* * *
Утром нахлынули привычные обязанности командира. В связи с
прибытием в Монастырский городок гетман Матьяш провёл несколько встреч
с донскими атаманами. Их планы по взятию Азова его мало волновали и
скорее противоречили интересам ордена, интересы которого он поклялся
защищать. Обретя морскую крепость, схизматики бы усилились, что
затруднило бы приведение их под власть понтифика, не позволило бы
быстро спасти их души, пребывавшие во тьме заблуждений. Ему очень не
понравились взгляды, которые атаманы бросали на него, когда он заявлял,
что его войско в подобных делах участвовать не будет, а пойдёт дальше,
в Персию. Намётанный глаз Филиппа заметил, что в донской столице
собрались, в основном, атаманы низовые, верховых почти не было.
"Эээ... значит, у них здесь до всеобщего согласия и любви далеко.
Дьявольщина проклятая! Совсем нет времени разузнать всё подробнее.
Чёртов Васюринский! Из-за него всех помощников потерял, некого посылать
с деликатным заданием. Господи, обрати внимание на мою просьбу, не для
себя стараюсь, ради ТВОЕГО дела жизнью рискую! Дай знать верным твоим
слугам, чтоб ко мне подошли, помогли всё в твою пользу повернуть!"
Что-то в этом деле было нечисто, непонятно. Прибытие к
Васюринскому сначала одного молодого колдуна, побитого, будто с чертями
дрался. Потом появление целой кучи характерников и старшин, не желающих
объясниться с ведущим войско наказным гетманом. Затем странное,
труднообъяснимое поведение татар, осмелившихся атаковать более сильного
врага*. Теперь вот удивлённые взгляды донских атаманов, явно ожидавших
от него другой реакции.
"Уж не было ли между ними и частью запорожской старшины
предварительного сговора? Тогда понятно их удивление. Видимо,
Васюринский будет настаивать на изменении цели похода, вместо Персии
предложит идти на Азов. Придётся всерьёз с ним побороться, чтоб этого
не допустить. И, воистину интригами нечистой силы, мне некого послать в
конгрегацию к святым отцам".
Филипп догадывался, что в отряде есть и другие иезуиты, не могли
святые отцы не подстраховаться, не приставить к нему тайных
соглядатаев.
"Да как их обнаружишь? Глашатая в войско по такому делу не
пошлёшь, объявление на столбе не вывесишь".
Эти мысли ещё больше ухудшили настроение гетмана, подняв плохие
предчувствия до невиданной высоты. Можно похрабриться про себя, но в
случае публичного предложения донцов запорожцам идти вместе на Азов не
надо было гадать, согласятся ли гайдамаки на это. Если не удастся ему,
и только ему, больше некому, найти аргументы изменить настроение толпы,
все пойдут на Азов.
По дороге на общевойсковой круг, на который были приглашены и все
запорожцы, Матьяш придумал, как подорвать авторитет Васюринского.
"Надо распустить слух, что он живёт с молодым колдуном как с
женой. Не случайно его дружка Охрима на таком поймали. Эх, как жаль,
что нельзя сделать это сейчас! Все верные люди сгинули, впрямую
поручить такое некому. Придётся самому, намёками расстараться".
* * *
Большой сход донского казачества начался так, как и предполагал
наказной гетман. Была краткая молитва, были речи о необходимости
защитить православный народ от лютого ворога, были жалобы на тяжесть
положения как казаков, так и всех православных. Конечно же, были и
обещания большой добычи в Азове и великих выгод от его приобретения.
Будто обещающие всерьёз верили, что им удастся не просто пограбить
богатый город. Из-за его мощных укреплений это было весьма сомнительно.
Нет, к удивлению Филиппа донские атаманы всерьёз рассуждали о великих
выгодах морской торговли.
"С ума они все посходили с голодухи, что ли? Какая морская
торговля? Да узнав о потере важного города, султан сюда такое войско
пришлёт, что оно всех здесь сапогами затопчет, им и оружие доставать не
придётся".
Однако казаков заведомая бессмысленность и предельная
смертоносность войны с огромным и воинственным государством не
встревожила. Наоборот, к огорчению Матьяша, чёртовы гайдамаки
обрадовались! Взятие Азова, по его прикидкам, было невероятно трудной,
но возможной задачей. Уж очень сильна была крепость, велик и храбр её
гарнизон, огромно его преимущество в артиллерии.
"Дурачьё безмозглое! Рвутся пограбить, а задуматься о будущем им
мозгов не хватает! Навлекут на себя гнев султана, он их жалкую кучку
одним взмахом царственной руки сметёт. Большой страны-то за их спиной
нет. Хм... нет ли? Или это византийской выучки схизматики из Москвы
затеяли? Если они серьёзную помощь сюда пришлют, то и султану здесь
нелегко придётся. Польские гоноровые дураки, видя успех казаков, могут
сами возжелать к морю пробиться. Вместо того, чтобы души своих
хлопов-схизматиков к истинной вере приобщать. Надо срочно вмешаться и
не допустить такого безобразия любой ценой!"
И гетман ринулся в бой. Предав родину и боевых товарищей своим
тайным переходом в католичество, он отнюдь не перестал быть храбрецом.
Трус гетманом или атаманом у казаков в те времена стать не мог.
Иезуиты, заплетшие его мозги, соблазнившие призрачными перспективами,
могли бы гордиться своей работой. Филипп Матьяш сражался за их
интересы, как он их понимал, подобно льву. Не колеблясь, поставил на
кон свою жизнь, желая не допустить присоединения запорожцев к донцам.
* * *
Море человеческих голов волновалось на площади перед церковью.
Хотя, хм, несколько тысяч человек могли изображать море очень условно.
Да и на озеро они не очень-то тянули. Невдалеке от паперти церквушки,
на которой расположилась старшина донцов, стояла группа запорожцев во
главе с наказным гетманом. Человек сто-сто пятьдесят, остальные
рассыпались по площади среди донцов. Друзей-приятелей здесь не имели
только совсем зелёные сечевики.
После краткой молитвы, кстати, без попа, атаманы уверенно взяли
ведение круга Донского войска в свои руки. Причину такого
многочисленного для казаков сбора знали все. Готовилось мероприятие ещё
с осени, азовцев ненавидели, на редкость дружно, все казаки. Город
людоловов и работорговцев был для донцов главным врагом.
А тут ещё год выдался на редкость тяжёлый. В прошлом, 7145 году
царь Михаил не прислал жалованья казакам. Хлеба на Дону не сеяли (под
страхом смертной казни), на данный момент его здесь просто не было.
Награбленное уже проели, голода, подобного новгородскому или
поволжскому, не было только из-за благодатности Придонья. Выручала
охота и, особенно, рыбалка. Однако и самых неприхотливых диета из рыбы
в разных видах, да ещё при недостатке соли, допекла сильнейшим образом.
Поэтому ожидаемый всеми призыв идти на Азов встретили дружным и
очень громким одобрением. Так же положительно было принято приглашение
запорожцам присоединиться к святому (и, потенциально, очень выгодному)
делу. Тем более неожиданным диссонансом прозвучал отказ гетмана.
- Благодарю за честь, но лыцарское собрание в Сечи послало нас в
Персию. И нам самим не пристало менять цель похода. Наш табор пойдёт на
помощь шаху, воюющему с нашим общим врагом, султаном. От такого похода
и вам польза немалая будет. Не сможет поганый султан прислать
осаждённому Азову помощь.
Неожиданный для простых казаков отказ вызвал в толпе недовольный
гул и свист, сначала редкий, но быстро нарастающий. Толпа забурлила. И
не ожидавший быстрой победы Матьяш продолжил.
- Панове, мы ж на майдане в Сечи уже всё решили. Собрание лыцарей
нас поддержало, деньги нам на поход выделило. Разве можно против воли
всех сечевиков выступать?
Раздавшиеся из толпы ответы, если их очистить от прямых
оскорблений гетмана и ругани вообще (являющейся, зачастую, связующим
звеном в предложениях), сводились к единодушному "Да!". Сечевики
считали, что изменить цель похода не только можно, но и нужно.
- Хлопцы, мы в самые богатые места мира идём! Шах нас золотом
осыплет за помощь! Зачем вам свои жизни зря класть под неприступными
стенами Азова? В Персии намного больше получим! - пытался сыграть на
пристрастии казаков к богатой добыче гетман.
Запорожцы, тем временем, протискивались к паперти. Вскоре их возле
гетмана собралось более двух тысяч. К бойцам, пришедшим с табором
(обслуга права голоса не имела, работяги не считались лыцарями),
присоединились запорожцы, жившие на Дону. И реакция казаков была очень
бурной и агрессивной. Надежда гетмана уговорить казаков идти в Персию
оказалась призрачной и ошибочной. Ему не дали говорить. Любое его слово
встречалось рёвом, свистом и обиднейшими оскорблениями. В подобной
обстановке ни о каких уговорах или убеждениях не стоило и мечтать.
Васюринский, предвидевший такой оборот дела, проинструктировал своих
людей соответствующим образом.
Филипп пытался бороться. Но с ужасом обнаружил, что даже его
личная сотня не спешит на его защиту. Кое-кто из тех, кого он считал
верными своими сторонниками, орал и свистел, требуя его отстранения.
Побледневший гетман осознал, что не сможет не то что уговорить казаков
идти в Персию, а даже произнести речь в свою защиту. Переоценка
собственных сил могла стоить ему жизни. Не выспавшийся и
перенервничавший Матьяш запаниковал.
Стоявший в толпе напротив его Васюринский уловил момент.
- Что, шляхетская морда (вообще-то, сам Васюринский был шляхтичем
из более древнего рода, чем гетман), нечего простым казакам сказать?
Смотри, не обделайся со страху.
Умел говорить опытный политик Иван. Хоть и рядом они стояли, не
должен был, вроде бы, Филипп его услышать в гаме площади. Однако
услышал. И хоть сам был политиком не из последних, не выдержал ехидной
ухмылки и обидных слов. Сорвался и заорал тонким тенором, хотя обычно
разговаривал баритоном.
- Мо-о-олчать!!! Всем замолчать!! Вы кого, хлопы, оскорбляете! Я ж
ваш гетман!
Вполне успешно глушившие последние попытки гетмана объяснить свою
позицию, на этот раз казаки его услышали. Не все, естественно, но
многие. Отчего гул на площади существенно стих.
Сильно погорячился Филипп Матьяш. Можно сказать, фатально.
Говорить ТАКОЕ казакам безопасно, если вы уверены, что они добротно
связаны, а у вас есть в руках убойно-огнестрельный аргумент. Они своё
"лыцарство" воспринимали без всяких шуток, обзывать их быдлом было
опрометчиво в крайней степени.
Васюринский смог воспользоваться относительной тишиной для
произнесения своей речи.
- Товарищи! Можем ли мы ходить в бой под командой человека,
который нас хлопами обзывает?!
Кто бы сомневался, что все дружно ответят "Нет!!!"?
- Хлопцы! Нужен ли нам гетман, не желающий помочь братьям в святом
дел?
- Нет, не нужен!!! - дружно заорали все. И, уже вразнобой, стали
предлагать варианты дальнейшей гетманской судьбы. В подавляющем
большинстве, совершенно нецензурно. Услышь эти предложения султан,
казни возле его дворца в Стамбуле сильно разнообразились бы.
Васюринский выждал несколько минут, он знал, что всё время
пребывания в Монастырском городке запорожцев интенсивно обрабатывали,
агитируя идти на Азов. Учитывая наличие старой вражды, агитация
оказалась очень эффективной. Особенно в связи с возможной добычей в
этом богатейшем городе. Пилип, своим подчёркиванием собственного
шляхетского происхождения, попугайскими нарядами, не принятыми у
сечевиков в походах, выпячиванием своего верховенства, за несколько
дней успел настроить против себя многих. Васюринский с помощью своих
соратников смог акцентировать внимание казаков на недостатках гетмана.
Теперь куренной мог воспользоваться победой над старым и опасным
врагом. Никаких моральных терзаний у него при этом не возникло.
* * *
Проклятое, ненавистное наказному гетману быдло бесновалось вокруг
со всех сторон, что-то вопило, визжало и свистело, но Филипп его не
слышал. Совсем. Он весь был в размышлениях о собственной судьбе и
божественной справедливости. Как безразличны были ему их крики, так не
волновали перекошенные от злобы рожи. Незнакомый казак, весь в
конопушках, хотя зима до недавних пор вела арьергардные бои с
наступавшей весной, злобно скалил зубы. Рядом орал, аж слюна летела,
смуглый, как цыган, плохо бритый тощий и длинный казарлюга, вроде бы
смутно знакомый. Потом бросился в глаза - и здесь от него покоя нет -
свистящий сразу в четыре пальца, от натуги аж глаза выпучились, Юхим
Срачкороб. На этого человека не реагировать было невозможно. Даже в
этих страшных обстоятельствах Матьяш ощутил тяжесть в кишках. Гетман
пожалел, что недавно выступал за прощение Срачкороба.
"Нет предела человеческой неблагодарности!" - окончательно осознал
Филипп. От этого болезненно защемило его сердце. Он понял, что
погрязшие в грехах казаки обречены на вечные адские муки. Именно
обречены, нет им спасения.
И вспомнил надоедливый сон. Призабытый из-за бурных событий
казачьего круга.
"Господи Боже мой, спаси от позорной казни! Не допусти такой
несправедливости. А я тебе свечку поставлю, в десять, нет, в двадцать
пудов! Кто же это быдло к истинной вере приводить будет?!"
Но молчали небеса. Не явился на помощь погибающему гетману ангел с
огненным мечом. Не перевели в шутку своё злое намерение казаки.
Филиппов взгляд давно сам собой прикипел к большому дерюжному мешку, к
которому его, вывернув до боли руки, тащили. Держал мешок, конечно же,
разодевшийся, как на важный праздник, проклятый колдун Васюринский.
Старый враг, будто охраняемый нечистой силой от него, верного слуги
Господа. Растянув горло мешка пошире, характерник ехидно ухмылялся,
глядя на своего наказного гетмана. Бессовестные гайдамаки воткнули
Матьяша, ещё час назад имевшего право распоряжаться их жизнями по
своему усмотрению, в мешок, как свиную тушу.
- Пшепрашам за беспокойство, просим пана гетмана в достойное его
место! - услышал-таки Филипп слова своего врага в момент предпоследнего
акта своей казни.
"Боженька, яви свою милость! Покарай нечестивцев, вознамерившихся
казнить лютой смертью меня, твоего преданного раба! Я ради тебя всю
Украину кровью залью! Только спаси!"
Не спешил господь на помощь верному слуге католической церкви. Не
церемонясь, казаки приподняли его, чтоб засунуть жертву в него
полностью. То, что их недавний командир оказался там вниз головой, их
не смутило ни в малейшей степени. Как не тронул их и его вскрик от
боли. Со злорадными комментариями они завязали горло мешка верёвкой и,
не задумываясь об ощущениях казнимого, поволокли его по земле. К реке,
куда же ещё? Одни волокли, другие не ленились лупить по мешку палками.
"Больно! Больно же! Да спаси же меня, Господи! Ведь утопят,
действительно утопят! Как в том сне, утопят!"
Заныли новые ушибы и старые раны, острая боль пронзила всё тело от
вывихнутого при сдирании перстня среднего пальца правой руки. Матьяш
осознал, наконец, что чуда спасения его из лап взбесившихся казаков не
будет, тоскливо завыл. Настолько громко, что был услышан всеми в шумной
толпе. Но никакой жалости казаки, жаждавшие казнить как можно более
позорно своего недавнего командира, не испытали. Ещё веселее и
радостнее закричали, залихватски засвистели, энергичнее поволокли мешок
с казнимым. Филиппу показалось, что тащили его нарочно по кочкам, не
забывая награждать пинками и ударами палок.
Наконец-то это сумасшествие прекратилось. Но не от наполнения
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг