огрести... с такими соседями лучше жить мирно и в союзе.
* * *
Дожди прекратили войну в Кумыкии. Даже союз с кабардинцами,
несколькими окотскими племенами и периодически наведывавшимися туда
калмыками окончательной победы гребенцам не принёс. Кумыки были
храбрыми и умелыми воинами, крепости выстроенные ими в горах славились
надёжностью. Из-за непрерывности боевых действий в их селения пришли
голод и болезни, однако они держались из последних сил. Ещё хуже
приходилось тем окотам, которые приняли ислам - союзникам шамхальства.
Их прессовали как враждебные соплеменники, отказавшиеся менять религию,
так и гребенцы с кабардинцами. Перед ними встал уже вопрос о выживании.
Часть мусульманизированных окотов, спасаясь от уничтожения, уже
двинулась высоко в горы, выдавливая обитавших там немногочисленных
вайнахов на историческую прародину - южную сторону Кавказского хребта.
Гребенцов бесконечная война с Тарковским шамхальством начинала уже
бесить, ведь из-за неё они потеряли возможность пограбить Царьград и
Трапезунд, пошарить по польским землям. Но уходить куда-то при таких
соседях - чистейшей воды сумасшествие, приходилось воевать, радуясь,
что война идёт на земле врага. Чем дальше, тем больше казакам-гребенцам
хотелось покончить с этой застарелой враждой. Любыми способами, как
угодно, но избавиться от неудобных соседей.
* * *
Донская земля стремительно менялась. Невероятными темпами росло
население, как казачье - за год показачились тысячи ногаев, русинов,
черкесов, калмыков, существенно изменив баланс сил в войске - так и
мирное. На Дон пришли с Малой Руси преследуемые там католики, евреи,
униаты, благо здесь конфессиональных запретов на проживание не было.
Часть прибывших хотели быть казаками, но большинство предпочло
заниматься каким-нибудь другим делом, платя городкам, на территории
которых оседали, налоги. Такое было и раньше, но масштабы нынешнего
переселения многих старожилов тревожили.
Пока доминировавшие на севере Донской земли сторонники соблюдения
традиций не заметили одного важного процесса - стремительно растущего
перекоса в демографии с перестраивающимся под новые реалии Низовьем
Дона. Население этого региона выросло за год на порядок, а люди туда
всё прибывали и прибывали. В Верховьях прирост был несравненно меньшим,
это вскоре должно было сказаться и на политическом весе атаманов этих
земель.
Не всех там даже уход вековечных врагов обрадовал. Ведь на смену
им на востоке пришли лучше вооружённые и организованные калмыки, а с
севера резко усилилась угроза прихода царя и его помещиков. Раньше их
татары сдерживали, а теперь этой опасности не было, боярские и
дворянские глаза завидущие не могли не заметить плодороднейших земель,
пригодных для освоения. К тому же, даже среди казаков немало было
людей, которые не любят и не принимают изменений в принципе.
Довольно легко захваченный кусочек Черкессии требовал всё больших
и больших усилий и средств для его удержания. Поселенцам приходилось не
расставаться с оружием ни днём, ни ночью. Осевшие на землю потому, что
не жаждали судьбы казаков, русины там вынужденно становились воинами,
альтернативой были смерть или рабство.
Господи, оборони от происков нечистого!
Львов и его окрестности, октябрь 1638 года от Р. Х.
Темно, сыро и зябко было в помещении. А главное - чего уж перед
своими притворяться - страшновато. Не только и не столько моросящий
дождик и холод середины осени на улице тревожили подмастерьев и старших
учеников гильдии кузнецов, собравшихся здесь, в наспех оборудованной
караулке одной из башен львовских укреплений. Страх перед возможным
штурмом города осадившим его казацким войском холодил их сердца. Они
сидели на лавках, расставленных вдоль стен, и трепались ни о чём.
Говорить откровенно в присутствии начальства было глупо, привычно
шутить о сердечных делах товарищей - стрёмно. Хоть и говорят, что
темнота - друг молодёжи, но парни предпочли бы зажечь для бодрости и
тепла очаг, или хотя бы лучину подпалить.
Однако назначенный командовать стражей этой башни мастер гильдии
кузнецов Хофмайер против огня и освещения резко возразил.
- Мы зачем здесь собрались? Если кто думает, что о бабах
потрепаться или выпить втайне от жён, у кого они есть, то он сильно
ошибается! Мы здесь поставлены Лемберг охранять от страшных врагов. Не
дай Бог ворвутся они в город, всем будет плохо. Если здесь огонь
зажечь, то, выбежав по тревоге на стену, мы первое время, как кроты,
будем слепы. Скажите спасибо, что разрешаю дежурить там, под дождём и
ветром по одному.
Спорить с членом магистрата - себе дороже. Особенно когда он
славится вздорностью характера и большими связями вплоть до Варшавы. С
него станется, если в дурную голову взбредёт, выгнать всех на стену,
под дождь и ветер. Поэтому попыток уговорить Хофмайера разжечь очаг или
зажечь лучину, больше никто не делал. С другой стороны, в темноте можно
тихонько подремать... главное при этом не храпеть и не падать с лавки.
Обжора Фридрих попытался завести разговор о сосисках с капустой,
но был оборван уже собратьями по несчастью, в смысле - боевому
дежурству. Прихваченные с собой ужины все давно подъели, и дразнить
желудки болтовнёй о вкуснятине никто не хотел. В общем - тоска зелёная.
Но ТАКОГО развлечения они точно бы предпочли избежать, если бы у них
был выбор.
Как ОН появился в помещении, вошёл, как люди заходят, или
материализовался прямо здесь, никто не видел. Просто раздался вдруг
незнакомый голос от входа, говорящий на польском языке (все беседы
кузнецы вели на родном швабском диалекте): - Ян Алембек сюда не
заходил?
Естественно, все, кто не дремал слишком крепко, повернули головы
ко входу и, несмотря на темноту, увидели вошедшего (или появившегося).
Хотя предпочли бы ничего такого в жизни не видеть. Потому как стоял там
человеческий скелет со светящимися глазницами. Голый скелет, без мяса
на костях и с ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СВЕТЯЩИМИСЯ провалами глазниц. Кузнецы люди
крепкие, остальные их часто колдунами считают, ведь они из земли железо
получают. Но собравшиеся здесь были законопослушными подданными и
добрыми католиками. С нечистой силой они не знались и знаться не
желали. Появление слуги того, чьё имя лучше не произносить, тем более
глубокой ночью, их мгновенно ввергло в шоковое состояние. Заговаривать
с посланцем тьмы никто не спешил. Все дружно постарались прикинуться
несуществующими, слиться со стенами, будто репетировали такой манёвр на
плацу. Тишина вокруг воцарилась почти идеальная. Почти потому, что из
угла слышалось чьё-то сладкое посапывание.
- Так мне ответит кто или нет?! Ян Алембек сюда заходил? - с
заметным раздражением повторил вопрос скелет. В наступившем безмолвии
его слова казались просто оглушительными. Только Бог и тот, кого лучше
не поминать, знают, каким образом он говорил, ведь языка и всего
прочего у скелета нет. В смысл вопроса пока никто и не пытался
вслушаться. Один из подмастерьев потом признался, что, увидев этот
ужас, перестал дышать и чуть не задохнулся от страха. Другой рассказал,
что несколько раз сильно зажмуривался и, раскрывая глаза, надеялся
увидеть перед глазами обычную ночную тьму. Без поднятого кем-то кошмара
из ада. Все храбрые защитники города, находившиеся в помещении,
притихли, как мышь под веником.
Громкие звуки разбудили заснувшего невдалеке от входа Ганса
Штрауса.
- А?! Что случилось?! - встрепенулся он. Чем привлёк внимание
скелета, уставившегося прямо на него. Увидев спросонку прямо пред собой
такую инфернальную картину, бедолага потерял сознание и свалился на пол
прямо возле места, где до того мирно дремал. Вокруг разнёсся аромат
нужника, видимо, организм подмастерья спешно избавился от всего
лишнего. Будь на месте львовских кузнецов сечевики, они бы наверняка
заподозрили в происходящем одного своего товарища. Но запорожцы были не
внутри укреплений, а вовне.
Из угла послышался громкий дробный стук зубами. К этому времени
парализующая составляющая шока несколько ослабла, сразу двое или трое
парней начали молиться и креститься, пытаясь святой молитвой изгнать
нечистую силу прочь. Увы, то ли молились они недостаточно искренне, то
ли грехов на них было с избытком, но скелет и не думал исчезать или
рассыпаться. А святой воды, как на грех, ни у кого с собой не было.
- Сгинь!
- Изыди!
- С нами крестная сила! - раздавались из разных мест восклицания.
Многие принялись крестить наваждение. Однако и наложение крестов от
стоявшего у входа кошмара кузнецов не избавило. Порождение падшего
между тем от прозвучавших обращений к богу только озлилось.
- Так ответит мне кто или нет?!! Ян Алембек здесь был?!! - рявкнул
скелет и указал своей костлявой рукой на притихшего, как и подчинённые,
мастера. Из его кисти вдруг вылетел тонюсенький, неправдоподобно не
расширяющийся, будто материальный лучик света и упёрся в грудь
Хофмайера, на которой появилось маленькое световое пятнышко.
Только тут находящиеся в шоке, наконец, поняли, о ЧЁМ спрашивает
дьявольское создание.
- Эхе... - первая попытка говорить мастеру не удалась, горло
отказало. - Кх! Кх! - прокашлялся он и уже вполне членораздельно (разве
что чуть дрожащим голосом) смог ответить.
- Нет здесь господина бургомистра. И приходить он сюда не
собирался.
- Да? - отреагировал пришелец, явно неприятно удивлённый этим
сообщением. - Тогда разрешаю вам всем закрыть глаза.
Все дружно воспользовались этим разрешением. Когда же решились
открыть (некоторые сделали это нескоро), то никаких порождений сатаны в
башне не было. И пахло здесь не серой, а испугом продолжавшего лежать
без сознания Штрауса. Правда, дежуривший на стене Петер Йодль исчез,
будто его и не было.
О товарище, находившемся вне помещения, вспомнили далеко не сразу.
Каждый думал о себе и о своей чуть было не погубленной врагом рода
человеческого душе. Почти всем захотелось немедленно облегчиться, хотя
пива во время несения стражи никто не пил. У башенного помещения со
сливом наружу образовалась очередь, но никто и не подумал выглядывать,
не говоря уж о том, чтоб выходить наружу. Бог его знает, зашёл тот...
ну, в общем... не человек, или материализовался прямо в караулке,
однако выходить было страшно. Особенно одному.
Только через немалый срок друг Петера, Руперт Шмидт решился
выглянуть из двери и убедился, что никого снаружи нет. Это открытие ещё
больше укрепило всех во мнении, что до первых петухов лучше посидеть
всем вместе в помещении, в молитве к Господу. Предложение очнувшегося
Ганса Штрауса закрыть двери на засов и нарисовать на них кресты после
короткого, но бурного спора было отвергнуто. Решающим стало слово
мастера.
- Для нечисти любые неосвящённые двери не преграда. А вот когда
придут нас менять армяне, то будут сильно удивлены отсутствием стражи
на стене и закрытыми дверями на ней. Тогда нам и без... потусторонних
сил плохо будет. За оставление поста во время войны и повесить могут.
Армянские купцы в городе жили уже сотни лет. Вся восточная
торговля контролировалась именно ими. Дело это было очень прибыльным и
чрезвычайно опасным, караваны находились в пути годы, и прибытие
каждого было настоящим праздником для львовян. Восемнадцать лет назад
армяне стали униатами и от казаков ничего хорошего ждать не могли, как
и швабы-католики. Этим утром, придя менять стражу в башне, армяне были
весьма удивлены пришибленным и испуганным видом обычно шумных и
энергичных кузнецов. Не звучали вопреки обыкновению шутки, никто не
пытался всучить сменщикам, якобы по дешёвке, что-то
смертоубийственное... бледными тенями швабы соскользнули в город и
растворились в его узких улочках. По закону всемирной подлости именно
сменщики на месте происшествия и узнали всё одними из последних, когда
в башню явился католический ксёндз с причетом, освящать помещение.
После прихода смены все бегом ломанулись в город. Хофмайер
прямиком к бургомистру, а его подчинённые по домам. Уже к обеду весь
город не просто знал о случившимся, а гудел, как большой колокол в
пасхальный перезвон. Правда, слово "знал" для описания ситуации
подходит не очень хорошо. Скорее - совсем не подходит, потому как
"знали" львовяне весьма различающиеся версии случившегося. Причём
настолько различающиеся, что совместить их никак было нельзя. Что не
мешало не только известным любовью к сплетня кумушкам, но и почтенным
бюргерам и благородным шляхтичам подряд пересказывать эти самые не
стыкующиеся друг с другом варианты произошедшего ночью события.
Новости жгли узнавших их, как горячие угли, казалось, не
расскажешь другому - спалят изнутри. В связи с отсутствием каких-либо
средств связи приходилось людям выходить на улицы и идти или ехать к
тем, с кем хотелось поделиться невероятными известиями. И очень часто
львовяне в этот день знакомых дома не заставали, те сами ушли делиться
узнанным.
В рассказах нечисть размножалась с пугающей скоростью. О её
появлении уже не в одной башне, а во многих, если не во всех, говорили,
как о безусловной правде. Кто-то вспомнил вой собаки (собаки ли?) на
кладбище, кто-то пророчества местного юродивого... Обречённость
бургомистра и всего магистрата на вечные муки в геене огненной
доносилась, как неоспоримая истина. Уровень испуга и взвинченности
горожан быстро достиг взрывоопасной черты. Люди стали искать - на ком
бы выместить свои отрицательные эмоции.
Удачным день оказался для казацких снайперов. Засев вокруг города
в разнообразных укрытиях от дождя, они выцеливали на стенах
неосторожных. Обычно таких было немного, воины и ополченцы города Льва
быстро осознали опасность, угрожавшую от запорожских стрелков. Но в
этот день на стены почему-то полезли попы с причетом. Увы, верующие в
бога сечевики не видели греха в убийстве человека в рясе. Расстались с
жизнью или получили смертельные раны пять священнослужителей (три
ксёндза, униатский и православный попы) и несколько их помощников.
Попытка освятить немедленно не только основания, но и верх стен
провалилась.
Меткость казаков больно аукнулась православным львовянам. В
нескольких католических храмах прихожане, собравшись в толпу, шли
громить православные кварталы, не без основания подозревая их жителей в
симпатиях к бунтовщикам. И власти вмешиваться в это безобразие не
спешили, давая возможность испуганным и озлобленным людям выместить
свои эмоции на ненадёжных горожанах. Несколько десятков человек
погибли, многие были жестоко избиты, немалое число женщин и девушек
пытались подавать в суд, требуя наказать насильников. Без толку,
естественно, православных религиозная терпимость Речи Посполитой не
касалась.
В таких городах, как Львов, бургомистрами дураки редко
становились. Сделал выводы из произошедшего и Ян Алембек. Рассказ
Хофмайера, донесения стражников и городских чиновников убедили его, что
затягивание осады может стоить ему не должности, а жизни. Уж лучше
выгрести всю львовскую казну и хорошенько потрясти местных богатеев, но
убрать от города бунтовщиков. Если проклятые запорожские колдуны нашлют
на стражу нечисть, люди могут и не выстоять. Деньги ещё можно нажить, а
жизнь Господь человеку даёт один раз.
* * *
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг