порядком. Потом и за организацию конницы возьмёмся.
"От доброе дело придумал Аркадий! Через пару лет будет у меня
сильная армия и без казацкой вольницы. Да с его помощью мы это войско
самым сильным в мире сделаем! Нет, беречь этого чёртового попаданца
надо, охрану посильнее приставить. Очень нужный и полезный человек!"
- Возражений у сечевиков не было?
Хмель оскалился и развёл руками.
- Как не быть? Были и остались. Уж такое дело все, кто на моё
место метит, обыграли. Только ведь я их собираю не как кошевой атаман,
а как гетман Русский. Побурчат и успокоятся.
- А с организацией военного училища как?
- Сейчас - никак! - Тяжело вздохнул Богдан. Иметь своих,
воспитанных в личной преданности командиров войска ему и самому ну
очень хотелось. Огорчённо покачал головой.
- Всем некогда. Зимой поспокойнее будет, соберу грамотных
атаманов, опытных казаков, может, кого из пленных наёмников привлечём,
мои люди их сейчас перебирают, кто на что горазд.
- Жаль. Чем скорее мы младших командиров обучать воинским наукам
начнём, тем больше у нас будет шансов уцелеть.
- Сам понимаю, но все годные на это дело люди сейчас в походах.
Дело непростое, с бухты-барахты такое не совершишь, подготовка нужна. А
здесь ещё одна напасть образовалась, чёртов поп Могила козни против нас
строить начал.
- Постой, постой, - удивился Аркадий. - Тот самый Могила, из семьи
молдавского господаря, митрополит Киевский?
- Он самый, чтоб его разорвало и гепнуло!
- Как козни? У нас же его великим защитником веры и Украины
выставляют, чуть ли не святым. А ты говоришь...
Выглядел попаданец совсем ошарашенным. Он-то считал знаменитого
митрополита заведомо верным союзником. Столько хорошего в двадцать
первом веке о нём читал.
- За веру, может, он и горой стоит, хотя своего предшественника на
митрополичьем престоле совсем не по-божески, с помощью
высокопоставленной родни и знакомых при дворе скинул. Да и его шашни с
польским двором... сильно сомневаюсь, что он так уж вере отцов предан.
Но нас, казаков, он люто ненавидит! Быдло мы для него непослушное, хуже
хлопов. Родичи, Вишневецкие да Потоцкие, для него куда ближе и дороже
простых русичей. Да шляхта мелкая, вроде меня, ему - пыль под ногами.
Гонору там... выше крыши, как ты говоришь.
Вспомнив молодого ещё офицерика в войске Жолкевского, Богдан
поморщился. Молдавский принц и в молодости к казакам относился с легко
читаемым презрением, даже к казацкой старшине шляхетского
происхождения.
Чего-чего, а столкновения с главой православной церкви на Украине
Аркадий не ожидал. Ведь само восстание здесь шло именно под
православными лозунгами, а здесь такой афронт. Противостояние с
митрополитом, да ещё таким авторитетным, могло просто погубить всё
затеянное дело.
- Договориться с ним полюбовно не получится?
- Не знаю, но сильно сомневаюсь. Особенно если учесть, что Ярёма
был ему близким родичем, а Конецпольский - боевым товарищем, они оба
при Жолкевском в польской армии служили. Их смерти он нам точно не
простит.
- Вот те ж...а Новый год... - растерянно протянул Аркадий. - Нам
хлопот с глядящими на сторону атаманами хватает, а здесь ещё и попы
подпрягутся. Тьфу! Ничего, прорвёмся!
- Придётся постараться, иначе о посажении на кол нам мечтать
доведётся. И поляки, и османы для нас с тобой чего-нибудь особое и
ОЧЕНЬ неприятное придумают. Если, конечно, головы в бою не сложим, что
предпочтительней со всех сторон.
Сюрпризы, сюрпризы, сюрпризы...
Чигирин-Киев, конец июня-начало июля 1638 года от Р. Х.
При выборе способа передвижения в Киев, куда должны были свозить
наиболее авторитетных раввинов из освобождённых от панской власти
городов, Аркадий предпочёл лошадь. Надеялся, путешествуя с войском,
пообщаться ещё тесно с Хмельницким, другими атаманами войска. Благо
удалось поладить с одним из гусарских жеребцов, правда, не тем, который
в своё время привлёк его внимание, а другим. Рослый, статный, в богатой
сбруе и с удобным седлом (попоны, к сожалению, хлопцы оставили себе) -
не стыдно и в Киев на таком въехать. Единственное, что немного
огорчало - жеребец был гнедым, а не вороным. А мечталось Аркадию именно
о чёрном "Мерседесе"... тьфу, жеребце, таком, какой был у Васюринского.
Однако с общением вышел облом. Не вообще, поговорить знаменитому
уже, несмотря на молодость характернику было с кем. Но атаманы
оказались до предела загружены повседневной работой. Вокруг кошевого
атамана и самопровозгласившегося гетмана было, собственно, не войско, а
его зародыш. То и дело прибывали отряды казаков и отдельные воины, их
надо было распределить по полкам и куреням, а сформированные полки под
руководством опытных атаманов и полковников направить на очистку от
панов родной земли. Во многих городах и местечках православные были в
меньшинстве, их население встречать казачьи отряды как освободительные
не собиралось. При приближении казаков населеие там садилось в осаду,
заведомо безнадёжную, так как существенных запасов продовольствия нигде
не было, а ждать помощи извне после казацкой победы над польским
войском не приходилось.
Пришлось попаданцу, чтобы времени зря не терять, заняться активной
прогрессорской деятельностью. Он пропагандировал среди казаков прицел с
мушкой, планку на стволе, защищавшую глаза от вспышки пороха на
запальной полке, пули Минье и Нейсслера, никому не ведомую здесь ещё
закрытую пороховую полку, позволяющую стрелять в дождь или вверх.
Присобачить всё это к ружьям в походе было, конечно, невозможно, но
многие наверняка захотят усовершенствовать своё оружие после него.
Заодно прояснял для себя проблему с местным руководством
православной церкви. То, что это была проблема, причём нешуточная и
грозящая осложнениями, вплоть до фатальных, он понял быстро. На данный
момент знамя восстания - вера была в руках ставленника польского
королевского двора и магнатов. Тесно с ними связанного родственными
узами, близкого им духовно.
"Прав Богдан, с этим гусем каши не сваришь, разве что его самого в
казан сунуть. Мы для него враги, пакостить будет по-крупному, что при
его возможностях для казаков совершенно нетерпимо. Пятая колонна в
чистом виде, или он, или мы, сосуществовать вместе не получится. Да и
Ярёму с бывшим гетманом он нам не простит. Пожалуй, уже по приезде в
Киев мы можем ждать от него неприятного сюрприза. Надо будет придумать
что-нибудь этакое неожиданное для него, так сказать, сюрприз на
сюрприз. И немедленно начать подготовку к его замене - на этом месте
должен сидеть патриот Руси, а не Польши. Благо есть напрашивающийся и
почти наверняка эффективный ход - вернуть кресло, или как у них там это
называется, митрополита его законному владельцу, Исайе Копинскому.
Думаю, он будет послушным помощником Хмеля, надо только его стремление
под московского патриарха перейти окоротить. Если наша церковь будет
под московским патриархом, сюда быстро и его бояре полезут, что нам
совершенно не нужно. Рано ещё нам под государеву тяжёлую руку идти.
Хотя, скорее всего, в последующем Москва все эти земли под себя
подгребёт, но чем позже, тем лучше. На хрен здесь не нужны ни их
дворяне, ни их замшелые порядки, которые давно надо менять, хоть и не
так дико и кроваво, как это Пётр делал. Кстати, говорят, сейчас в
Валахии гостит Александрийский патриарх Митрофан Кристопулос, можно его
пригласить для освящения смены митрополитов. Под видом оберегания от
проходящих через те земли татар. Дьявол, придётся в эту поповскую кухню
лезть, мало мне вони от атаманских разборок!".
Чигирин не так уж далёк от Киева, но тащился казацкий табор до
него долго, двенадцать суток. Благодаря разведке было известно, что
киевляне панов, имевших несчастье находиться в городе, уже помножили на
ноль. Известие о разгроме королевского войска спровоцировало в городе
немедленное восстание. Католиков, униатов и евреев, большей частью ни в
чём не виноватых, выловили и поубивали. Попытка панов и местного
гарнизона затвориться в киевском замке не удалась, горожане взяли
ветхое укрепление штурмом - уж очень у многих накопились неотомщённые
обиды. Увы, спасать там было уже некого.
* * *
Спал Аркадий плохо. Временами скорее дремал, чем спал,
периодически выныривая в реальность. Почему-то именно сегодня ночью и
постель казалась особенно твердой (эх, где родной диван, который
некоторые избалованные особы считали слишком жёстким...), и комары
ужасно надоедливыми. Окончательно осознал, что больше не заснёт, когда
небо только начало сереть. Бока после такого, с позволения сказать,
отдыха болели, голова гудела, всё тело охватывала вялость и слабость,
неудержимо тянуло в сон, но ложиться больше попаданец не стал. По опыту
знал, что не заснёт. Достал мешочек с молотым вчера кофе, турку с
длинной ручкой и пошёл к костру.
Кофе помогло сбросить вялость и сонливость, но настроение
оставалось... неопределённым. Он понял вдруг, что мандражирует, как
перед боем.
"Чёрт! У нас же сегодня торжественный въезд в Киев, а не штурм
Стамбула или Варшавы. С чего это меня так разобрало? Киев же давно наш!
Даже если этот хренов поп на нас наедет, то не с оружием, а словесно.
Мне-то, по большому счёту, все эти религиозные заморочки глубоко
фиолетовы. Не боюсь я его проклятий или как там её... анафемы. Чихал я
на поповскую болтовню! Мог бы и навалить не по-детски, да шаровары при
народе снимать неудобно, стеснительно как-то. С чего же тогда весь этот
кипеж?.."
Продолжая удивляться такой своей реакции на предстоящее торжество,
Аркадий вернулся к своему возу и принялся обихаживать оружие. Разобрал
и почистил ТТ, вынул патроны и нажал на курок, направив ствол вверх.
Щёлкнуло нормально, механизм работал, можно было надеяться, что носимый
в подплечной кобуре он, при нужде, не откажет. Вставил магазин и
занялся другим оружием. Вычистил и зарядил все четыре пистоля, два
лёгких, рейтарских, таскаемых обычно на виду, и два длинноствольных,
массивных, приторачиваемых к седлу. Посомневавшись, ружьё решил
оставить на возу. Нож-засапожник и кинжал в обслуживании пока не
нуждались, а вот на сабле обнаружил маленькое пятнышко ржавчины.
"Проклятье! Три дня назад затирал же такое же! Вот чертовщина!
Дамасская сталь, дамасская сталь!.. А она ржавеет не по дням, а по
часам, оглянуться не успеешь, как будет не блестящая, а рыжая. Только и
славы, что красивая. Хотя... это я сгоряча наговариваю, она ещё и
острая, заточку хорошо держит, этого у неё не отнять".
Зачистил ржавчину, полирнул чуть-чуть клинок, полюбовался его
блеском в свете уже приподнявшегося над горизонтом солнца и, всунув его
в ножны, принялся есть кашу, принесённую джурой. Есть, бог знает
почему, не хотелось, однако Аркадий запихал в себя всю немалую казацкую
порцию. Судя по предчувствиям, день предстоял тяжёлый, организму стоило
создать максимальный запас сил.
После завтрака оделся в самый свой красивый наряд - одежду
янычарского аги из хорошего синего сукна с вышивкой и шаровары
сине-зелёного шёлка. Вопреки местным обычаям баранью шапку в эту жару
надевать не стал, а носимый обычно в походе сельский соломенный брыль
постеснялся.
"Ничего, авось никто от вида моей непокрытой головы в соблазн её
отсечения не впадёт. И сам от такого нарушения устоев не окочурится.
Хрен вам всем, а не баранья шапка на моей голове в летнюю жару!"
Выехали позже, чем обычно, да двигались сегодня не спеша. Могли бы
въехать в Киев ещё вчера вечером, но атаманы решили, что лучше это
сделать утром, на радость зевак-киевлян. Пусть полюбуются храбрыми
казаками и их мудрыми руководителями. Из-за чего и одели старшина и
часть казаков праздничные, нарядные одежды. У многих был вид очень
состоятельных людей, ведь носить на себе тряпки ценой в сотни, а то и
тысячи (без оружия!) злотых мог только богатый человек.
Старшина сегодня поехала впереди, чтобы не запылить одежду.
Аркадий ехал в руководящей куче и с удивлением обнаружил, что они давно
уже передвигаются по территории занятой городом в его время, а здешний
Киев только виднеется вдали.
Киев семнадцатого века впечатления на попаданца из века двадцать
первого не произвёл. Точнее, произвёл весьма негативное. Не мощеные
дороги, преимущественно одноэтажные домики самого затрапезного вида,
белёные хатки или серые рубленые избы. С окнами, затянутыми какой-то
полупрозрачной хренью (бычий пузырь?) либо зияющими пустыми проёмами
(зимой забивают или тоже затягивают пузырём?), с крышами, крытыми
соломой или камышом. Возле всех домов были дворы самого сельского вида,
с домашней скотиной и птицей. На виденный в прошлой жизни мегаполис ЭТО
не походило ничем.
Естественно, въезд казаков не прошёл мимо внимания киевлян. Они
стояли, кто в своих дворах, кто на улице, и радостно приветствовали
проезжавших. Мальчишки разного возраста бежали вслед процессии, благо
двигалась она неспешно, и не замолкали ни на минуту.
- Смотрите! Смотрите! Казаки! Казаки!
- Гляньте, это атаманы, наверное!
- Где Хмель?! Где Скидан?!
- Ой, какая сабля!
- Коник-то, коник какой, видишь?!
- Дядь, а дядь, дайте саблю подержать!
Аркадий энергично крутил головой, осматриваясь, наверное, именно
поэтому прозевал появление перед казацкой старшиной препятствия.
Большой группы, пожалуй, можно было сказать - небольшой толпы, одетой в
чёрные одежды. Судя по качеству материала (шёлк) и наглости рожи,
впереди всех стоял именно митрополит, мужчина среднего роста, уже
начавший седеть брюнет.
Он поднял руку с крестом в ней и хорошо поставленным баритоном
проскандировал, не слышалось это криком: - Остановитесь!
Все невольно придержали лошадей. Все, кроме попаданца. Аркадий,
наоборот, чуть ускорил ход, сосредоточив на себе внимание всех
присутствующих. В том числе и митрополита, с некоторым удивлением
рассматривавшего наезжавшего на него всадника в богатой османской
одежде, на дорогом османском жеребце, сидящего в османском же седле.
Всадник был высок, особенно при взгляде с земли, широкоплеч, бородат и
простоглав (без головного убора).
Во взгляде подъехавшего Пётр Могила с удивлением прочитал
презрение.
- Ты чего, хлопский выбл...к, дорогу добрым людям загородил?
Думаешь, не знаем мы, с кем она тебя втайне от отца зачала? Пшёл прочь,
а то выпорю!
Говоря эти немыслимые, невозможные слова, всадник продолжал очень
неспешно, напирать на митрополита. Общепризнанный принц, родственник
знатнейших польских фамилий Могила был храбрым человеком и опытным
полемистом. Да и знал он, что никакого насилия казаки по отношению к
нему не посмеют сделать. Поэтому и вышел их встречать, чтобы предать
анафеме за убиение своих посланцев. Но вот такого наезда он и в самом
страшном кошмаре предвидеть не мог. Он растерялся вплоть до того, что
стоял с полуоткрытым ртом, когда же всадник, в глазах которого
по-прежнему читалось презрение, а не злость, будто у пана по отношению
к быдлу, приподнял плётку, Пётр испугался. Сабли или направленного на
него ствола он бы не побоялся, приходилось в бою испытывать угрозу
смерти. Но быть отхлёстанным плетью...
Так и не сумев ничего ответить странному человеку, митрополит
шарахнулся от него в сторону, неловко наступил себе на рясу и чуть было
не упал, вовремя его под локоть поддержал один из телохранителей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг