даже ставшие навязчиво повторяемыми сексуальные сны. Однако хорошо
выспаться попаданцу было не суждено. И сосем не по причине наличия в
постели излишне горячей женщины. Не было на эскадре ни одной
представительницы прекрасного пола. Ну а пользоваться либерализмом на
Дону в отношении однополой любви ему и голову не приходило из-за
сугубой гетеросексуальности. Поспать не дал бунт на одной из каторг.
Конечно, ничего бы он сам не услышал, дрых без задних ног. Однако
назвался груздем, полезай в кузов. Его безжалостно разбудили по приказу
Ивана (а ещё другом называется!). Ошалевший от несвоевременной побудки,
он начал соображать, только пожевав кофейные зёрна. Варить кофе в
настоящей турецкой джезве было некогда.
Выяснилось, что на одном из кораблей каторжниками большей частью
были не иноверцы-христиане, а стамбульский сброд. Не посаженные на
колы, не четвертованные или, хотя бы, лишившиеся конечностей за свои
прегрешения, убийцы, насильники, воры и грабители. Таких и раньше
отправляли на галеры, а из-за спешки с организацией карательного
морского похода в каторжники отлавливали толпы мусульман. И не только
преступников.
Освобождению обрадовались и они, но плыть на север, в гнездо
страшных казаков, про которых, особенно в последнее время, ходили самые
жуткие слухи, им не хотелось. Переманив себе подобных с соседних кадирг
и калите, они, отдохнув за день, набросились на сонных победителей на
своём корабле. Достойного сопротивления стамбульским висельникам те,
большей частью молодые и неопытные, оказать не смогли. Чего-чего, а
бунта освобождённых из плена, никто из атаманов не предвидел. Уйти
по-тихому восставшие не сумели. Несколько молодыков после первого в
жизни боя заснуть не могли и, когда на их галере разгорелся
кратковременный и почти бесшумный бой, просто попрыгали в воду.
Переплыв к рядом заякорившимся галерам, они подняли тревогу.
Захватившие каторгу турки, ещё не осознавшие всей гиблой
авантюристичности своей затеи, не успели отплыть далеко, когда в погоню
за ними кинулся флагманский корабль казачьего флота. Ивана Васюринского
как командира известили о происшествии в первую очередь. Решив, что для
боя со сбродом численное преимущество не нужно, он скомандовал тревогу,
и уже через несколько минут флагман, куда более резко, чем противник,
набирая ход, преследовал беглецов. Полномочия свои он временно передал
второму флагману, Каторжному.
К несчастью турок, над морем царила полная, высоко стоящая Луна.
Видимость была, несмотря на ночное время, хорошая, и у них не было ни
единого шанса уйти от погони. Аркадий, держа, обмотав тряпкой, глиняную
кружку с горячим, ароматным кофе, сваренным-таки джурой, подошёл к
Ивану. Тот недовольно поморщил нос, восхищавший попаданца горький
напиток ему не понравился. Картина с носовой части каторги открывалась
красивейшая.
В свете яркой Луны на тёмно-серебристом, покрытом мелкими, без
гребешков, волнами море впереди скользила такой же, как у
преследователей, вёсельный корабль. Паруса убегавшие догадались поднять
только что, возможно, сообразив, что почти строго попутный ветер даёт
преследователям немалое преимущество. Бывалый пират Васюринский
приказал сделать это сразу же по снятию с якоря. Из-за особенностей
освещения в открывавшейся картине доминировали разнообразные оттенки
чёрного, серого и серебристого цветов. Разве что бурунчики из-под вёсел
можно было назвать белыми. Да звёзды на небе сияли с разными оттенками.
Прохладный ветер приятно освежал после дневной жары.
- Иван, скоро их догоним?
- Скоро только котята делаются.
- А всё же?
- Как ты эту горькую гадость пьёшь?
- Не прикидывайся евреем и не отвечай вопросом на вопрос. Когда
догоним турок?
- Когда, когда... когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю,
насколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти
убегают.
- Так что, можем не догнать?
- Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.
Настигли беглецов только к утру, ввиду крымских берегов.
Озверевшие от произошедшего (гибели товарищей, попытки лишить их части
добычи, своего прерванного сна...) казаки быстро навели на
взбунтовавшейся галере порядок. Порядок, не предусматривавший наличия
там восставших. Их, кого зарубили, кого просто сбросили в воду. Кто-то
кричал, что он христианин и не участвовал в бунте, но, после короткой
заминки, и его вышвырнули в море. Иван заявил, что: "Раз не помогал
нашим ребятам, значит бунтовал. А посягнувшие на жизнь наших товарищей
должны быть наказаны". Серьёзного сопротивления бунтовщики оказать не
смогли. В отличие от своих врагов, турки и примкнувшие к ним каторжники
плавать не умели. Только один из сброшенных попытался доплыть до
крымского берега. Его немедленно отправил на дно кто-то с корабля
Васюринского точным выстрелом из ружья. Казаки ночью стреляли
несравненно более метко, чем большинство европейских солдат днём.
Аркадию также довелось поучаствовать в возращение каторги под флаг
Вольно Руси. Ещё со своего корабля он застрелил из ружья что-то
истерично кричавшего бородатого здоровяка в живописных и наверняка
вонючих лохмотьях. Свинцовая пуля, которую, по современным понятиям,
впору было называть ядрышком, не только пробила его насквозь, но и
сбила на палубу, где бедолага и скончался. Судя по агонии - мучительно.
В первые ряды абордажников попаданец не рвался, но пришлось ему
поработать и саблей, длиной и тяжёлой карабелью, взятой им на корабль
по настойчивым советам Ивана. Качки в это утро совсем не было, поэтому
на почти очищенный от врагов корабль Аркадий ступил с пистолем в левой
руке и саблей в правой. Грешным делом строя из себя крутого пирата.
Поэтому, когда на него выскочил из-за какого-то ящика смуглый,
малорослый тип с ножом в руке, попаданец инстинктивно сделал
отработанный на уроках фехтования выпад, а не выстрелил из пистоля.
Бог только знает, насколько хорошо владел турок ножом, но против
длинной сабли его возможное мастерство оказалось бессильным. Он
буквально нанизался на клинок животом, но не умер картинно, как герои
фильмов, а продолжил движение к Аркадию. Тот, глядя в выпученные глаза
врага, вроде бы не замечающего, что проткнут насквозь, честно говоря,
немного струхнул.
"Да он же, прежде чем сдохнуть, меня зарезать успеет!"
Попаданец вытянул левую руку вперёд и нажал на курок пистоля.
"Если уж от выстрела в упор голова упорного врага, может, и не
разлетится на куски, но от страшной раны сознание он потеряет".
Однако пистоль лишь громко щёлкнул. Будто не ощущая боль, с лицом,
перекошенным от ненависти, турок сам продвинулся вперёд, насаживаясь на
клинок всё глубже. Немного запаниковав, Аркадий (прокляв долбанные
кремнёвые замки все скопом) не стал взводить курок ещё раз, а вспомнив
молодость, от души пнул врага носком сапога в самое уязвимое для
мужчины место.
Не замечавший рану в проткнутом насквозь саблей животе, на удар по
своему мужскому достоянию турок отреагировал традиционно. Резко
согнулся и упал на палубу, на лету сворачиваясь калачиком. При этом он
вырвал саблю из руки Аркадия. Попаданец и не пытался её удержать.
Сделал шаг назад и выхватил ТТ. Но добивать врага выстрелом не стал.
Тот, судя по выроненному из руки ножу, потерял сознание и опасности
больше не представлял. Аркадий вытер пот со лба - вспотел он от
переживаний мгновенно и весь - отбросил подальше ногой нож. Сунул ТТ
обратно в кобуру, затем то же сделал с пистолем, стараясь не показать
окружающим, что у него от пережитого дрожат руки, выдернул из
умиравшего свою саблю, вытер её клинок о его грязные, протёртые на
заднице, невероятно вонючие даже на неотмытой каторге чёрные шаровары и
спрятал клинок в ножны.
Тут же он почувствовал за спиной дыхание своих джур, приставленных
к нему, прежде всего, для его охраны. Аркадий не сомневался, что они,
не задумываясь, прикрыли бы от врага своей грудью, но... с пониманием
профессии телохранителя у них были бо-о-ольшие проблемы.
Он сложил предательски подрагивающие конечности на груди и прошёл
на нос захваченного судна, очищенный уже и от тел восставших. Сзади
послышалось хеканье одного из джур, кряжистого, ростом ниже его самого
на голову, но не уступавшего ему силой, Богдана Коваля. Вслед за
хеканьем послышался всплеск, видимо, парень выбросил тело раненного
попаданцем турка за борт. Всматриваясь в недалёкий крымский берег,
Аркадий захандрил.
"И где, спрашивается, радость битвы, хваленная столькими поэтами?
Ох, чую я, не нюхали эти штафирки пороха в натуре. Хотя нет, кто-кто, а
Денис Давыдов битв-сражений навидался по самое не могу. При жизни для
всей Европы легендой был, а битвы воспевал. Да вон, Иван, тоже от резни
шалеет, кайф ловит. Наверно, это мне такое не суждено. И, честно
говоря, не лез бы, а приходится. И хрена мне не изменить, если казаки
меня трусом считать будут. Придётся и дальше слушать гром битв изнутри,
чтоб им... А джур таки правильной охране моей персоны обучить надо.
Чую, пригодится".
До Азова две галеры с недостаточными экипажами и некомплектом
вёсел добрались позже основной эскадры. Всю дорогу пришлось грести
против ветра, слава богу, не слишком сильного. Появились кровавые
мозоли от гребли и у попаданца.
Уже подходя к Дону, маленький караван из двух каторг встретил тот
самый, построенный по советам Аркадия тримаран. Вымотанные тяжёлым
путём казаки увидели шедший навстречу парусник. Опознав его, обратили
внимание, что он приближается с большой скоростью. Иван, и сам сильно
уставший, разрешил сделать короткий перерыв, большинство казаков,
бросив вёсла, столпилось на верхней палубе, любуясь стремительным
маленьким корабликом. Опытные пираты, немало поплававшие, быстро
обратили внимание, что ветер-то для корабля не очень-то и попутный, а
идёт он только под парусом и с хорошей скоростью.
- Ты гляди, мачта, какая высокая! И как он не перевернётся,
маленький такой, при здоровенных-то парусах? - удивлялся кто-то на
носу.
- Да он из трёх лодок сразу склёпан! Получается, в ширину поболе
двух стругов, а то и с галеру. Вот и не переворачивается.
- Дык, чего же его вширь не раздвинули, чтоб заместь трёх одна
лодка была? В неё же много более всего влезло бы, супротив этого.
- Дярёвня ты лапотная! При галерной ширине ему бы никакие паруса
быстро плыть не дали возможности. Лохань с парусами бысто не поплывёт.
- А скорость-то, скорость! Как бы не вёрст двадцать в час идёт!
Это-то при боковом ветру. А при попутном-то, страшно подумать, как он
плавает... небось у робят головы кружатся.
Аркадий подошёл к любовавшемуся стремительным корабликом Ивану.
- Ну, как тебе мой тримаран? Ведь, действительно, при хорошем
попутном ветре, сорок, не сорок, но вёрст тридцать пять он выдаст.
Ну... мы на это рассчитываем. Никто в мире сейчас так не плавает!
- Да баловство это бессмысленное! Чёлн длиной сажен в пять, а
весит поболе многих чаек, значит, на вёслах ему от галеры не уйти,
непременно догонят. Оружия на него толкового не поставишь. Ну, разве
гаковницу вперёд или назад. Толку-то с неё! Никчёмный кораблик.
Картинно-красивое лицо атамана выглядело кислым и недовольным со
времени побудки после бунта турок-гребцов. До возращения угнанной
галеры оно был ещё и злым до бешенства. Вернув корабль, Васюринский
несколько успокоился, но до радужного его настроению было явно далеко.
"Ничего, установим на носу тримарана пусковое устройство для
запуска ракет, все знаменитые атаманы будут умолять о постройке такого
корабля и им. В драку за право получить тримаран первым будут лезть".
Аркадий, до своего перемещения в прошлое разбиравшийся в
судостроении на уровне чайника, гордился своей идеей многокорпусного
судна. Правда, трудностей при его строительстве встретилось больше, чем
он ожидал. Судёнышко оказалось малоустойчивым, переворачиваясь при
попытках резко повернуть или порыве сильного бокового ветра. До ума
тогда его довести так и не удалось, а потом он ушёл в поход. Поэтому
появление лихо плавающего судёнышка, хотя он не был уверен в названной
Ивану скорости передвижения, попаданца сильно порадовало.
"Надо будет озаботиться введением у казаков простейших приборов
измерения скорости, голландец должен о них знать, если взялся строить
суда".
Тримаран, проносясь мимо казацких галер с немалой быстротой, начал
неспешно разворачиваться в сторону Сиваша. Даже тримараны двадцатого
века с манёвренностью имели проблемы, попаданца не удивили неприятности
с этим и у его детища. Зато, по его прикидкам (не имевшим с реальностью
ничего общего), при попутном ветре судёнышко должно было давать
рекордную для этого века скорость.
Тримаран пошёл дальше, а на палубе начался спор, нужны ли такие
кораблики и долго ли он проплавает, не развалившись на части. Не то
чтоб это всех уж так волновало, но вот за вёсла опять садиться не
хотелось воистину ВСЕМ. Васюринский ситуацию быстро прочувствовал и
безделье на палубе прекратил.
- А ну, все к вёслам! - перекричал он всех сразу. - Отдохнули, и
хватит! Дойдём до Азова, там попусту языками и треплите!
Вольница вольницей, но приказ командира в походе у казаков много
значил. Отправился к веслу и Аркадий. Приблизительно через час он
заметил, тримаран опять изменил курс, и догадался, что ребята уже
освоили умение ходить галсами и направляются теперь тоже в Азов.
"Нет, совсем не никчёмное получилось судёнышко. По Черноморью
прекрасным посыльным корабликом будет. Жаль, конечно, что из-за
отсутствия прочных материалов нельзя построить боевое многокорпусное
судно. Больше двух пусковых установок он не потянет, без существенного
уменьшения скорости. Но на шхуны и фрегаты, лопну, а казаков пересажу!"
Другие также заметили частое изменение курса необычного кораблика,
но догадались, что он, таким образом, идёт на парусах на норд, при
ветре, то чистом осте, то ост-норд-осте. Естественно, путь у судёнышка
при этом оказался очень извилистым. Наверняка проще было сесть за
вёсла, но, очевидно, ребята в нём задались целью показать все
достоинства своего детища. Умение ходить почти против ветра на парусах
в том числе.
В Азов тримаран прибыл всего часа через два после галер. И на реке
его команде пришлось-таки сесть за вёсла. Полная мелей река -
неподходящее место для путешествия под парусом таким крутым
бейдевиндом.
Из дальних странствий возвратясь.
Азов, страдник 7146 года от с.м.
Когда галеры подходили к Азову, Аркадий не удержался и глянул на
берег, где должны были быть строения (честно говоря, сараи, сараюшки и
навесы без стен) его исследовательского центра. И сбился с ритма,
вызвав общее недовольство и соответствующие комментарии на корабле. К
концу похода все дьявольски устали, легко раздражались, мечтали о
быстрейшем завершении пытки греблей, не случайно турецкие галеры казаки
называли каторгами. Любой, кто мешал быстрейшему завершению плавания,
выглядел в глазах остальных врагом.
Аркадий опять впрягся в эту тяжёлую работу, стараясь ни на йоту не
выбиваться из общего ритма. Но мысли в его голове закрутились вихрем.
Вместо ставшего родным исследовательского центра, сколь угодно
неказистого, он увидел на берегу чёрное пятно обгорелой земли и
несколько торчащих из неё столбов. Также обугленных.
"Ясное дело - пожар. Скорее всего, со взрывами, впрочем,
незначительными. Что-то такое взгляд уловил. Почти вся селитра, весь
порох, остатки нефти, всё взрывоопасное было использовано для
производства последней партии ракет для флота. С чего же тогда пожар?
Татары набежали и пожгли? Тогда бы и пригороды пострадали, а они стоят,
как ни в чем не бывало. Неужели нефть подвезли, и косорукие мои химики
с ней пожар устроили? Тогда всех выживших сам поубиваю!"
Последнюю версту их галерам пришлось идти вдоль заякоренных у
правого берега Дона трофейных каторг и частично вытащенных на берег
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг