будут работать с величайшим усердием, к осени сделать достаточное для
переправы количество судов не успеют. И там тоже не хватает денег.
- Разве есть какое-то место, где их хватает? Так, может, и не
будем сейчас с этим спешить? В Армении Ахмед армию собирает, ты сам
говорил, она больше и румелийской, и нашей.
- Больше - не значит сильнее, падишах.
- Если соберёт очень большую, то нас и ярость воинов оджака может
не спасти. Задавят толпой, затопчут. Думаю, и они сейчас деньги
собирают?
- Точно не скажу... но куда ж без денег?
- Да... серебро всем нужно. Бейтюльмаджи, а насколько у нас плохо
с деньгами?
- Совсем плохо, о светоч нашей жизни. В поход мы выступили с
немалой казной, султан Мурад собрал с райя особый военный налог. Но
время идёт, войско ест и пьёт, скотину тоже без кормов не оставишь, от
той казны меньше трети осталось. Султан рассчитывал на прибытие денег
из Сирии и Египта, но, боюсь, арабы нам, пока всех лжесултанов не
поубиваем, ничего не заплатят.
- И Мустафе? Слышал, что его и наши янычары весьма уважают.
- Оджак при нём очень хорошо жил - службой не перетруждали, за
грабежи в Стамбуле не спрашивали... только для халифата это могло плохо
кончиться! - за казначея ответил великий визирь.
- Так?.. - проявил настойчивость султан.
- И ему.
- А потом?
- Он умрёт от горя из-за сгинувших в междоусобице воинов Аллаха.
Не сразу после того, как попадёт в наши руки, а через два-три месяца.
Есть медленные яды, а покушать последний Осман очень любит.
- Хорошо. Я неодобрительно отношусь к убийствам царственных особ,
особенно после того, как сам стал халифом.
Присутствующие вежливо заулыбались шутке султана. В его шатре,
ранее принадлежавшем Мураду IV, могло бы разместиться и заметно больше
людей, но сейчас здесь оставались только те, кто реально определял
линию поведения армии. Нетрудно было заметить, что при соблюдении
внешней почтительности слово султана здесь не является решающим, и
халиф об этом прекрасно знает. Да и великий визирь вынужден
прислушиваться к словам своих соратников очень внимательно. Довольно
скудное освещение светильников хорошо подходило к атмосфере заговора, в
шатре доминировавшей. Ясно было, что после победы часть из
присутствующих сцепится в смертельной схватке за власть уже между
собой, однако сначала эту самую власть необходимо было добыть. Разбить
конкурентов.
- Значит, решено, идём на восток? - прервал небольшую паузу
султан.
- Да! - твёрдо ответил на вопрос повелителя великий визирь
Зуграджи-паша.
- Да! - поддержал его новый сердар, Силахдар-паша.
- Да! Согласен! Немедля! - вслед за лидерами высказались и
остальные члены дивана.
- Бейтюльмаджи, хватит ли нам денег на поход, хотя бы... до
Эрзерума?
- Боюсь, нет, падишах. На оставшиеся средства нам и до Анкары не
дойти. А перед боем стоило бы поощрить воинов. Малыми деньгами здесь не
обойтись.
- Есть у кого мысль, как нам пополнить казну?
В шатре возникла недолгая, но очень неприятная пауза. Здесь
собрались воины, "люди пера", как называли в халифате гражданских
чиновников, ещё не успели завоевать значительного влияния при новом
султане.
- Ко мне подходили вчера... - бейтюльмаджи тщательно подбирал
слова, - несколько евреев-ростовщиков...
- Из Истамбула? - встрепенулся Зуграджи-паша.
- А?.. Не знаю, может, и из столицы, я не спрашивал.
- Напрасно. Они могли бы много чего рассказать о состоянии дел у
наших врагов.
- Особенно если поднести огонька к пяткам! - отозвался кто-то из
второго ряда.
- Нам эти сведения важнее, чем деньги, которые мы собираемся
просить у них? - ядовито поинтересовался Гирей. Взгляд на отозвавшегося
он бросил совсем не дружественный. После чего обратился к
бейтюльмаджи. - Я так понимаю, эти ростовщики пришли к тебе с
предложением?
- Да, падишах. Они сказали, что готовы выкупить за полцены особый
налог на вилайеты Западной и Центральной Анатолии.
- То есть земель, нами на данный момент контролируемых. А
Восточной и Румелии?
- Нет. Я спрашивал.
- Чем же он обосновывают такой отказ? Неужели сказали, что не
верят в нашу победу?
- О нет, что вы, халиф! Разве кто посмеет так сказать, даже если в
его дурную башку такая глупая мысль залетит? Они сказали, что почти
разорены набегом казаков на город. Многие дома и семьи потеряли.
- После чего выкупили у Еэна военный налог на Румелию, а нам
предлагают деньги за две трети Анатолии. Сколько же денег у них до
разорения было? Хотел бы я быть таким бедным, как они сейчас.
- Вы, султан, будете самым богатым человеком мира, дайте только
срок.
- Да услышит тебя Аллах! Что думает диван? Будем брать деньги?
- Чего тут думать? Брать надо! - не побоялся высказаться первым
сердар.
- Действительно, без денег у нас скоро столько бед вылезет... надо
брать. Только не слишком ли для них жирно будет, половина? Всегда
раньше выплачивали полную стоимость, а уж потом сдирали с райя вдвое
больше. Половина - это слишком мало. Надо требовать не менее трёх
четвертей и соглашаться на две трети.
- Пока султан Ислам Гирей не сядет твёрдо на трон в Истамбуле, не
займёт Сераль, никто нам полной доли вперёд не даст! - назвав самого
себя как бы со стороны, высказался халиф.
Остальные согласились брать у ростовщиков деньги в счёт особого
военного налога, обязав только бейтюльмаджи выторговать больший процент
от него. Интересоваться экономической стороной вопроса, смогут ли нищие
крестьяне и затюканные иноверцы выплатить такую подать, никто и не
подумал. Кому какое дело до райя?
* * *
Всего на день раньше подобное совещание было и в Восточной армии.
Разве что не в шатре, а в большом зале одного из дворцов Эрзерума. И
там пришли к выводу, что ни о какой победе и мечтать нельзя, если
срочно не раздобыть деньги. После долгого обсуждения и в Армении
решили, что кроме как у ростовщиков, за несобранные налоги, их взять
быстро негде. Естественно, и к важным людям из окружения нового
падишаха Ахмеда Халебского подкатывались ростовщики с деловым
предложением. Разве что были они не евреями, а армянами. В связи с
резким порицанием акого промысла в Коране в халифате это совсем не
уважаемое дело контролировали иноверцы. Армяне также отказались от
соблазнительного права собирать налоги в провинциях, Ахмедом не
контролируемых, ссылаясь на разорение от набегов персидской конницы. Но
содрать деньги с запада Грузии, востока Анатолии и Сирии они были
готовы. На чём стороны полюбовно и договорились. Мнение и без того
находившихся на грани голодной смерти крестьян никого и там не
заинтересовало.
* - Чорбаджи - суповар, так в оджаке называли полковников. Там все
звания с кулинарным уклоном были.
** - Аджеми оглан - мальчики для внешней службы.
Непривилегированная школа оджака, из которой выходили обычно простые
вояки и младшие офицеры.
3* - Бейтюльмаджи - главный казначей оджака.
Прелюдия.
Уманщина, июнь 1638 года от Р. Х.
Уход коронного гетмана из армии в частную жизнь мало кого
встревожил в Польше. Ведь вместо Конецпольского её возглавил Николай
Потоцкий, много лет прослуживший его заместителем и получивший кличку
Медвежья лапа. Потоцкий был опытным и храбрым воякой, но как полководец
был куда как менее талантлив. Самостоятельных побед, кроме как над
восставшими крестьянами, он не одерживал, находясь всё время в тени
своего командира, и правда выдающегося военачальника. Теперь Медвежьей
лапе надо было доказывать свою способность заменить предшественника.
Тем более товарищи в войске и русская шляхта его приняли очень хорошо.
Несравненно лучше, чем нового польного гетмана, Мартина Калиновского,
назначенного благодаря удачной интриге при дворе.
Ещё зимой Потоцкий стал планировать наведение порядка среди хлопов
и казаков, однако жизнь заставила резко изменить планы. У южной границы
появился новый, по донесениям разведчиков многочисленный враг -
калмыки. Сразу подозрительно спевшийся с врагом старым - казаками. Его
тревожные письма в Варшаву не возымели положительного эффекта, пришлось
выкручиваться самому.
Николай радовался неповоротливости вражеских командиров. Пока
казаки и калмыки гонялись по степи за ногайцами, выясняли отношения с
крымскими татарами, он успел собрать невиданную для Речи Посполитой уже
не одно десятилетие армию. Пусть больше трети кварцяного войска сидит у
московской границы, пехота Вишневецкого и Конецпольского, других
магнатов восполнила ряды пешей рати до прежнего числа, а конницы у него
сейчас было больше, чем в любой кампании польской армии за последние
полстолетия. Выбрав место южнее Умани, он выстроил сильно укреплённый
лагерь, штурмовать который в лоб было бы для любого войска
самоубийством, обойти не позволяла местность, сделать же глубокий
охват...
"Пускай, пся крев, попробуют, как раз на марше моя конница их и
поймает. И, с помощью Девы Марии, истребит. Не помогут этим дикарям ни
великое множество собранных конников, ни проклятые казацкие табора.
Выдержать удар гусарии в поле не способно ни одно войско мира!"
У Николая и его брата Станислава, назначенного королём
уполномоченным по казацким делам, уже была с Владиславом IV
договорённость, что Потоцким отойдут земли на Полтавщине. Завидущие
глаза магнатов и щедрость короля на чужое обещали сделать обоих
невероятно богатыми людьми. Появление казаков, построивших давно хутора
или небольшие имения на территории, понравившейся Николаю, вызывало
тревогу и требовало немедленной реакции.
"На Заднепровье и так - что ни хлоп, то казак! Теперь же ещё и
этих дикарей придётся опасаться. Как не вовремя это нашествие! Ничего,
ещё пройдутся частым гребнем сабли королевского войска по вам, вашим
жёнам и детям - всех уничтожат!"
Во избежание неприятностей, коронный гетман предпринял
титанические усилия по отражению возможного нашествия с юга. Замирение
Заднепровья пришлось отложить на потом, чем восставшие хлопы и
поддерживавшие их казаки не преминули воспользоваться. Власть короны
там теперь признавали только в городах и хорошо укреплённых замках. Да
и в городах... было неспокойно. Антагонизм между православными и
представителями других конфессий достиг взрывоопасного уровня.
Наконец разведка донесла, что казаки идут на Умань. В польском
войске весть вызвала радость и оживление. Огромное по меркам Европы
число, высокое качество собравшихся воинов давали повод здесь не
бояться и более многочисленного противника. Возможно, были люди,
чего-то опасавшиеся, однако вслух, при таких-то настроениях,
высказаться по-другому никто не посмел. Все готовились затоптать
врагов, забить их плётками, не вынимая сабель.
- Не будем пачкать дедовы клинки грязной кровью быдла!
- Правильно! Запорем их нагайками прямо с седла!
- Еще не затупились наши сабли, есть сила в руках, вырубим их
вчистую! Затопчем их копытами наших коней!
- Выставим колья с сидящими на них бунтовщиками отсюда и до Киева!
Пусть хлопы видят, к чему приводит бунт, и боятся даже думать о нём!
- Плебс должен знать своё место! Ну, а если подзабыл, мы охотно
укажем.
Меньше всего лагерь польской армии походил на готовящийся к бою.
Скорее - на празднующий великую победу. Паны гуляли, ускоренными
темпами стараясь выпить всё вино, что привезли с собой. Везли же его
немало. Обоз при войске поражал огромностью и пышностью. Не меньше
половины обитавших в нем если и были мастерами, то не сабли или
стрельбы, а кулинарии, шила и дратвы, розыска для хозяина
привлекательных девок. Не все предавались повальной гульбе, многие
угощались умеренно, но в быстрой и лёгкой победе убеждение было
поголовным. Или, по крайней мере, все высказывались в таком духе.
Атмосфера радостного ожидания охватила всё войско.
Диссонансной ноткой стало известие, что казаки и калмыки, не дойдя
до польского войска полперехода, стали лагерем и принялись окапываться.
То есть, конечно, окапывались искусные в этом казаки, заставить
кочевника рыть землю - задача почти невыполнимая. Но, как умеют строить
укрепления проклятые неслухи, многие знали не понаслышке. Приходилось
уже польскому войску штурмовать казацкие табора и укреплённые лагеря, и
каждый раз это выливалось в тяжелейшее сражение с огромными потерями
для обеих сторон. О том, что ещё ни разу такие штурмы не закончились
успехом, в армии Речи Посполитой вспоминать не хотелось никому. Большая
часть побед над казаками была одержана из-за истощения запасов пороха и
свинца у защищающихся. Казаки либо выдавали своих атаманов, либо бывали
биты на отходе.
Совет по дальнейшим действиям войска затянулся надолго и был
отмечен бурными дискуссиями. Он резко отличался от подобного
мероприятия у противника уже по внешнему виду совещавшихся. Больше
половины присутствующих имело, если выражаться политкорректно, заметные
излишки... хм... тела. Так что по весу и объёму поляки (практически все
имевшие русские или литовские корни, война была гражданской)
превосходили врагов очень существенно. Ещё больше бросалась в глаза
разница в цене таскаемого на себе имущества. Впрочем, по стоимости
оружия черкесы и казацкие атаманы врагам практически не уступали, но
дорогая одежда (шёлковые халаты) в коалиции была только на калмыцких
вождях. Черкесы одеты были скромно, казаки, все как один, таскали на
себе жуткие воняющие протухшей рыбой тряпки. Поляки же сверкали
драгоценностями, отсвечивали парчой и шёлком, блистали дорогими сукнами
и бархатом. Правда, озаботиться о сочетаемости цветов в собственной
одежде большинство и не подумало, с современной точки зрения
многоуважаемые паны походили на попугаев. Да и вели себя не менее шумно
и склочно.
Споры возникали по малейшему поводу, а то и без оного. Уж очень
велик был шляхетский гонор у присутствующих, слишком много было старых
счётов между ними. Казалось, вот-вот, и почтенные магнаты выхватят свои
сабли и сойдутся в поединке прямо в шатре коронного гетмана. Особенно
вызывающе себя вёл бывший коронный гетман, привыкший повелевать и
командовать. Пусть шатёр был не его, а принадлежал его преемнику, ранее
служившему польным гетманом, но, видя знакомые все лица, пан Станислав
то и дело переходил на командный тон, на который уже не имел права.
Ведь командовал он только своим личным магнатским войском, а короля и
верховную власть представляли теперь Николай Потоцкий и новый польный
гетман Мартин Калиновский. Последний особенно болезненно относился к
солдафонским выходкам Конецпольского. Не менее возмутительно вёл себя и
Иеремия Вишневецкий, явившийся на совет в поддатом состоянии, хотя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг