Все казаки опытные, не в один поход ходившие. С одним, Дмитром
Нетудыхата, я не раз в одной чайке грёб. Не выдержали их сердца такой
нагрузки. Царство им небесное! - снял шапку Васюринский и
перекрестился.
Аркадий дёрнулся было тоже снять шапку, но вспомнив, что не
надевал её, просто перекрестился.
- Царство небесное! - повторил он. - Ну... что тут скажешь...
- А ничего и не говори. Сам знаю, что и тебе их смерть не в
радость, хоть за одним веслом ты с ними не сидел. Беда в том, что
поболее дюжины ещё хоть и проснулись, да... не бойцы они теперь.
Кое-кто, так и не жилец, угаснут скоро. И не только те, кому сейчас
плохо, некоторые, вроде бы очухавшиеся, чует моё сердце, так же скоро
поумирают. Почти все - из лучших.
Некоторое время оба помолчали, потом Иван продолжил.
- Я уж не говорю, что душа за совсем не вернувшихся болит. Тех,
кто утонул, тех, кто на парусниках сейчас со злой судьбинушкой спор
ведёт. Сколько их до наших берегов доберётся - один Бог ведает.
Аркадий невольно отвлёкся и оглядел бухту, точнее её видимую с
этого берега часть. Никаких парусников не наблюдалось. Вообще.
"Ёпрст! Действительно, ни одного парусника не видно. А
ветерок-то,- Аркадий прикинул направление ветра, - северо-восточный,
прямо им в лицо. Обратно к туркам их сносит. А уж как турки этой
встрече порадуются... лучше и не представлять... облеваться даже при
полностью пустом желудке можно. А там же больше половины добычи и почти
половина людей... беда. Дорогонько нам этот поход может стоить. Ой,
прав я был, когда против него возражал, да атаманов и танк не удержал
бы, так пограбить рвались. Государственные деятели, мать их!..".
Глядя на обычно излучавшего уверенность, силу и энергию друга,
сегодня какого-то потухшего и поникшего, попаданец только сейчас
осознал, что совсем не случайно в этом мире его ровесники выглядели,
почти все, куда старше, чем он сам. И его часто за юнца принимали. А
Васюринский прожил уже солидно за сорок лет.
"Да как прожил! Казацкий год смело не за три - за семь
засчитывать. Вот и поистрепался его организм в походах и битвах.
Чего-чего, а жалеть себя Иван не привык, всегда тянул лямку службы за
двоих. В эти времена и цари-короли до пятидесяти не часто доживают.
Господи! У него же лицо посерело, видно, всерьёз сердце схватило. Не
дай бог, инфаркт..."
Видимо, испуг за здоровье друга так явственно был виден на лице
Аркадия, что Васюринский легко его прочитал.
- Да за меня - не бойся, не сегодня и не завтра мне умереть
суждено. Поживу ещё, не одну вражью голову с плеч снести сумею. Посижу
здесь немного, передохну, сердечко-то и успокоится.
Сказал это атаман уверенно, попаданец, здорово за него
перетрусивший, поверил и немного успокоился. Поговорив ещё немного,
попрощался и пошёл искать Хмельницкого - жизнь продолжалась, и стоило
узнать, как продвигаются главные планы на этот год. Уже отойдя на
приличное расстояние, сообразил, что фразу Васюринского можно было
трактовать и как то, что он знает о том, когда умрёт. Раньше, в
"прошлой жизни", в подобное Аркадий не верил. Однако, пообщавшись тесно
с характерниками, которые хоть и не были оборотнями, но обладали
некоторыми удивительными знаниями, вероятно, сохранёнными ими ещё с
языческих времён, стал относиться к таким вещам без излишнего скепсиса.
"Интересно, знает он дату своей смерти, или нет? Приходилось
читать, что такие люди были, а характерники-то, в натуре - колдуны.
Пожалуй, может и знать. Но я, в этом случае, на его месте оказаться бы
не хотел. Знать точно, когда эта, в белом и с косой, но не Тимошенко,
придёт... брр. Ох и неуютно он, наверное, себя чувствует".
Парусникам действительно пришлось несравненно труднее. Им
предстояло двигаться на норд-норд-ост, а ветер сменился к тому времени
на ост-норд-ост. Какие-нибудь англичане или голландцы, возможно, и
смогли бы передвигаться в нужном направлении, даже несмотря на усиление
ветра, но казакам это было сделать очень трудно. Пусть в эскадре
доминировали латинские паруса, собственно, на судах османской постройки
они были основными, идти против ветра, да в шторм, не всякий сможет.
Увы, не смогло достаточно много кораблей. Наличие на кораблях
моряков-греков помогало управляться с парусами, но... то ли они были
хуже моряков океанского флота, то ли капитаны в таких случаях нужны
поопытней.
Возможно, людям на парусниках пришлось меньше работать физически,
но переживаний у них, особенно на судах, сильно снесённых к югу, было
куда больше. Соответственно, и потери в личном составе и у пассажиров
на них были куда серьёзнее. Некоторые не выдерживали напряжения
бесконечной борьбы с ветром, у других отказывало сердце от кошмара
ожидания выброса корабля на османское побережье. Были и самоубийцы,
решившие не мучиться и покончить с этим, бросившись в волны. Почти на
всех судах кого-то смыло случайной волной, кто-то пропал неизвестно
как...
До крымского побережья парусники добирались в течении трёх недель,
кто раньше, а кто позже. И не к двум расположенным невдалеке бухтам, а
к южному и юго-западному побережью вообще. Да и за то, что дошло
большинство, можно было истово благодарить бога. В середине второй
недели плавания ветер вдруг сменился на южный. Это редкое для весны
изменение погоды и спасло немалую часть казацкого флота. С некоторых из
судов, сносимых обратно к берегам Османской империи, уже можно было
рассмотреть сулящие избавление не от опасности, а от жизни полоски
суши. На этих парусниках перемену ветра восприняли особенно с сильными
эмоциями. То, что некоторые корабли вместо бухт вылетели на прибрежные
мели или сели на камни в виду берегов, несло скорее радость, чем
грусть. Добрались живыми - и ладно. Грузы удалось спасти не со всех из
них, но люди, в основном, смогли ступить на крымскую землю.
Из прошедших через Босфор до места назначения не дошли
девятнадцать судов. Семь из них смогли выброситься, более или менее
удачно, на крымский берег, по которому совместно патрулировали татары и
запорожцы. Семь канули в неизвестность, вероятно, утонув во время
шторма. Пять ветер выбросил на румелийский берег, вот их команды и
пассажиры, кто уцелел, успели пожалеть, что не утонули в морской
пучине. Их выловили османы и позже, при великом ликовании стамбульцев,
казнили самыми разнообразными и ужасными способами. Попытки некоторых
апеллировать к тому, что увезены были силой и сами являются жертвами
казаков, им не помогли. Как и ссылки на своё исламское вероисповедание.
- На кораблях этих шайтановых выкидышей не может быть
невиновных! - ответили им.
Атмосфера в Стамбуле к тому времени опять накалилась до предела, и
власти, не уверенные в собственном будущем, стремились угодить толпе.
Пусть радуются казням других, авось меня такая печальная участь минёт.
Разбираться в справедливости или несправедливости обвинений, по
большому счёту, было некому.
При попытках посчитать потери, атаманы сошлись во мнении, что из
отплывших не доплыли до желанной (или не очень, аманаты на север не
рвались) цели более трёх с половиной тысяч человек. Точных списков
экипажей и пассажиров, естественно, не существовало в природе.
Не все суда, дошедшие до гаваней Крыма, смогли полностью сохранить
груз. Кое-что подпортилось или подмокло. Но награбленные золото и
серебро удалось довезти. И его немедленно приготовились пустить в ход.
Для одновременного решения проблем с татарами и Речью Посполитой.
Соответствующий план давно был готов, его выполнение отложили ради
грабежа Стамбула. Увы, но мало кто из атаманов умел правильно
определять приоритеты в политике. Однако, что бы ни случилось, всё к
лучшему, в этом лучшем, наверно, потому, что единственном, из миров.
Недоумение.
Венеция, 18 апреля 1638 года от Р. Х.
Ни к какому единому мнению, или, что куда более вероятно, к
согласованному большинством решению, заседание сената не пришло. Было
много недоумения, откровенного испуга, попыток свести старые счёты и
бессмысленного гадания. Удивления такой поворот дела у дожа, Франческо
Эриццо, не вызвал. Уж очень странные, опасные и ведущие к великим
убыткам обстоятельства этому заседанию предшествовали.
Сначала из Стамбула пришли, один за другим, два гонца. Один принес
весть о казни принца Ибрагима, в свете важности левантийской торговли
для республики известие нерядовое. Переполох в сенате вызвало оно
немалый, но тут же показавшийся незначительным, когда прибыл гонец с
известием, что погиб султан Оттоманской империи Мурад IV. Сгинул в
походе на Персию, не оставив наследников. О совершенной неспособности
оставшегося живым Мустафы I к управлению державой и продолжению рода
знали все.
Для Венеции эти известия прозвучали как гром небесный с ясного
неба. Даже человек невеликого ума в таких обстоятельствах легко и
безошибочно предсказал бы наступление у турок смуты. Один Бог знает,
насколько длинной, но крайне нежелательной, губительной для торговли -
наверняка. Гонец прибыл в город ранним утром, и дожу, не имевшему права
открывать письма официального характера в одиночку, пришлось срочно
посылать слуг к нескольким сенаторам.
Дож не без удовольствия вспомнил, какие помятые и сонные лица были
у почтенных сенаторов, как они ругались из-за этой побудки. Сказать,
что они были очень недовольны ранним подъёмом - значит, сильно
преуменьшить их реакцию. Однако, узнав содержимое письма посла
республики в Стамбуле, о собственном раздражении и думать забыли. Ох, и
много пришлось тогда дожу поспорить со своими заядлыми противниками...
как вскоре выяснилось - напрасно. Известие всколыхнуло всю Венецию, от
богатейших купцов до подённых работников. Все в городе понимали, что
благосостояние республики зиждется на торговле, могущей от
происходящего сильно пострадать.
Вскоре выяснилось, что в древнем Константинополе прохудился мешок
с невероятными событиями. Через пару дней в город прибыло венецианское
посольство в Стамбуле. Срочно и без согласования с дожем и сенатом
покинувшее место аккредитации. Вместе с дипломатами, или чуть позже, в
Венецию оттуда вернулись купцы со своими помощниками. Они принесли с
собой весть о том, что янычары объявили виновниками гибели султана
венецианцев. Посла, Альвизе Контарини, за такие самовольные действия
было заключили в тюрьму. Но через несколько дней его пришлось выпустить
на волю. Показавшийся поначалу чуть ли не дезертирством отъезд без
согласования, да ещё с рекомендацией немедленно сделать это всем
гражданам республики, стал вдруг поступком невиданных мудрости и
предусмотрительности.
Из Стамбула пришло известие о массовых погромах и убийствах
христиан. Увы, многие венецианцы, не покинувшие пределы Оттоманской
империи, погибли мученической смертью от рук озверевшей толпы агарян.
Не ограничившись гражданами республики, проклятые уничтожили всех
цивилизованных людей, имевших несчастье быть в это время там. Счёт шёл
на тысячи. А какие финансовые потери! Всё имущество венецианцев стало
добычей погромщиков. Только в нескольких центрах левантийской торговли
европейцам удалось пресечь попытки фанатиков устроить грабежи и
погромы. Сотни вооружённых пушками судов на рейдах портов послужили им
гарантией неприкосновенности.
При редкостном единодушии городской Арсенал запустили на полную
мощность. Флот республики стали готовить к боевым действиям. В то, что
турки ограничатся погромами европейцев и местных христиан, никто не
верил.
Учитывая, что республика не имела ни малейшего интереса в
обострении отношений со своим главным торговым партнёром, участие
официальных властей города в этом злодеянии совершенно исключалось. Что
несколько дней дожу и пришлось доказывать. Не факт, что это ему бы
удалось, у семьи Эриццио много врагов и недоброжелателей, однако
введённые мудрыми предками правила о не оставлении дожа одного при
любых встречах помогло ему оправдаться.
Стамбул же продолжил удивлять. Оттуда пришла очередная сенсация.
На столицу Оттоманской империи, могущественнейшей в военном отношении
державы, напали казаки. Да не просто пограбили предместья, как уже
бывало неоднократно. На сей раз, по донесениям шпионов, варвары с
севера пришли к Стамбулу не на обычных своих шайках, а на галерах
османской постройки и взяли город штурмом, разграбив, среди прочего, и
султанскую казну. Заодно они большей частью захватили, меньшей -
уничтожили, весь османский флот, лихорадочно восстанавливаемый после
прошлогоднего поражения от тех же казаков. Уходя из разграбленного
города, варвары его подожгли во многих местах, большая часть столицы
великой и страшной для всех соседей империи сгорела. Вряд ли можно
поверить в сообщаемые шпионами цифры погибших при этом, хотя
несомненно, что они велики.
В этой, в общем-то, приятной вести была и опасная начинка.
Стамбульцы почему-то посчитали, как и в случае гибели султана, виновной
республику святого Марка. Бог только знает, отчего им втемяшилось, что
казаков на их город наслали венецианцы, и пылали жаждой мести по
отношению к ним, а не к варварам.
Первым делом заподозрил Эррицио конкурентов из Рагузы
(Дубровника). Эта республика на побережье Адриатики была настоящим
чирьем на причинном месте для Венеции. Хитрые далматинцы сами
попросились в подданство Оттоманской империи и теперь получали от этого
огромные барыши, по справедливости - считал дож - должные идти в казну
республики святого Марка и кошельки её почтенных купцов. У самого
Франческо в бытность его негоциантом не раз возникало ощущение жестокой
обиды на подлых предателей из Далмации. Ведь то, что получали они,
могло быть его доходом. ДОЛЖНО было быть его прибылью.
Однако донесения шпионов из Рагузы принесли некоторые сомнения по
участию олигархов оттуда в этой интриге. По сведениям от разных, друг о
друге не знающих людей, городская верхушка никак не ожидала гибели
султана и пребывает в сильном беспокойстве, временами напоминающем
панику. Ректор (так называли главу республики Рагуза) отдал приказ о
срочной подготовке к военным действиям по отражению венецианского
нашествия. Все разведчики в один голос утверждали, что никаких активных
наступательных действий там не планируют. По свидетельству
перекупленных рагузцев, известия из Стамбула мало кого обрадовали.
Далматинцы были встревожены ожидаемыми проблемами для их торговли, на
рынках заметно поднялись цены на продовольствие. Главным
доказательством их невиновности в глазах дожа стала гибель многих
рагузцев во время погромов. В том числе весьма состоятельных и имеющих
в Дубровнике немалый авторитет купцов.
В сенате после долгих дискуссий пришли к такому же выводу. Затей
дело рагузцы, они наверняка позаботились бы о безопасности своих.
"Неужели это не они? Тогда кто? И почему подставляют именно
Венецию? Глупость несусветная! Если бы мы хотели нанести вред туркам,
прислали бы туда свой флот. Судя по тому, как легко их ограбили эти
степные дикари, лучшему галерному флоту мира удалось бы сделать там
куда больше. Но зачем нам портить себе жизнь? От войны с турками
пострадаем, прежде всего, мы сами. Однако... боюсь, объяснить им это не
удастся. Если уж упрямые агаряне вобьют себе что-то в голову... то не
выбьешь это оттуда и молотом. Хотя прощупать возможность примирения
обязательно надо. Через посредников, естественно. Натравить на нас
турок в интересах Рагузы, но убивать султана и устраивать у
покровителей великую смуту... нет, для этого надо быть совсем глупыми".
Естественно, никто не снимал подозрения и с заклятых врагов из
Генуи. Процветавших благодаря тесному сотрудничеству с Испанией
генуэзцев в республике святого Марка издавна люто ненавидели. Так что
подозрение в таком неблагоприятном развитии ситуации в первую голову
пало именно на "прислужников Габсбургов", "финансовых пиявок",
"испанских лакеев"... Эпитетов в адрес конкурентов было высказано
много. Но, когда начали прикидывать, что они, эти... выигрывают, то
выяснилось - ничего. Даже меньше, чем ничего. Активизация османского
флота на Средиземном море неизбежно сильно ударит по покровителям
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг