Даже для самых современных нарезных ружей это было слишком большое
расстояние. Судя по количеству дымов, стреляло их не меньше двух-трёх
тысяч. И они не просто палили в воздух - по польским рядам пошла гулять
смерть. Всадников и коней сбивали на землю, калеча и убивая, ядра
пушек. А артиллеристов и вышедших вперёд штуцерников - пули. Пушкари у
поляков кончились уже во время второго казацкого залпа, и в дальнейшем
сражении польская артиллерия не принимала участия совсем. Уцелевшие при
этом штуцерники благоразумно кинулись прятаться внутри табора,
некоторые даже бросили при этом на землю свои дорогие штуцера. Только
сейчас Николай осознал важность донесения нескольких шпионов, что
казакам раздают какие-то особые пули для нарезных и для гладкоствольных
ружей.
Пока коронный гетман оценивал обстановку, враги смогли удивить его
ещё раз. Второй залп из пушек и штуцеров последовал с невероятно,
сказочно маленьким перерывом после первого.
"Ведь штуцеры нужно заряжать не меньше пяти минут! Пушки же
требуют ещё большего времени на перезарядку! Езусе Христе, каким
образом они это делают?!!"
Ларчик этой тайны раскрывался просто. Пули Минье, изобретение
девятнадцатого века, не только летели дальше, чем обычные свинцовые
болванки, они ещё и заряжались быстрее. Два выстрела в минуту для
стрельбы ими было вполне нормальным результатом. А удивительная
скорострельность казацких пушек объяснялась способом зарядки. Порох был
упакован заранее в картонный футляр, благодаря чему можно было менее
тщательно чистить банником ствол при скоростной стрельбе, опасность
преждевременного выстрела снижалась на порядок. На ускоренное забивание
пыжа пушкари тренировались не одну неделю, пролив не одно ведро пота.
После такой скоростной зарядки оставалось пробить через запальное
отверстие в картоне дырку, и орудие было готово к огню. Правда, при
стрельбе не заполошной, как в этот момент, банить стволы надо было даже
более тщательно, чем обычно. Стволы изнутри были тогда полны раковин,
останься там хоть один уголёк - преждевременный выстрел гарантирован. И
хорошо, если в небо, а не в своего же пушкаря.
Ядра стали разрушать, прежде всего, строй кавалерии, убивая и
калеча передних, лучше всего вооружённых и защищённых всадников.
Опытнейший Конецпольский отреагировал на это немедленно, послав их в
атаку. Не дожидаясь команды от коронного гетмана, кавалерия правого
фланга сдвинулась с места и, постепенно набирая ход, пошла в атаку на
конницу черкесов и казаков. Земля задрожала от топота тысяч копыт. На
врага двинулась необоримая, как считали сами поляки, сила. Развивались
флажки на опущенных копьях, колыхались за спинами гусар плащи из
львиных, тигриных, леопардовых, медвежьих (у самых бедных) шкур.
Опомнившись, Потоцкий отдал приказ атаковать и коннице
Калиновского. Та, уже несколько смешавшись под обрушившимся на неё
градом ядер, рванула вперёд с особенным энтузиазмом. Здесь тоже хватало
богато одетых и хорошо защищённых латами всадников. Лучшая в мире - так
они считали сами - кавалерия готовилась разметать, стоптать своих
врагов. Им уже неоднократно это удавалось сделать, никто из них не
сомневался, что получится и в этот раз.
Саженях в ста от артиллерийских позиций сначала конницу
Конецпольского, потом несколько отстававшую кавалерию Калиновского
встретили залпы картечи. Они заметно проредили первые ряды наступавших,
но, естественно, не остановили порыв тысяч всадников. Да, заржали,
завизжали от боли раненные кони, закричали поражённые картечью люди,
однако продвижения конных масс на врага вражеская стрельба не
остановила ни в малейшей степени. Но несколько мгновений спустя из
невидимых щелей, расположенных параллельно передней линии казацких
укреплений, вылезли вдруг по паре десятков или дюжин казаков с шестами.
Они не очень дружно выпустили в накатывавшую на них конницу по ракете
каждый. И польская атака бесславно завершилась. Визжащие, воющие,
гудящие, испускающие вонючий дым, будто черти, выпущенные из ада,
ракеты полетели на атакующих.
Сначала с ними встретились гусары. Сами-то храбрецы если и
испугались неведомого оружия, то страх смогли преодолеть. Однако для
лошадей это было слишком страшно и неожиданно. Конница встала, всадники
вынуждены были уделить своё старание не атаке, а попытке усидеть в
седле, и не всем это удалось. Строй рассыпался, в сотне метров перед
углом казацких позиций забурлила толпа лошадей и людей, где каждый был
сам по себе. С небольшим опозданием то же самое произошло и на другом
фланге. Казацкие позиции скрылись за клубами бело-серого порохового
дыма, даже тянувший с северо-запада ветерок не успевал их разогнать.
Потеряв врагов из виду, казаки стрелять не перестали и хоть попадать
стали реже, многие картечины и пули продолжали находить свою добычу в
толпе.
Далее в ход битвы вступил особенно зримо человеческий фактор.
События на флангах перестали походить на зеркальное отображение одного
действа.
Конецпольский, страдая, хватаясь за сердце, смотрел на уничтожение
своих любимцев, красы и гордости всей Польши, гусарии, но больше
никаких действий не предпринимал. Он уже понял, что победы в этот день
полякам не добиться, надо было заботиться о достойном поражении. Шедшие
вслед за гусарами панцирники уже успели, кто остался в седле,
развернуть коней и припустить назад, когда лава из двадцати тысяч
всадников накрыла бестолково толкущихся гусар и начавших бегство
"казаков" (средняя кавалерия, набиравшаяся только из шляхты), как их
ещё называли. Сбежать смогли только самые везучие из последних,
точнее - самые трусливые или сообразительные, начавшие отступление
(бегство) первыми. Проскочив мимо готовившихся к бою второй и третьей
линий, беглецы драпанули и с поля боя, чем и сохранили себе жизнь.
Впрочем, многие - ненадолго.
На не полностью успевших восстановить строй гусар, стоявших на
месте, что для конницы губительно, налетели с разгона черкесы и казаки.
Вырубив противников из первой линии, вал из почти пятнадцати тысяч
всадников - при уничтожении гусар они потеряли всего несколько сот
человек - покатился дальше. Вышедшая вперёд вторая линия поляков, чтоб
не быть застигнутыми ударом врагов в стоячем, обрекающим на поражение
состоянии, рванула навстречу коалиционной коннице. Конецпольский тут же
направил на помощь второй линии третью. Более широкая из-за
многочисленности линия конницы казаков и черкесов начала уже
обхватывать врагов с флангов, когда на них обрушились всадники третьей
линии. В поле завертелась мясорубка, причём ближе к польскому табору
победа склонялась к черкесам, по центру схватки казаки медленно,
благодаря численному превосходству, додавливали соперника, а черкесский
отряд, шедший с самого края, попал под удар третьей линии, уже почти
остановившись, и у него возникли нешуточные проблемы.
Хмельницкий это заметил и приказал остальным своим конникам
ударить колонной вдоль овражка. Ещё пятнадцать тысяч всадников
стронулись с места и, постепенно набирая ход, пошли на врага. Пусть
черкесы по внешнему виду проигрывали полякам, а казаки второй линии
смотрелись сущими оборванцами на малорослых конях, пятнадцать тысяч
всадников по тем временам были немалой силой.
Опять пришла пора дёргаться Конецпольскому. Получи он резерв,
который немедленно запросил у коронного гетмана, вполне возможно, ему
удалось бы свести схватку на своём фланге вничью, несмотря на численное
преимущество у врага. Не судьба. Потоцкий ответил, что резерв отправлен
на помощь Калиновскому, где положение стало угрожающим.
Коронный гетман волне спокойно мог бы употребить и слово:
"катастрофическим". На левом польском фланге дела разворачивались куда
быстрее и печальнее. Увидев расстрел остановившейся первой линии,
польный гетман немедленно отправил на помощь первой линии вторую.
Учитывая, что часть пространства перед вражескими позициями была
блокирована расстреливаемой казацкой артиллерией или бегущими
предшественниками, тем на ходу пришлось перестраиваться, из-за чего их
ход заметно снизился.
Хо-Урлюк оценил ситуацию и бросил на врагов сразу половину
всадников. Зависимых ногаев, попавших в немилость, или просто выходцев
из невлиятельных калмыцкий родов... Они с визгом, воинственными
воплями, осыпая на скаку врага стрелами, набросились на обе линии
поляков сразу. Не прошло и пятнадцати минут, как поляки стали отступать
под давлением более многочисленного врага. К моменту сшибки половина
калмыкской орды имела почти в три раза больше всадников, чем две
польские линии разом. Калиновский запаниковал и направил на выручку
отступающим и последние свои три тысячи. Причём даже не пытаясь ими
как-то сманеврировать, на увеличение толпы. Неудивительно, что их
хватило ненадолго. Калмыки, не имевшие возможности сцепиться с врагами,
стали непрерывно обстреливать задние ряды поляков из луков, пуская
стрелы по дуге. В отличие от сгинувших гусар, легкоконная третья линия
не имела доспехов, этот ливень из стрел непрерывно выкашивал их,
выбивал из строя.
Через пятнадцать минут такого бодания поляки побежали. Явившийся
на помощь Чарнецкий с резервом пытался их остановить, однако Хо-Урлюк
чуть раньше Хмельницкого провёл сходный манёвр. Переформировал
оставшуюся половину войска в колонну и направил её вдоль днепровского
обрыва. Не только многочисленные, но и неплохо защищённые воины (в
отличие от татар, калмыки имели много бронированных всадников) легко
прорвались сквозь резерв поляков (храбрец Чарнецкий погиб одним из
первых) и совершили охват фланга, заходя полякам в тыл. Чуть позже это
проделал и Хмельницкий. Сражение кончилось, началось избиение.
В центре Потоцкому тоже было впору кричать "Караул!". Лишившись
возможности стрелять по всадникам, казацкая артиллерия за полчаса
превратила польский табор в кучу мусора и груды трупов. Бросая оружие,
пехота попыталась бежать, но удалось это немногим. Почти одновременно с
переходом бегства из табора в повальное конница коалиции завершила
окружение польской армии. Большинство бежавших солдат было настигнуто и
схвачено или порублено, спаслись только те, очень немногие, кому
удалось съехать без повреждений в овраг или к берегу Днепра.
* - Немецкой и венгерской она была только по названию и форме
одежды. Служили в этих частях жители нынешних Украины и Белоруссии. Они
считались лучшими и более неприхотливыми воинами, чем западноевропейцы.
Победа оглушительная, но ликовать некогда.
После окружения польской армии сражение превратилось в добивание
упрямых и пленение сообразительных. Последних оказалось большинство.
Пехота сопротивляться больше не пыталась и сдавалась охотно.
Поведение польских всадников было куда как более разнообразно.
Некоторые отчаянно и умело дрались до смерти или выбивания из седла.
Русская шляхта предала свою веру, но выродиться в гламурную бестолочь
они не успели, умели местные шляхтичи саблю в руках держать и врагу в
глаза смотреть не боялись. Группа окружённых, добиваемых гусар смогла
выскользнуть из толчеи схватки и, прорубившись к овражку, побросав
своих ненаглядных коней, сбежала, уйдя пешком. Казаки размениваться на
преследование нескольких десятков человек не стали.
Другие, испугавшись, пытались драпать назад, но удалось это только
самым первым беглецам, бросившимся в бегство в начале сражения. Затем
кольцо окружения захлопнулось, попытки его прорвать обычно стоили
трусам жизни. Если им не везло быть сдёрнутыми на землю арканом.
Третьи, видя бессмысленность сопротивления, сдавались. Кто-то с
надеждой выкупиться из плена и продолжить борьбу, наёмники - просто
спасая шкуру. В лёгкой коннице шляхтичей служило не так уж много, а
местным жителям простого происхождения или хорватам с валахами умирать
за Речь Посполиту совсем не хотелось.
Попала в плен и вся верхушка польского войска. Некоторые, как,
например, польный гетман Мартин Калиновский, за своё будущее могли
особо не переживать. После того как он стал личным пленником Хо-Урлюка,
ему оставалось только ждать выкупа от родственников за своё
освобождение.
Совсем по-другому сложилась судьба Станислава Конецпольского,
Николая Потоцкого, Адама Киселя и ещё нескольких активистов успокоения
Украйны и приведения бунтующего плебса к покорности. Их торжественно,
под одобрительные крики, непристойные комментарии и улюлюканье посадили
на кол. Колья не слишком высокие, зато толстые, с перекладинами и
навесами над ними, чтобы солнце не убило казнимых раньше времени. Чем
толще кол - тем мучительнее и дольше умирание, а перекладина не давала
возможности колу проникнуть слишком глубоко, обрекая сидящего на смерть
от внутренней инфекции. Незадачливым инициаторам захвата чужих земель
предстояло самим хлебнуть того лиха, коим они так охотно наделяли всех
несогласных с ними. Их даже поили водой и насильно подкармливали жидкой
кашкой, заботясь о продлении жизни врагов на радость казацкого войска.
Такую судьбу им и Яреме Вишневецкому определили ещё зимой в Азове.
Чтобы лишить врагов умелых и опытных командиров и показать всему миру:
издеваться над русскими опасно для жизни и здоровья. Не все поначалу
соглашались, уж очень большой выкуп можно было получить за жизни этих
магнатов, но именно отсутствовавший сейчас на поле попаданец убедил
атаманов казнить их в обязательном порядке, невзирая на упущенную
выгоду.
- Воевать с Калиновским или биться с Конецпольским - две большие
разницы! - сказал, среди прочего, тогда он. - А драться с поляками нам
не раз придётся, просто так они нас на волю не отпустят. Опытные и
умелые военачальники во главе врага нам совсем не нужны, никакая плата
за их освобождение вреда, который они нам нанесут, не окупит. Мёртвые
не кусаются! - очень уместно вспомнил он цитату из блистательного
произведения Стивенсона.
Казаки с таким подходом согласились, действительно родственными
душами были этому литературному персонажу. Звонкая фраза понравилась
всем присутствующим.
- Да и сделать такое послание всему миру не помешает, - продолжил
тогда Аркадий. - С теми, кто ведёт себя как взбесившийся зверь, мы и
будем обращаться именно как с бешеной собакой!
Настаивая на казни нескольких магнатов, попаданец думал, что их
повесят или утопят, но атаманы решили продлить удовольствие, казнь
заняла почти неделю, последним сдох на колу Адам Кисель. Единственный
схизматик-сенатор, весьма близкий ко двору магнат был искренним
защитником православия и одним из самых последовательных врагов
казачества. Воевать с казаками боялся, но пакостил им везде, где мог.
Очень живучей тварью оказался, не хотел покидать этот мир, даже терпя
неимоверные муки. Возможно, потому как догадывался, что его ждёт на ТОМ
свете?
Не участвовавшая в битве конница резерва кинулась в погоню за
сумевшими вырваться из окружения всадниками. Как ни странно, хотя у
поляков лошади были несравненно лучше и быстрее, часть из них была
настигнута и пленена. Пострадали самые трусливые, слишком долго гнавшие
своих скакунов галопом и загнавшие их насмерть.
Васюринский так и не дождался лошадей. Потом уже он узнал, что
поляки оставили охранять табун три сотни хорватов и сотни полторы
вооружённых слуг, победить-то их две посланные сотни, может, и победили
бы, при большом везении, но весь табун при этом разогнали бы по степи.
Подумав, сотники решили выжидать подкрепления, которое и подошло к ним
в виде тысячи казаков резерва. Увидев такую силу, польская стража и
сдалась без боя.
Трофеи победителям достались огромнейшие. Но вот пропивать добычу,
как это было в обычае у многих сечевиков и донцов, было некогда. Перед
коалицией лежала оставшаяся без армии богатейшая страна, все понимали,
что сейчас-то и настало золотое время для грабежа. Поэтому отдыхали на
поле боя недолго. Конница, разбившись на несколько больших отрядов с
проводниками из казаков, двинулась в Центральную Польшу. В Южную уже
входили крымские татары.
Огромные обозы с награбленным двинулись в Сечь, Азов, степь и на
Кавказ. Однако у грабителей желание прибарахлиться ещё только
усилилось. Не собиралась сидеть без дела и казацкая пехота, и
дополнительно формирующиеся кавалерийские полки тяжёлой конницы, благо
и коней, и доспехов для этого было в изобилии. Да, польская армия
разбита и уничтожена, но большая часть городов и замков по-прежнему
находилась в руках казацких врагов, предстояло их отбивать и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг