скакали рядом. Все трое весело перекрикивались явно на тюркском
(татарском?) языке, громко ржали и временами залихватски посвистывали.
Уже много позже Аркадий понял, что тягали его мастерски, осторожно, с
минимальными шансами на серьёзную травму у пленника.
Затем они решили сменить игру. Лошади остановились, и его
попросили встать на ноги. Не словами, а меткими, очень болезненными, но
также не наносящими серьёзных травм, ударами нагаек. Он сильно пожалел,
что снял полушубок, но сделанного назад не вернёшь. (Или, учитывая
фантастичность ситуации?..)
Вы пробовали встать с привязанными к телу руками с земли? Не такое
уж это лёгкое дело. Особенно, если вас сдёргивают обратно на землю, под
совершенно жеребячий хохот, как только у что-то начнёт получаться. Один
Бог знает, сколько продолжалось это развлечение, но и оно степнякам
наскучило. Аркадия подняли на ноги, набросив на него ещё один аркан.
Если первый сжимал его в районе талии, то второй захватил тело и руки
выше локтей, на груди. Третий кочевник продолжал подбадривать попаданца
нагайкой.
Следующим пунктом развлечения стало испытание Аркадия на разрыв.
Один скот на лошади тащил его влево, другой - вправо. Вообще-то, так
вполне можно разорвать человека пополам. Не двумя мини-лошадками, но и
они удавить человека могут без труда. Сволочи, сидевшие на лошадках, об
этом прекрасно знали и действовали осторожно. Живой пленник стоил
денег, которых у нищих пастухов не было.
Махавший нагайкой, видимо, решил, что на его долю развлечений
достаётся меньше, чем надо, что-то своим друзьям скомандовал. Они опять
дружно загоготали и прекратили тащить его в разные стороны,
ограничиваясь теперь удержанием пленника в стоящем, но беспомощном
состоянии. И тогда Аркадий очнулся. От того, что третий, соскочив с
лошади, начал щупать его зад. Даже в бессознательном состоянии он сразу
сообразил, что ему уготовано. Только изменить что-либо теперь ему было
затруднительно.
Мысли забегали как пришпоренные, ища выход из унизительнейшего
положения. Но всадники твёрдо держали арканы, начисто блокируя даже
тень шанса на освобождение. Половой разбойник, тем временем, вышел
из-за спины и, откровенно издевательски скаля зубы, что-то произнёс.
Ростом он был Аркадию (зазор между землёй и темечком ровно 191 см) по
подбородок, широкоплеч, гнилозуб, немыт и жутко вонюч. Поиграв с
пленником в гляделки, татарин полапал красивый, усеянный бляшками
ремень, поцокал довольно, но расстегнуть сразу не смог. Озадаченно
сделал шаг назад, рассматривая его. Чем Аркадий и воспользовался.
Дикари, вероятно, не имели представления о возможности нанесения
убойного удара ногой. Аркадий вложил в удар все сохранившиеся силы,
злость и отчаянье, попав носком кроссовки в самое уязвимое для мужчины
место.
Тот даже закричать не смог, молча склонился, теряя сознание от
боли, инстинктивно схватившись руками за место ушиба. Аркадий от души
добавил носком другой ноги в удачно подставленную челюсть.
Послышавшийся хруст прозвучал для него приятной музыкой.
"Этот ублюдок уже не только желать кого-нибудь не сможет, вряд ли
вообще встанет. Хрустнула, вроде бы, шея, а не челюсть. По крайней
мере, хочется так думать. Приятно, что с собой на тот свет хоть одного
смог захватить. Жаль, не очухался раньше".
Пистолет он выронил ещё на том курганчике, а двое других дикарей
его к себе вплотную не подпустят, никаких шансов победить или убежать у
него нет. Иллюзий о возможности одолеть врагов он не питал. Поэтому
неожиданное ослабление натажения слева и, тут же, справа стало для него
приятнейшей неожиданностью. Негодяй справа опрокинулся спиной на круп
собственной лошади с торчащей из груди стрелой, оперённой серыми
перьями. Другой из седла выпал и ещё дёргался, стуча по земле ногами.
Аркадию приходилось видеть агонию, и это была она, родимая.
Удивительно, но лошадь от умирающегося хозяина не драпанула. Нетрудно
было догадаться, что и его сразил не инфаркт миокарда. Аркадий покрутил
головой, ища спасителя.
"Стрелы сами по себе не летают, их человеческая рука выпустить
должна. Или, там, эльфийская, если в мир фэнтези попал".
Искать долго не пришлось. Возникнув будто из пустоты, из воздуха
(лёжа же из лука стрелять нельзя! Или всё-таки можно?), к нему подходил
здоровенный казарлюга. В вышиванке, выглядывавшей из-под какого-то
грязно-зелёного жупана, стиранных явно не в этом году, не менее грязных
шароварах, сапогах, не обнаруживавших знакомства с сапожной щёткой, с
оселедцем и длинными, свисающими до груди усами. В руке он держал
небольшой лук, хотя из-за пояса торчала рукоять пистолета. Старинного,
естественно. Ещё два пистолета виднелись у казака на бёдрах, в кобурах
непривычного вида. Разница с картинными запорожцами была не только в
чистоте одежды, но и в степени бритости, как лица, так и головы. Их
покрывала модная в двадцать первом веке щетина. Судя по её пегости,
казак был уже далеко не мальчик. Рассмотреть количество морщин на
дублёной коричневой коже при слепящем глаза солнце было невозможно. Не
говоря о бессмысленности такого дела - рассматривания морщин у мужика.
По степени сомнительности внешнего вида сгинувшие татары выглядели, по
сравнению с их убийцей, сущими младенцами.
* - Привалов - герой знаменитых произведений братьев Стругацких
"Понедельник начинается в субботу" и "Сказка о тройке".
О пользе вегетарианства.
Всё тот же полдень, 23 марта 1637 года от Р. Х.
Плохое настроение не покидало Ивана с самого начала этого
дурацкого предприятия. Шли на святое дело, кстати, и наверняка
прибыльное. И таились, будто занимались чем-то срамным. Объявили, что
поход в Персию, на помощь шаху против султана. Нет, ничего против
набегов за добычей к врагам православной веры он не имел. Чем,
спрашивается, иначе казаку жить? На паперти подаяние просить? Так, если
не калека, подавать плохо будут. И к персидскому шаху относился без
предубеждения. Он поганой веры, конечно... но раз враг турок, значит,
иметь с ним дела можно. Платит шах щедро, пограбить там, опять-таки,
есть кого. В другое время, считал Иван - сам Господь не против был бы
похода на такое дело. Но сейчас, когда волнуется всё Поднепровье,
закипает Волынь, беспокоятся русские земли в Литве, готовы встать на
бой с клятыми ляхами и казаки, и гречкосеи, отвлекать от святого дела
освобождения Руси немалую силу было неразумно. А то и преступно. Даже
для реальной цели похода, о которой в отряде не знал почти никто.
Включая наказного гетмана, руководившего войском.
Иван невольно стиснул зубы, вспомнив, кто сумел пробиться в
наказные гетманы. У них с чёртовым вылупком Пилипом Матьяшем была
старая и сильная вражда. И его внезапная активность по организации
похода в Персию поневоле настораживала.
"Если правдой были подозрения о связи Пилипа с иезуитами, то
спрашивается - зачем им-то такой поход нужен? С турками-то у чёртовых
святош отношения были на зависть хорошие. Непонятно. Следовательно,
ломать голову бесполезно. Надо иметь такие же вывихнутые, как у самих
иезуитов, мозги, чтоб догадаться об их намерениях. Но самому придётся
спать в полглаза, ходить с величайшей осторожностью. Пилип, к бабке не
ходи, попытается меня, лютого своего недруга, извести. Если не выйдет с
первого раза, не поленится повторять попытки вновь и вновь".
Иван хмыкнул вслух и вызверился, что у него означало улыбку.
"Ну, мы ещё посмотрим, кто кого. Я тоже предпочитаю вспоминать о
своих врагах, как о мёртвых. Увидим, кому на чьих поминках пировать
придётся".
К расстройству характерника, казаки его собственного куреня
встретили предложение о походе в Персию с радостью. Получалось, что
страдания селян их не так уж и волнуют, хотя добрая половина была из
села и хлебнула лиха от панов.
Иван не хотел самому себе признаваться, но его задело - и весьма
сильно - решение совета характерников отправить в этот странный поход
именно его. Несмотря на возражения. Пилип, выбранный наказным гетманом,
мол, хоть и немалый талант имеет, да легко с правильной дороги
съезжает. Есть в нём какая-то гнильца. А тёзку, Сирка, оставили в
Запорожье. Хотя, по возрасту он ему, Васюринскому, почти в сыновья
годится.
"Боже милостивый, что ж это деется? Эх, нет в мире
справедливости! - пришёл к "свежему" и "оригинальному" выводу казак. И
решил развеяться, думы печальные разогнать. Поохотиться, добыть
свежину, порадовать себя на обед молодым мяском. Побаловать брюхо, если
с радостью для души не складывается.
День, что ли, задался для казака неудачный, или по какой другой
причине, но и охота окончилась бог знает как. Наткнувшись в погоне на
следы татар, Иван без колебаний переключился на них. Плохое настроение
требовало выхода, татары подходили для его выплеска куда лучше, чем
невинная животина.
"Пусть живёт и растёт. Авось и мне на том свете это зачтётся. А
вот татарам жить после встречи со мной уже вряд ли суждено, - оскалился
Иван. В такие моменты от него шарахались и опытные казаки, чёрта лысого
не боявшиеся, но в этот раз свидетелей не было. А Чёрт под седлом,
вороной, без единого белого волоска жеребец, нравом был под стать
хозяину. Недаром на Запорожье про них, всадника и коня, ходили самые
дикие слухи. Будто он, Иван, то ли настоящего чёрта где-то поймал и за
не обливание святой водой договор о службе в виде коня с ним заключил.
То ли, встретив чёрта, под залог души в карты с ним сел играть и
обыграл вчистую. Бедняге (нашлись сочувствующие и чёрту) пришлось даже
к характернику под седло идти.
Иван ухмыльнулся в свои роскошные казацкие усы. Несколько раз,
после хорошей выпивки, самой отчаянной храбрости казаки даже выспросить
его пытались о подробностях договора с чёртом. Слава Богу, никто не
сомневался (по крайней мере, вслух, попробовали бы...), что свою душу
он нечистому не продавал.
Он на все подобные вопросы прямого ответа не давал, отделываясь
междометиями и неопределёнными жестами. Такие слухи его никак не
позорили, да и характерникам в целом были полезны.
К татарам подъезжал шагом, чтоб не насторожить их шумом или пылью
из-под копыт. Вплотную подошёл, точнее, подкрался на своих двоих. Трёх
пастухов для себя он опасными не считал, но не хотел дать кому-нибудь
из них шанс сбежать. Поймать в степи татарина - и для характерника не
всегда посильная задача. Увлечение нехристей редким для них
развлечением дало ему возможность подойти незаметно на уверенный
выстрел из лука.
Тем временем события приобрели неожиданный оборот. Иноземец и
заарканенный сумел отправить в ад (туда ему и дорога!) одного из своих
мучителей.
Опасаясь, что оставшиеся покалечат свою, оказавшуюся опасной и
связанном виде, добычу, Иван упокоил обоих стрелами. Пришлось стрелять
на убой, раненный мог удрать.
"Жаль, что пришлось убивать. Было бы любопытно порасспрашивать
кого-то из них перед смертью о том, как в их руки этот подозрительный
иноземец попал? И сравнить этот рассказ с его пояснениями. Бес знает,
удастся ли выспросить досконально всё у него самого".
Вместо молоденького тарпанчика с нежным мяском Ивану достался
освобождённый из татарского полона подозрительный тип. Застрелив обоих
оставшихся в живых татар, он не пошёл немедленно к растерянно
вертевшему головой человеку, а кинулся стреножить лошадей. К счастью,
пусть не воинские, они были приучены не покидать своих упавших хозяев,
бегать за ними не пришлось. А лошадь убитого пинком (ох, добрый у
иноземца удар), была стреножена покойным хозяином. Всё это время он
искоса, краем глаза, рассматривал бывшего пленника.
"Откуда здесь, в татарской степи, он мог появиться? Если бы кто
ехал сюда из Польши, я бы об этом точно знал. Значит, из татар. Но
почему оказался здесь один, став лёгкой добычей простых пастухов, даже
для рядового казака не соперников? Потерял проводника? И зачем его сюда
понесло, в дикое поле? Неужто какой учёный человек? Но для учёного он
уж очень ловко ногами машет. С двух пинков насмерть татарина забил.
Знаем мы таких учёных, иезуитской выпечки. Они, правда, больше саблей
махать горазды, а не ногами. Но иезуит-то бы им не попался ни за что,
даже сонный. Непонятно. А загадки в таком деле - недопустимая роскошь".
Тем временем чужеземец весьма ловко избавился от арканов, сбросив
их на землю, подошёл к убитому им татарину и плюнул ему на голову,
произнеся что-то себе под нос. Казака он явно не опасался, что для
иезуита было бы крайне неразумно - знали они, как к ним на Сечи
относятся. А отказать этим чёртовым выкормышам в уме не мог и их
злейший враг. Например, сам Иван. Освобождённый же ещё и пнул труп
ногой, видно, татарин здорово успел ему чем-то досадить. Потом, с
удивлённым восклицанием, нагнулся и вытащил из-за пояса трупа пистоль
очень странной конструкции. Просто удивительной - ничего подобного
Ивану видеть не приходилось. Но сразу было видно, ухватистой и удобной.
Иван внутренне напружинился, опасаясь, что неизвестный попытается сразу
же стрельнуть в него. Однако он повертел пистоль в руках и сунул себе
за пояс. То ли не лелеял коварства, то ли знал, что пистоль не заряжен.
Уж конечно, попал к татарину пистоль совсем недавно. Судя по ловкости в
обращении с ним иноземца, у него покойник пистоль и забрал.
"Надо будет обязательно рассмотреть получше, может, ещё что
полезного изобрели".
Иноземец тем временем постоял немного над трупом, будто в чём
сомневался, нагнулся и потрогал жилку жизни на шее покойника.
Убедившись, что перед ним именно покойник (не прост, однако, этот
иноземец!), он ещё раз сплюнул на его голову и, распрямившись,
посмотрел на Ивана. Никакого страха в его взгляде Иван заметить не
смог. Скорее, любопытство и интерес. Будь он врагом, характерник бы это
немедля почуял.
Чем больше Иван присматривался к иноземцу, не спеша подходя к
нему, тем больше возникало у него вопросов. Странная, никогда ранее не
виданная одежда, а Ивану случалось ездить по Европе, ему было с чем
сравнивать. Измазанная, помятая и подранная рубаха в клетку, сквозь
дырки которой проглядывала какая-то безрукавная одежда, с большим
чернильным пятном на груди (видно пузырёк с чернилами там был). И
когда-то видно дорогие, но уже изношенные до дыр, закрытых латками,
вылинявшие, длинные, несуразно узкие, голубые штаны. После татарских
развлечений, тоже, естественно, грязные, лопнувшие по шву на правой
ноге. В таких теперь на люди не выйдешь.
А бедняком незнакомец не был, судя по притороченной к седлу
татарского коня сумке, здоровенной и, ясное дело, тоже необычной. И уж
никак не дешёвой. Высоченный, пожалуй, с самого Ивана ростом, но без
обычной для высоких людей неловкости в движениях. С о-о-чень
нетипичными мозолями на ВНЕШНЕЙ стороне кистей. Весьма сходными с
мозолями самого Ивана. Но, опять-таки, как мог человек с такой
подготовкой попасть в лапы пастухов? У них-то и луки были смехотворно
слабыми, из другого оружия имелись разве что,дубины и ножи. С такими
любой воин справится одной левой.
"Неужто всё-таки ехал с их стороны, с проводником, да остался без
него? Татарам, известно, верить ни в чём нельзя. Всё равно что-то здесь
не то".
Иван подошёл к иноземцу, строя в уме фразу, чтоб вежливо, но без
подобострастия, на латинском языке. Читать-то он умел почти свободно, а
говорить на латыни ему доводилось нечасто. Однако она не понадобилась.
Тот, по-дурацки лыбясь, заговорил сам. На русском.
Загадок от этого меньше не стало. Скорее, они стали множиться (как
жиды вокруг прибыльного дела). Например, Иван не смог опознать говор
пришельца. Что-то вроде смеси полтавского с московским и ещё каким-то,
казаку неведомым. Видимо, на языке, иноземцу не родном, так как было
заметно, что он подбирает слова, прежде чем их произнести.
Иван решил не тянуть кота за хвост. В отличие от большинства
характерников, ломать над странностями голову он не любил.
Воспользовавшись тем, что их глаза встретились, "надавил" на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг