лили дожди, будто вновь потоп всемирный начался, и не скосить, не сжать. А в
конце лета мороз вдарил. Начался невиданный доселе голод. А чего ждать, коль
комета тогда хвостатая в небе висела?
- Мои дед с отцом тогда в Москву подались.
- И мой отец тоже. Да там и сгинул.
- В наших краях совсем плохо было, только умереть - и все. Но и в Москве
не легче. На рынке четверть ржи за три рубля продавали. А купцы бесстыжие да
бояре бессовестные хлеб скупали, чтобы потом втридорога отдавать. Царь Борис и
закрома открыл, и деньги народу мешками раздавал - все бесполезно. Отец
говорил потом, что люди до крайности дошли - стали траву и сено есть, а уж о
лошадях и кошках и говорить нечего - не осталось их вовсе. На постоялых дворах
людей убивать стали, а мясо их в пирожках на рынках продавать. Отец
рассказывал, как самолично с толпой в клочья рвал тех, кто зерно утаил, а еще
видал, как продавца пирожков тех, из человечины, на кол сажали. Домой отец
один вернулся. Дед так в Москве и пропал. Тут я на свет появилась, но мать
недолго потом прожила. Хоть и протянули мы голодные времена на оставшихся
запасах да родня в первопрестольной была, но болеть мать начала. Чахотка ее в
могилу и свела. А отец в лихолетье где-то сгинул - то ли за поляков, то ли
против воевал, так и не знаю. Одно знаю, что и на меня, и на братишек моих
старших ему наплевать было. Вот повели меня, малую, братья по миру. Так
выросла в скитаниях.
- Как две капли воды судьбы наши похожи. Страшно. По всем прошлось время
то поганое.
- Страшно, коль снова оно придет. Эх, кабы все хорошо, мир да счастье на
земле были - но такого быть не может.
- Не может, - кивнул Гришка. Ему вспомнились недавние слова колдуна, и в
сердце вновь проснулась тревога...
Вернулась в починок Варвара к вечеру с пустой корзиной, на дне которой
лежало несколько ягод. Около терема толпились стрельцы, фыркали лошади, с
кухни во дворе валил густой дым. Похоже, губной староста со своим отрядом
прибыл.
Тут к Варе подошла Марьяна и осуждающе произнесла:
- Где тебя носит? Староста нагрянул, гулять собрался. И тебя спрашивал.
Приведи себя в порядок.
Варвара прошла в избу, умылась, причесалась деревянным гребешком, спрятала
волосы под косынку и побежала к терему. На пороге, опираясь на деревянную
колонну, в любимой своей позе стоял, скучая и позевывая, рыжий Бориска.
Сегодня он приоделся в зеленую рубаху и нравился сам себе. Увидев Варюху,
осведомился без всякого интереса:
- Все гуляешь?
- Гуляю, - грубо отозвалась она.
- Ну гуляй, гуляй, - выражение на Борискиной физиономии было как всегда
наглое и сальное, он по привычке хлопнул Варвару. Та покраснела больше от
злости, чем от смущения, и со всей силы ударила рыжего кулачком. От
неожиданного удара Бориска отлетел и чуть не перекинулся через перила.
Выругавшись, он прошептал под нос, провожая Варвару злым взором:
- Ничего, скоро сполна за все получишь. Варвара слышала эти слова, что-то
в тоне Рыжего ей не понравилось, но всерьез принимать их - много чести будет!
За дверями стоял управляющий. Он погрозил Варваре пальцем.
- Куда запропастилась? Тебя сам Егорий Иванович . видеть желает. Говорит,
хочу, чтоб Варвара мне подавала да чарку подносила, а боле видеть никого не
желаю. Говорит, шибко хочет тебя за зад ущипнуть... Говорит, такого мягкого
зада еще ни у кого не видал, ха!
- А тебе б, Ефим, только бесстыдные слова говорить. Хуже Бориски, право
слово.
- Поговори у меня... Живо на кухню - гуся в яблоках подавать будешь, и
чтоб на твоих устах улыбка сияла. Ясно? И не боись. Скоро их всех брагой
развезет, не до нас им станет.
Варя пошла на кухню, взяла там большой медный поднос с аппетитно пахнущим
гусем, обложенным яблоками и местами для красоты утыканным гусиными перьями.
Идти и смотреть на пьяного Егория ей не хотелось, а не идти нельзя. Варвара
вздохнула, подняла тяжелый поднос и направилась в терем.
Уже прилично опьяневший губной староста стучал по столу медной кружкой,
которую держал в правой руке. Левой рукой он обнимал Фрола - заплечных дел
мастера. Тот хоть и находился неизмеримо ниже губного старосты по своему
положению, но был правой рукой Егория. А верностью своей и хорошей работой
заслужил право сидеть за одним столом с хозяином и поднимать с ним кружку.
Фрол был невысок ростом, узкоплеч, с длинными руками и узловатыми,
необычайно сильными пальцами. Один глаз его косил, а потому казалось, что
смотрит он не только на собеседника, но и куда-то в сторону и видит там что-то
шибко важное. Своей работой он был доволен вполне и не считал ее зазорной,
как, впрочем, и окружающие. Профессия палача уважалась. Хорошее жалованье,
казенные харчи, да еще с губным старостой и воеводой чуть ли не запанибрата. И
помимо жалованья, как и все другие палачи, он неплохо наживался, продавая
заключенным в тюрьме водку.
- Во, Варвара! - крикнул губной староста, поднимая на девушку осоловелые
глаза. - Вот кого мне ущипнуть хочется. Наши-то барыни-боярыни все белятся да
румянятся, а это сильно умаляет их красоту. А попробуй-ка кто из них
отказаться от белил да румян, так и вообще посмотреть не на что будет. А вот
Варваре белила да румяна ни к чему, и так хороша!
Он потянулся к ней, чуть не упав при этом на пол, но успел ухватиться за
руку молодухи и рывком посадил ее на лавку рядом с собой.
- Садись, Варвара, давай покалякаем. Она пожала плечами, потупилась. Все
мысли ее были заняты тем, как бы выбраться отсюда.
- Я тож-же с бабами люблю говорить, - немного заикаясь, произнес заплечных
дел мастер. - У них кожа тонкая и нежная, с ними щипчиками хорошо работать. И
огонь неплохо действует. Вообще, с бабами легче.
- Тихо мне, изверг! - хлопнул ладонью по столу губной староста так, что
кружка подскочила. Он оторвал ножку от гуся, с невероятной скоростью обглодал,
а кость с размаху бросил в угол. - Ты, Фрол, с бабами без щипчиков и говорить
не можешь?
- Не могу, хозяин, - махнул рукой Фрол и приложился к своей кружке. - А
как с ними по-другому? Ежели батоги взять, то их тоже для бабы меньше, чем для
мужика требуется, но все ж таки батоги хуже, чем щипчики... Еще бабу лаской
можно взять, но то исключительно для удовольствия, да и антирес не великий.
- Антирес не великий... - передразнил палача Егорий. - Что ты, пустая
башка, понимаешь! - Он легонько ущипнул Варю за щеку. - Щечки, как спелые
яблоки, кожа, как у молочного поросенка, а ты - антиреса нет. Дуб ты, Фрол,
развесистый, хоть и важный в своем деле знаток. А ты. Варвара, что скажешь?
Есть для мужика в бабе антирес иль нет?
- Ох, и не знаю, что сказать-то, - она попыталась было встать, но губной
староста, вцепившись в руку, удержал ее.
- Погодь.
- Там кулебяка подошла, нести надо.
- На что мне, красавица, кулебяка? Не ходи, с тобой тут светлее стало.
Правда, Фрол?
- Истинная правда. Вон, в том углу светится, ей-богу, - перекрестился
Фрол.
- Дурак, это солнышко закатное в оконце светит. Вон какой закат сегодня
красивый. Прям, как кровь, красный. Любишь, Варвара, говорят, по лесу гулять,
красотами любоваться?
- Люблю.
- Любишь... Уж пора бы на парней почаще заглядываться, а тебе все грибочки
да ягоды.
- Неохота мне на парней заглядываться. Где наши годы. - Этот разговор
начинал раздражать Варвару, но куда денешься? После того как выпитого
становится чересчур много, староста запросто мог выйти из себя из-за одного
неосторожно брошенного слова или непочтительного жеста. Мог даже велеть
выпороть, как было однажды. Боль же Варвара не переносила, боялась ее, а еще
пуще боялась крови. От одного вида порезанного пальца ей становилось дурно.
- Годы как птицы. Не успеешь ухватить, глядь, а уже улетели. Хорошо, коль
до старости, лет этак до полуста, дотянешь, а то лихорадка свалит - и
быстренько в ящик сыграешь. Или люд разбойный в лесу выследит, по шее
топориком, и нет тебе еще и двадцати, а душа уже в чистилище от грехов,
нажитых делами неправедными, освобождается.
Губной староста с насмешкой смотрел на Варвару, и от его острого взора ей
становилось как-то не по себе. Так же как и от слов его - внешне радушных, но
от которых тянуло холодом.
- Я еще поживу. Долго поживу, - натянуто улыбнулась Варя.
- Эх, птичка, легка ты слишком разумом, доверчива, как тебе прожить-то
долго?
Разговор с каждой минутой становился напряженнее, хоть на первый взгляд не
скажешь - голос у губного старосты был мягок, почти ласков, слова учтивы. Но
такая уж у него манера - мягко стелит, да жестко спать.
- Ну куда, спрашивается, девице все время одной по лесу шататься? И чего
ты там находишь, в лесу этом глухом? Ладно бы польза была. А то вон Марьяна
говорит, что не умеешь ты грибы собирать.
"Вот болтушка глупая, - зло подумала Варвара, и тут ей стало холодно и
страшно. - А вдруг староста что-то заподозрил... Ну и пусть. Все равно
наверняка ему ничего неведомо, иначе разговор бы другой был. Ну а я не
дурочка, чтобы самой в чем-то сознаться".
- Лучше бы сидела дома. - Губной староста обгладывал вторую гусиную ножку
и говорил с набитым ртом. - Пряжу бы пряла, ткань вышивала - польза бы хоть
какая была. Ну да ладно, делай как хочешь, - отмахнулся он вдруг миролюбиво и
слегка ущипнул испачканными в жиру пальцами Варвару за руку. - Ох, хороша
девка! Правда, Фрол?
- Правда. Кожа тонкая, чувствительная. Варвара вздохнула с облегчением,
обрадованная, что губной староста сменил тему. Похоже, просто языком треплет,
чтобы что-то сказать. И не подозревает ее вовсе. А она уж разволновалась.
- Ну, я за кулебякой.
- Погоди, красавица, посиди еще со стариками, порадуй уж нас. Слушай,
Варвара, тревожусь я за тебя все-таки. В лесу же медведи, разбойники -
страсти-то какие.
- Вот уж не видела.
- Не видела? Ну-ка, посмотри на меня своими прекрасными глазами.
Она с замиранием сердца подняла глаза и тут, к удивлению своему, увидела,
что Егорий почти трезв и просто валял дурака, прикидываясь пьяным. И что взор
его остер, зол и пытлив. И что-то нехорошее для нее скрыто за взором этим.
Старостина рука схватила Варвару за косу.
- Эх, с разбойником слюбилась! Мало тебе добрых парней деревенских, с
которыми могла по стогам сколько хочешь миловаться. Так тебе разбойника
подавай, чтобы в темном углу хозяина твоего придушил.
- О чем разговор-то? - скривясь от боли, застонала Варвара. - Какой
разбойник?
- Бориска!
Тут же в горницу влетел Рыжий, который, видать, терпеливо ждал за дверями,
когда его кликнут.
- Рассказывай, Бориска.
- Ну, ходил в лесу. Ну...
- Что ну?
- Ну, видел их. Любилась с разбойничком. Из тех, которые с грабежом на
починок наш приходили.
- Правда это? - Губной староста притянул к себе за косу Варвару и теперь
смотрел ей прямо в глаза.
- Какая правда? Поклеп возводит! Злится, что я с ним ходить не хочу!
Внутри у Варвары стало пусто. Выследил-таки, черт рыжий.
- Нет, моя правда, - махнул рукой Рыжий. - Чего уж там. Варвара, говори
как было.
- Неправда!
- А о чем они разговор вели? - спросил староста.
- Ну, - замялся Рыжий. - Ну, чтоб починок наш разорить и всех тут
поубивать. А на добро, которое награбят, потом пить, да гулять, да жить
весело.
- Врешь! - Варвара вырвалась из рук губного старосты и набросилась на
Бориску, пытаясь вцепиться ему в лицо ногтями. - Не говорили мы об этом!
Рыжий отшатнулся, выставил вперед руки, пытаясь задержать девушку, но
ногти ее все равно прошлись по его щекам, оставляя на них красные полосы.
Подбежавший управляющий обхватил Варвару вокруг пышного бюста и не без труда
оттащил ее в сторону. Сладить с ней было нелегко, как с разъяренной кошкой.
- Ну вот, сама во всем призналась, - засмеялся староста, довольный, что
сработанная им ловушка подействовала. - Сама во всем ты и призналась. Значит,
чтобы деревню спалить - разговора не было. А об чем был?
- Не знаю я ничего, - Варвара заплакала, понимая, что проговорилась как
последняя дурочка и что дела ее теперь совсем плохи.
- Хороша девка, даже жалко, - вздохнул губной староста. - Но ничего не
поделаешь. Требует долг мой тебя колесовать.
- Как?!
- За пособничество в разбое. Впрочем, могу тебе помочь, потому как добр по
сути своей и снисходителен.
- Помоги, Егорий Иванович, - всхлипнула Варвара. - Ведь ничего худого я не
замышляла. И ничем разбойникам не помогала.
- Не помогала, - заворчал староста. - А кто подтвердить может, что ты им
не помогала? Как тебе на слово верить?
- Так кто же подтвердит?
В голове у Варвары все путалось, а по щекам текли горючие слезы. Она плохо
соображала. Мысль о том, что железные прутья будут ломать ее кости, раздирать
кожу, коверкать и рвать мясо, просто парализовывала ее.
- Кто, говоришь, подтвердит? Да тот разбойник может подтвердить. Надо
только, чтобы он из чащи глухой вылез и предо мной предстал.
- Так зачем ему вылезать?
- Незачем, конечно. Вот ты его и выманишь оттуда. Придется, красавица,
постараться.
Наконец Варвара поняла, что от нее хотят, и с негодованием воскликнула:
- Ни за что!
- Ты до завтра взаперти подумай. Варвара краса - длинная коса. Утро вечера
мудренее.
Управляющий вытащил из сундука заранее приготовленную веревку и начал
вязать девушку. Ему помогал Рыжий, которому хотелось отыграться на Варваре за
обиды, но он сдерживался, лишь потуже затягивал узлы и шептал себе под нос:
"За все тебе, болотная кикимора, достанется". Варвара же и не пыталась
сопротивляться. Она оцепенела и застывшим взором смотрела куда-то вдаль, и по
щекам ее текли слезы.
Когда девушку связали, Фрол, хрумкнув соленым огурцом, подошел к ней,
пощупал кожу на шее и удовлетворенно кивнул:
- Хороша кожа. Как раз для работы. Пожалуй, угольками лучше получится, чем
щипчиками...
АТЛАНТИДА. "ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ!"
Они идут, господин, - сказал Пантеомон, вбегая в залу, где Картанаг
собирался предаться оргии с тремя рабынями. Они натирали маслами его тело и
готовились ублажить его плоть.
- Видящий маг? - Картанаг встрепенулся, досадливо отмахнулся от женщин.
- И принц. Солнечный вестник донес, что они прошли южные острова!
Когда-то давно существовали совершенные системы связи, позволявшие
доносить сквозь пространство и время звуки и изображения. Но эти знания были
утеряны тысячи лет назад, так что наиболее распространенная связь ныне
осуществлялась при помощи зеркал, которые имелись на всех возвышенностях.
Люди, дежурившие у них, ждали сигнала от своих товарищей по цеху, находящихся
у других зеркал в пределах видимости. Так вести могли облететь всю Империю за
достаточно непродолжительное время.
- Когда они пересекли границу Империи?
- Вчера в полдень.
- Значит, будут к ночи. Надо готовить встречу нашим друзьям.
- Как прикажешь, хозяин, - кивнул Пантеомон. , - Я приказываю.
- Я готовлю людей и оружие. Я встречу их так, как положено столь высоким
особам.
Картанаг кивнул, жестом отпуская своего слугу. Потом посмотрел на рабынь.
Желание ушло. Мысли были заняты совершенно другим.
- Вон, - крикнул он.
Рабыни поспешно покинули помещение, оставив хозяина одного.
Картанаг сжал камень, который взял в разгромленном Дворце Света у старого
мага. От "Лунного осколка" исходил холод.
- Луна - владычица тьмы, хозяйка ночной нечисти и демонов. Ты дала силу
этому камню, - советник прикрыл глаза.
Его уже столько дней не оставляли яркие воспоминания - корчащееся
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг