.
Дрюня стоял в углу, почему-то были на нем высокие брезентовые ботинки,
очень старые джинсы и свитер, который расползался по ниткам, все лицо -
коричневато-серого цвета, а из впадины рта, как сироп, протянулась вишневая
струйка крови. И вообще он был какого-то не такого роста: мешковатый
осевший, притулившийся в стыке обоев, волосы дыбились у него, как пакля, а
прямые кургузые руки висели вдоль тела.
Сергей чуть не грохнулся от этой картины - он, как сумасшедший,
рванулся было вперед, но уже мгновенно дошло, что это не Дрюня, - что не
Дрюня, а мастерски сделанное подобие. Сразу стала видна расписанная
красками мешковина, целлулоидные глаза, которые дико застыли. Изготовлено
все это было весьма талантливо, сходство, несколько карикатурное, не
вызывало сомнений, посмотреть откуда-нибудь издалека, так - безусловно
Андрон, до сих пор Сергей и не подозревал у него художественных
способностей, но производило, однако, отталкивающее впечатление - словно
жалкая, уродливая копия человека. Сергей оглядел его с некоторым
отвращением. Значит, это и есть "заместитель", подумал он. То, что Дрюня
мастерил последние две недели. Как ему только времени своего было не жалко.
И потом, почему "заместитель", мы в детстве называли их "братиками". Я, как
помнится, изготовил "братика" Хомячка, а у Харитона был братик по имени
Галабуда. Харитон уже тогда любил дурацкие прозвища. И, насколько я помню,
"братики" эти были меньших размеров. Сантиметров, наверное, пятьдесят; как
изменились масштабы.
Он попытался вспомнить, зачем они делали "братиков". Ведь, наверное,
не для того, чтобы разыгрывать семейные сцены. Что-то там было совершенно
иное. Где-то нужно их было оставить, и кто-то их забирал. Нет, не помню,
давно все это происходило...
Сергей был несколько обескуражен. Неужели это "заместитель" за ним
следил? Елки-палки, как разыгралось воображение. Это - после вчерашнего,
наверное, результаты похмелья. Надо выбросить все это из головы.
Сказано - сделано, он перемыл на кухне посуду, аккуратно подмел и
протер кое-где заляпанный пол, просмотрел все углы: не бросил ли Харитоша
хабарик и, наконец, разогнавшись, вымыл доски крыльца, где приветливо
просияло свежее дерево. Настроение у него заметно улучшилось, ведь недаром
считается, что работа и помогает и лечит, абстиненция проходила, он даже
начал нечто насвистывать, в этом мире вполне можно было существовать, и,
лишь вспомнив о записке, оставленной Веткой, и подняв крышку погреба,
залитого мерзкой тьмой, он смутился, охваченный нехорошим предчувствием.
Очень уж ему не хотелось туда лезть. Засосало под ложечкой и нежный озноб
пробежал по затылку. Сергей рассердился по-настоящему. Он, в конце концов,
взрослый самостоятельный человек. Какого черта ему бояться предчувствий.
"Глупости это все", сказал он довольно громко. И, опершись руками о
деревянные ребра, решительно спрыгнул вниз.
Внизу было холодно, и стояла такая плотная тишина, что бывает,
наверное, только в погребе. Электричество здесь отсутствовало, но
достаточно было света, который проникал через квадрат в потолке: серел
мешок с прошлогодней картошкой, громоздились у задней стены пустые
деревянные ящики, а два мощных бочонка, которыми они были подперты,
создавали внутри ощутимую атмосферу гниения. Бочонки уже давно следовало бы
промыть, но все руки не доходили, Сергей лишь поморщился, а когда стал
набирать сухой крупный картофель, то квадратная крышка погреба вдруг с
пристуком захлопнулась.
Навалилась непроницаемая темнота, и, придавленный ею, Сергей
почувствовал, как у него сперло дыхание.
- Эй!.. что за шутки?!.
Ответа не было.
- Ветка! Дрюня!.. Это вы там ерундой занимаетесь?!.
Ни единого звука не доносилось снаружи. Зато в самом погребе, кажется,
от стены раздалось отвратительное, животное, тоненькое попискивание. И -
стремительный шорох, как будто там кто-то возился.
Сергей выпрямился. Мыши, подумал он. Тотоши нет, вот и обнаглели,
мерзавцы. Ничего, я завтра поставлю здесь пару капканов. А все щели
забетонирую, кончится у них сладкая жизнь.
Он вдруг понял, что совершенно утратил ориентацию. Лесенка, которая
вела из погреба вверх, находилась, кажется, где-то слева. Сергей вытянул
руку. Пальцы коснулись шершавых досок обшивки. Он шагнул и сразу же
ударился обо что-то. Брякнула свалившаяся с бочонка деревянная крышка.
Дохнуло гнилью. Мыши стихли, и в наступившей прямо-таки обморочной тишине,
он услышал, как мерно поскрипывают половицы под чьи-ми-о уверенными шагами.
Словно кто-то нагруженный пересекал вверху кухню, и тяжелая поступь роняла
труху из щелочек.
- Эй!.. Ветка!..
Ответа по-прежнему не было.
И на мгновение Сергею представилось, что - это Альдина, в своем синем
директорском платье и нелепых очках, пригибаясь, волочит дрюниного
"заместителя", и лиловые щеки её раздуты от напряжения.
Он вдруг вспомнил, что не далее, как вчера, он небрежно
поинтересовался у Ветки, откуда взялась эта Альдина, кто такая и почему
оказалась директором "Детского мира", лично он, Сергей, ни о какой Альдине
не слышал, и Виктория, на секунду задумавшись, объявила, что, черт побери!
- в самом деле какая-о загадочная история: ещё два года назад магазином
заведовал товарищ Бурак, он на пенсии, а почему появилась Альдина, неясно;
вероятно перевели, во всяком случае, не из местных. "Но откуда-то она,
значит, приехала", сказал Сергей. И смущенная Ветка, недовольно пожала
плечами: "Разумеется. Что это у тебя интерес пробудился?" - "Просто так". -
"Просто так о женщинах на расспрашивают". Чувствовалось, что ей неприятно
обнаруживать некомпетентность. Она быстренько прекратила тягостный диалог,
но Сергей нисколько не сомневался, что работа теперь начнется и что скоро
он будет иметь об Альдине самые полные сведения.
Но пока таких сведений не было, и он слушал, как поскрипывают кухонные
половицы, и беспомощно шарил руками по деревянной стене, и испуг
запечатывал горло комком возбуждения.
Впрочем, продолжалось это недолго. Поступь тяжких шагов наверху
удалилась, еле слышно, как в дреме, прикрылась наружная дверь, идиотская
лестница почему-то оказалась не слева, а справа, - неуклюже, как толстый
барсук, Сергей взобрался по ней и, спиной подняв люк, свалился на
скомканную дорожку.
Он почти ничего не видел, ударенный солнцем, веки плотно прикрылись,
стучала в виски закипевшая кровь, голос Дрюни спросил откуда-то из сияющего
пространства:
- Папа, что ты здесь делаешь? С тобой все в порядке?..
Сергей различил его в море света.
- Это ты тут расхаживал, пока я - внизу?
- Нет, - сказал Дрюня. - А что? Я только заскочил на минутку... Папа,
не лежи, поднимайся! Ты будто больной...
Впрочем, Сергей уже был на ногах.
И, не отвечая на торопливые дрюнины восклицания, подбежал к его
комнате и распахнул приотворенную дверь.
Сердце у него чуть не выскочило из груди.
Он даже всхлипнул.
Потому что "заместителя" в комнате не было...
6
"Старичок" довез их благополучно. Правда, он слегка завывал, точно
жалуясь, на двух длинных подъемах, а в начале второго подъема протяжно
чихнул, собираясь заглохнуть, и все-таки не заглох, а довольно уверенно
потащился наверх, где стояли, как в ожидании, густые темные пихты. Он даже
завывать стал как бы менее громко, а раскисшую часть дороги, за которую
Сергей опасался, миновал, вопреки ожиданиям, безо всяких усилий - лишь
отфыркиваясь и швыряя глину колесами.
В общем, Сергей был доволен. Не зря он все прошлые выходные пролежал
под машиной, и не зря, как будильник, наладил старый движок, и не зря
подтянул все шестнадцать болтов, очистив их вместе с ободом. Потрудился,
как следует, вот и соответствующие результаты. Ничего-ничего, "старичок" им
ещё послужит.
Он был так горд безукоризненной четкой работой, что когда раскисший
участок дороги остался у них позади, то не удержался и, повернув голову к
Ветке с Андроном, произнес, пожалуй, с некоторой хвастливостью:
- Как тянет, а?.. Как бульдозер!
Он даже забыл, что по крайней мере с Веткой они уже поругались сегодня
утром. Нужно было искать Тотошу, который так и исчез, а Виктория
настаивала, что выезжать надо немедленно: путь неблизкий, существует
опасность застрять, ничего твой Тотоша: побегает и вернется, сумасшедший
какой-то пес, делает, что ему вздумается. Она была неправа. Тотоша иногда
действительно отлучался, были у него какие-то свои, собачьи дела, но ещё
никогда он не отсутствовал такое количество времени - целых три дня -
Сергея это не на шутку обеспокоило, и тем более, что он помнил о замеченном
поводке. Никакой уверенности у него, правда, не было: обознался, почудилось
что-то не то, да и вся история выглядела не слишком уж убедительно. Зачем
Альдине Тотоша? И поэтому Ветке он насчет поводка ничего не сказал, а
заметил лишь, что собака же все-таки, существо живое, - и обидеться может,
и попросту потеряться. Поцапались они ощутимо. Ветка явно замкнулась и,
наверное, переживала ещё утренние разногласия, потому что в ответ на
хвастливую фразу Сергея небрежно кивнула. Меж бровей у неё обозначилась
резкая складка.
Общаться она не хотела.
Что же до прижатого рюкзаком Андрона, то Андрончик на эту реплику и
вовсе не отреагировал: чрезвычайно угрюмо молчал, посверкивая глазами, а
когда машину подбрасывало, цеплялся за ручку дверцы. Рюкзак был размером
чуть ли не с него самого, скреблись рядом корзины и подпрыгивала палатка,
свет в овальное склеенное стекло едва проникал, в полумраке нельзя было
разобрать, чем он, собственно, занимается, вероятно, решает свои какие-то
непростые проблемы.
С Дрюней вообще было сложно. Сергей долго разговаривал с ним после
происшествия на поляне, заходил так и этак, но, разговора не получилось, -
говорил, запинаясь и мучаясь, большей частью он сам, а Андрон лишь
посапывал, пыхтел и отмалчивался. А когда отмалчиваться было уже
невозможно, то опять же сопел и буркал что-то невразумительное. Выходило,
что на поляне он не был и ничего про это дело не знает. Он тот вечер
просидел у сарая, выстругивая из полена дубинку. Кстати, для чего ему такая
дубинка, он тоже не мог объяснить и опять бормотал, отворачиваясь, что,
мол, пригодится. Никакой конкретики выудить не удалось. В конце концов, он
сказал: "Я пойду, ну что ты, папа, меня допрашиваешь..." А Сергей, не
сдержавшись, ответил: "Иди-иди, но учти, что если тебе потребуется моя
поддержка, то при нынешнем поведении ты её можешь не получить. И останешься
один на один со своими трудностями". Впрочем, он тут же пожалел о том, что
сказал, потому что Андрончик замкнулся и не добавил ни слова. И сейчас он
как будто отсутствовал, явно чем-то отягощенный.
В общем, было предчувствие, что поездка окажется неудачной. Хотя, кто
его знает, может быть, и ничего. Может быть, ещё отойдут, очутившись на
месте. Сергей на это надеялся, и поэтому, когда "старичок", проседая,
выполз к опушке, то он, делая вид, что ничего особенного не произошло,
очень бодро выгрузил рюкзаки и мешок со спальниками, нарубил могучего
лапника в ближайшем леске, застелил им просохшую землю меж старых колышков,
и, воспользовавшись двумя стояками, сделанными ещё в прошлый раз, в три
секунды поставил палатку, которая запылала оранжевыми плоскостями.
Палатка была хорошая, польская, приобретенная год назад, и Сергей
просто радовался, как уютно она пристроилась на опушке. Настроение у него
сразу улучшилось, и, оставив угрюмого Дрюню разводить на старом кострище
огонь, а по-прежнему хмурую Ветку - разбирать барахло, которое возвышалось
над травником, он, забрав из багажника снасть, намотанную на картонку, и
увидев лежащий за запасным колесом арбалет, произнес, ни к кому конкретно
не обращаясь: "Ну, я пошел. Вы тут у меня не балуйте..." - и, подняв
стеклянную банку с червями, побежал по тропинке на песчаный берег реки.
Удилище он вырезал по дороге: очень длинное, гибкое, с удобной ручкой
между сучками, не удилище, а прямо спиннинг зарубежного производства.
Леска, как и положено, вошла в развилочку на конце, и багровый червяк
закрутился, противясь уготованной участи.
Сергей на него слегка поплевал. В приметы он верил, хоть и стеснялся
при посторонних. Но сейчас посторонних не было: от азарта и нетерпения он
весь дрожал, и крючок вошел в воду практически без всякого плеска -
вертикально встал поплавок, оттянутый свинцовым маленьким шариком.
Теперь оставалось лишь ждать. Время, разумеется, было не слишком
удачное: половина двенадцатого, солнце просвечивало реку насквозь, было
видно песчаное дно с разноцветными камешками, для хорошей рыбалки
обстановка неподходящая, но Сергей все равно надеялся, что повезет, в
прошлый раз ему удалось надергать семь-восемь вполне убедительных хариусов,
каждый грамм на четыреста, ну, может быть, немного поменьше. Он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг