именно с этим связана любовь их к латинскому языку. И привычка к месту
и не к месту вставлять в свою речь цитаты из римских классиков или
просто заменять в предложении на польском одно-два слова латинскими
синонимами. Благородный человек поймёт, а мнение людей неблагородных их
не интересовало. Собственно, и людьми хлопов голубокровные идиоты с
несколькими дипломами из разных университетов не считали. Пожалуй,
более яркий пример, что образование, даже самое лучшее, не гарантирует
наличие ума, найти трудно.
Нельзя сказать, что такие настроения доминировали везде. В Малой
Польше, на Востоке Польши Великой, большинство шляхтичей пошло в
ополчение. Они своего унижения при виде нагло шастающих дикарей под
стенами их замков и городов не забыли. Сбежавшие из русских воеводств
благородные люди, в том числе и схизматики, организовали не одну
хоругвь. Еврейская община, встревоженная страшными погромами в Малой
Руси, вооружила, снабдила лошадьми и припасами пять гусарских хоругвей,
наняла в Германии три тысячи наёмников. Зато шляхтичи Поморья, побряцав
саблями, похвастав друг перед другом своими будущими победами...
занялись привычными делами. Гулянками, сведением личных счётов с
соседями, прожиганием будущих доходов. Многие уже давно жили в долг. В
армию оттуда явилось людей меньше, чем из формально не вступившей в
войну Литвы.
Все призывы Владислава к Радзивиллам о приходе на помощь польскому
литовского войска наткнулись на глухую стену. Стремившиеся к полной
независимости от Польши литовские магнаты всячески манкировали своей
обязанностью выходить на бой по призыву монарха. Это было во времена
восстания Хмельницкого, в изменившейся реальности это тем более
случилось и в условиях погрома польских земель. Они отговаривались
необходимостью защищать Великое княжество Литовское от скапливавшихся
на его границах московитских полчищ. Впрочем, добровольцам выполнить
долг присяги никто не мешал. Многие шляхтичи явились из Литвы отомстить
за своих погибших от рук казаков родственников. Другими руководило
понимание своей ответственности перед Богом. Католическим. Пусть даже
все их предки в течение сотен лет были православными. Но очень многие
помимо этого шли по вполне меркантильной причине, надеясь
"прихватизировать" имения родственников, освободившиеся после гибели
хозяев. Или, как коронный и польный гетманы, вернуть собственные
поместья, казаками отобранные.
"Я этого Радзивиллам не прощу. Воистину, "Если Господь хочет
кого-то наказать - он отбирает разум". Неужели они не понимают, что
одолев нас, проклятые гультяи набросятся потом на Литву и разорят её
куда быстрее и легче? Но пока лучше выбросить их из головы. Хмельницкий
(а каким приятным человеком при встрече казался!) ведёт сюда огромную
орду. Армией эту толпу не назовёшь, однако уж очень много у него
всадников. Конечно, не полмиллиона - это брехня казацких агентов -
пусть сто пятьдесят тысяч... затоптать в поле могут. С привычной атакой
гусар придётся погодить. Эх, если бы шляхтичи не глотки на сеймиках
драли, а на защиту Ойчизны вышли... нет смыла попусту мечтать. Надо
поторопить всех, основное войско должно успеть возле Люблина хорошо
защищённый лагерь поставить до прихода врага".
Король ещё несколько раз глубоко вздохнул, и тронул повода. Конь
неспешно, осторожно стал спускаться с холма к медленно тянущейся
нескончаемой череде движущегося по дороге войска. Гусары, окружавшие
холм всё время раздумий повелителя, поехали за ним. Меры по
безопасности командования в армии предпринимались чрезвычайные, опыт
пластунских налётов прошлых лет не прошёл для поляков даром.
В сведения о том, что казацкие атаманы постановили поберечь его
жизнь, он не верил. И напрасно. Зимой в Чигирине были ожесточённые
споры по этому поводу. Ликвидация короля означала воцарение в Польше
ещё большего беспорядка, грызню за корону между различными панскими
коалициями. Однако победила точка зрения Аркадия, указавшего, что
Смоленская война показала способность магнатов в кризисные времена
сплачиваться и действовать разумно. А вместо Владислава могут избрать
куда более неприятную для Вольной Руси фигуру - кардинала-инфанта
Фердинанда или принца Конде. Появление во главе врагов умелого
полководца могло существенно осложнить жизнь Руси.
"Если мне не удастся изменить законы в государстве в свою пользу,
воистину великие беды его ждут. Что там откровенно меня не любящие
Радзивиллы, для которых я кость в горле... коронный гетман, старый друг
и богатейший в Польше человек - и тот пытался выехать к возвращению
имений за чужой счёт. Э, Адам, Адам... разве можно благородному
человеку быть таким жадным? Пришлось ведь наедине стыдить и призывать
его к здравомыслию. Слава Богу, умный человек, понял и исправился.
Личное гетманское войско теперь одно из самых больших в армии
формирований. Но сам факт, что пришлось уговаривать и стыдить... а
сколько сил и нервов мне стоило провести его в гетманы! Он же с военным
делом если и знаком, то издали. Но наглец Станислав Любомирский, аbsque
omni exceptione**, меня на таком посту совсем не устраивает, пусть он
привёл с собой больше всадников и пехотинцев, чем Казановский. С ним
sponte sua*** я уж точно не хочу иметь никаких дел. Хотя и приходится.
Propter necessitatem4*".
Почти двухсоттысячная армия неудержимо шла на восток, и всем в ней
казалось, что против такой невиданной в Польше силы никто не сможет
устоять. Около семидесяти тысяч всадников, из которых более пяти тысяч,
были "элитой из элит", гусарами, почти сто тысяч пехотинцев, на добрую
треть - опытнейших наёмников из Германии. Сто десять орудий - также
несравненно больше, чем когда-либо имела польская армия на поле боя.
Владислав считал себя опытным и талантливым военачальником, хоть и,
скрепя сердцем, признавал недостаток реального опыта командования
войсками во время битвы.
"Ничего, опыт - дело наживное. Столько лет изучал военное дело,
общался с талантливейшими полководцами... думаю, смогу показать всем
свои таланты. Не боги горшки обжигают".
Армия двигалась навстречу своей судьбе к выбранному лучшими
воинами полю боя невдалеке от Люблина. С удобным местом для
укреплённого лагеря и достаточно ровным для действия конницы, но с
ограничениями для обхода, приходилось учитывать, что всадников у врага
больше, пусть и несравнимых по боевым качествам с гусарией. Король
сомневался, что все шляхетские обозы успеют подтянуться туда до
появления врагов, но ничего поделать с этим было невозможно. Да и
отсутствие серебряной посуды или персидских ковров на боеспособности
войска сказываются мало, а артиллерия и запасы пороха должны были
попасть на поле боя вовремя.
* - вдвойне дает тот, кто даст быстро.
** - всякого сомнения.
*** - по собственному желанию.
4* - вследствие необходимости.
* * *
Богдан пластунских засад не боялся, не было ничего подобного у
поляков. Что не обеспечивало его личной безопасности. Покушения на него
устраивались обычно в таборе или городе, среди множества людей и в
присутствии охраны. Пока попыток лишить казацкое войско командующего
было две, но можно не сомневаться, что будут за ними следующие.
Переодетый казаком, но несколько выделявшийся поведением из окружающих
бывший монах разорённого католического монастыря бенедектинцев пытался
заколоть гетмана кинжалом - самые изощрённые пытки не выявили его связи
с кем-то. Человек мстил и, одновременно, пытался избавить мир от
посланца антихриста, коим он считал разрушителя католических храмов.
Зато попытку отравить Хмельницкого на торжественном обеде по случаю
пришедшего известия об освобождении Луцка организовал иезуит, посланный
братьями по ордену Иисуса Сладчайшего из Вильно.
Обоих повесили при большом стечении народа, литовскому канцлеру
выслали протест, заранее не сомневаясь, что толку от него не будет.
Иезуиты действовали в интересах католической веры, как они их понимали.
Властители земные - хоть канцлер Великого княжества Литовского, хоть
сам король Франции - были для них недостаточно авторитетны. Даже
римский папа в дела ордена вмешиваться опасался. Помнил о
скоропостижной смерти, постигшей его предшественников, пренебрегших
подобной разумной осторожностью.
В начале июня Богдан осознал опасность дальнейших осад и штурмов
не желающих признавать казацкую власть местечек и замков. Ему донесли,
что Владислав вот-вот может отдать приказ на выступление своей армии из
Варшавы. Вопреки надеждам, большая часть укреплённых пунктов на Малой
Руси отказалась сдаваться, предпочитая смерть на стенах рабству, пусть
даже временному. В результате чего его войско уменьшилось более чем на
десятую часть. Это притом, что самые мощные крепости обходились
стороной. Неожиданное взятие Луцка действительно выглядело чудом и
более пока ничего подобного не случалось.
Уже после начала выдвижения к Люблину пришла совсем неприятная
весть - во время одного такого штурма задрыпанного местечка Заславля
погиб фактический хозяин Левобережья Скидан. Знаменитый рубака и пал,
как настоящий воин. Ворвавшись на стену первым во время второго
приступа - предыдущий защитники отбили с немалыми для казаков
потерями - Карпо столкнулся там с более ловким фехтовальщиком и получил
смертоносный удар тяжёлой карабелью.
Мигом по казацким сотням и куреням поползли слухи, что не случайно
погиб знаменитый атаман, не без интриг гетмана это случилось.
Хмельницкому перед решающей битвой подобные настроения в войске были
совершенно не нужны, и он постарался встретиться побыстрее с главой
разведки Свиткой. Эта встреча и произошла около Владимира Волынского.
Пётр успел завернуть в войско Левобережья и мог рассказать о
случившемся и последствиях преждевременной смерти одного из
претендентов на булаву кошевого атамана. Богдан собирался устроить его
героическую смерть после битвы, где-нибудь в Малой Польше, поэтому
слухи о его участии в убийстве конкурента нельзя сказать, чтоб не имели
некоторых оснований. Как все великие люди, Хмельницкий шёл к
поставленной цели, не считаясь с потерями и не заморачиваясь моралью
обычных людей. Но конкретно в этой смерти виноват не был и не мог не
ломать голову о её причинах. Что мешало гетману сосредоточиться на
главном - подготовке к решающей битве, тем более что трудностей и без
этого хватало.
- ...так что можно точно сказать, не было там никаких хитрых
интриг. Гибель во время первого штурма одного из старых друзей взбесила
Карпа, он и помчался наказывать супротивников своей рукой. Да нарвался
на Янека Валевского, выяснили мы потом имя шляхтича. Поляк был моложе и
ловчее, а выучен владеть саблей добрыми мастерами... - доложил Пётр.
Легко было заметить, что и ему последние недели даром не дались. И без
того худощавый и немолодой, он ещё больше "постройнел", точнее -
подсушился, загорел до черноты, обзавёлся дополнительными морщинами.
Богдан не стал ждать, пока собеседник соберётся с мыслями для
продолжения:
- Как в его войске, Скидана, смерть атамана встретили?
- Как услышали, что Карпо убит, озверели. Мигом всех защитников со
стен смели, в город ворвались и там всех перерезали. Не только людей,
даже собак и скотину. Никого в живых не оставили.
- На меня... зла или обиды не держат?
Свитка подёргал себя за длиннющий ус, видимо, обдумывая ответ.
- Нет, Богдан. Я там со многими поговорил - все считают, что Карпо
сам в своей смерти виноват, полез в неподготовленный штурм и на саблю
нарвался. Тот чёртов Валевский ведь казаков пять или шесть порубил,
прежде чем его завалили и в клочья пошинковали. Многие видели смерть
атамана, он как нарочно на виду был.
Гетман вытер пот со лба, налил себе из крынки в кружку молока и
выпил. Также подёргал себя за ус, видно было, что человек волнуется.
- А здесь нехорошие слухи ходят, будто я его убил. Главное -
несвоевременные! Перед битвой армия должна безоговорочно верить своему
командиру...
- Ясное дело, враги эти слухи распускают. Их у тебя хватает.
Боюсь, не столько поляки или иезуиты, сколько другие атаманы стараются.
Сам знаешь, к твоей булаве не одна рука тянется. А уж после победы,
когда ты поважнее многих королей станешь... ни на миг нельзя будет
расслабиться. Помнишь, что Аркадий о Руине, хай ей грець, поведал?
- Такое забудешь... если бы не его рассказы, я бы уже мысленно
корону примерял. А так... не желаю такой злой доли своим детям...
- Да уж, такое не всякому врагу пожелаешь.
- Не смейся, но мне сильно хочется, аж кортыть, его сюда
вытребовать, когда этот чёртов попаданец рядом, спокойнее себя
чувствую. Хотя добре понимаю, що толку здесь с него... никакого... Так
говоришь, войско Скидана за мной пойдёт?
- Не сомневайся! - Свитка тоже налил себе в кружку молока и
медленно, с видимым наслаждением его выпил. - Казаки там готовы глотки
врагам рвать зубами! На тебя никто зла не держит.
Хмель достал кисет, зажигалку, набил трубку табаком, раскурил её.
Петр молча ждал.
- Говоришь, пых-пых, и собак со скотиной порубили?
- Да, никого живым там не оставили, даже православных
священнослужителей порубили, прямо в церкви.
- Нехорошо... пых-пых, мы ведь - православное воинство.
Свитка пожал плечами. Оба знали, что это не первые батюшки или
дьяконы, погибшие от рук восставших. Правда, раньше подобной
неразборчивостью грешили объявившие себя казаками хлопы, а сейчас
постарались сечевики, доминировавшие в окружении Скидана.
- ...пых-пых... надо бы этот случай использовать.
- Постараться, чтоб в других местечках и замках побыстрее узнали о
страшной участи слишком упорных в обороне?
- Да, пых-пых, а то мы уж очень большие потери несём. Оно,
конечно, хорошо, что мои бывшие хлопы боевой опыт получают, вражеских
пуль и сабель меньше бояться будут. Но они же мне при штурме польских
городов понадобятся. Люблинское воеводство будем зачищать от поляков
полностью, чтоб ни одной католической рожи там не осталось. Этак до
Кракова идти некому будет, всех на окраине Польши положим.
- Эх, не сообразили заранее! Добре, сегодня же пошлю людишек,
постращаем ворогов.
- Да... ворогов и надо стращать. Они нас должны бояться до дрожи в
коленках, до пачкаемых при одной мысли о нас шаровар!
- Сделаем святым покровителем Срачкороба? - улыбнулся Свитка.
- Нет, - на полном серьёзе ответил гетман. - Святым покровителем у
нас архистратиг небесного воинства Михаил будет. Однако и Юхиму, когда
он голову сложит, среди святых заступников место найдётся. Какое войско
король собрал?
- А он и сам об этом ещё не знает! - пожал плечами Пётр. - Армию
он собрал большую, сильную, а вот насколько... это только на поле боя
выяснится. Ясно, что намного меньше, чем мы опасались. Сто пятьдесят
тысяч будет точно, двести... сомневаюсь. Думаю, не дотянут до двухсот,
и сильно.
- Гусары?
- От четырёх с половиной тысяч до шести. Гусарские хоругви и сотни
не только король собирает. Однако выучены и снабжены гусары будут куда
хуже, чем в прошлые годы. Коней подходящих не хватает, доспехи не все
пахолки* полные иметь будут... даже у товарищей** с этим трудности
есть. Славно мы в прошлом году по Польше погуляли.
- Недостаточно, если они смогли такое войско собрать. В этом надо
более сильный удар нанести. Чтоб, когда турки на нас всей силой пойдут,
в спину некому бить было. Панцирников много?
- До пятнадцати тысяч. Эээ... скорее меньше... на одну-две тысячи.
- И тысяч пятьдесят лёгкой конницы?
- Если не шестьдесят.
Богдан помолчал, накручивая собственный ус на палец, уйдя в свои
мысли. Вынырнув из них, остро глянул в глаза собеседника.
- Много это, Пётр. Слишком много. Если сила на силу идти,
одолеть-то мы одолеем, но сами кровью изойдём.
- Так зимой сколько об этом говорено... кому, как не тебе, их
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг