случалось казнить, не то, что наказных - душили Матьяша. Удивительное
дело, но гости к проклятому колдуну продолжали прибывать и после заката
солнца. Без ОЧЕНЬ серьёзных причин на такое решались редко. Слишком
велик риск переломать ноги лошадей из-за темноты.
"Ради пустячного дела столько людей рисковать жизнью не стали бы".
Наказной гетман не вытерпел и пошёл разбираться, чувствуя, что
дальнейшую неопределённость ему не вынести. Разорвёт тягостная
неизвестность его сердце изнутри будто подложенная негодяем Васюринским
мина.
Он подошёл к шатру характерника в момент, кода Иван и Аркадий
встречали Остряницу, прискакавшего уже ночью, в сопровождении всего
одного джуры. Поздоровавшись с прибывшим полковником, очень
авторитетным на Сечи и близким к кошевому атаману Буту (Павлюку),
Пилип, с хорошо слышимой в голосе обидой обратился к Васюринскому.
- И как это понимать? Ты приглашаешь к себе гостей, а мне
неизвестно, что затевается в моём собственном войске. Не по обычаям
поступаешь, Иван, не по-людски.
- Ох, правда твоя, Пилип. Прости по старой дружбе, - беззастенчиво
врать в глаза наказной куренной умел не хуже любых политиков во все
времена. - Собственно, дело-то нечаянно возникло, всё насквозь
колдовское, вот я тебя и не беспокоил. Знаю, ты к колдовским делам
никогда отношения не имел, не интересовался ими. Или я не прав?
- Какие бы то ни было, дела в моём войске творились, я должен о
них знать!
И, обернувшись к Острянице, спросил его:
- Пане Яков, никогда не слышал, чтоб и вы к колдовским делам
причастны были. Я вообще думал, что вы с Павлюком ещё из Крыма не
вернулись.
Васюринский не дал Острянице и рта раскрыть.
- Спешу доложить тебе, как наказному гетману, что мы с Аркадием,
здесь, невдалеке, величайший клад открыли. Поболе сокровищницы султана,
или там, шаха. Да вот беда, заклят он. Страшно заклят. Надо на кургане,
где он хранится, великие жертвы принести. Трёх невинных дев, трёх
младенцев, и, вот досада, трёх воинских начальников, согласных пойти на
жертву собственной жизнью добровольно. Сам понимаешь, оставлять такое
сокровище в земле не хочется. Не дай Бог кто выкопает. Кликнули клич,
добровольцы и стали приезжать. Слушай, друг, а действительно, ты ведь
сейчас мой командир. Имеешь полное право на часть клада. Поедешь с
нами?
Васюринский, в порыве, якобы, дружеских чувств, приобнял наказного
атамана, как железными клещами вцепившись в его плечо. От его, вроде бы
дружеской, а по виду совсем волчьей улыбки, у Филиппа пошли мурашки по
коже и стало сбоить сердце.
- Ну, что молчишь? Уж поверь, там я тебя не забуду. Соглашайся,
дружище. Кстати, я возьму с собой, для охраны раскопанных сокровищ,
сотню казаков. Ты не возражаешь?
Говоря всё это, самым что ни на есть дружелюбным тоном,
характерник подмигнул ошарашенному Якову Острянице. В вести, из-за
которой он, бросив всё, прискакал, ни о каких кладах не говорилось.
Возражать гетман не стал. Главное он узнал - причиной приезда
запорожской старшины был не суд над ним, а что-то другое. И к дьяволу
этих колдунов и всех кто с ними! О подробностях их делишек можно узнать
и немного погодя. Ему захотелось - нет, возжаждалось - побыстрее
покинуть эту компанию. Голос характерника звучал ОЧЕНЬ многообещающе и
искренне, но Матьяша такое неожиданно щедрое предложение от давнего
недруга не вдохновило. Скорее насторожило и... чего уж там, испугало.
Нетрудно было догадаться, зачем проклятому колдуну на раскопках клада
старый враг. В заклятые клады Филипп не верил. Ну... почти не верил. А
в способности характерника приносить жертвы не сомневался ни единого
мига. С трудом высвободившись из лап Васюринского, Матьяш решительно
отказался от щедрых посул и поспешил откланяться. Появилось у него
опаска, что проклятый колдун его может как-то охмурить, потащить с
собой. Известно, зачем...
"Есть там клад, или нет и совсем не было, а прирежет он меня с
таким же удовольствием, с каким бы выпустил из него кишки я сам. Так
что пусть они свои делишки проворачивают, а быстренько всё про это
вызнаю и свою пользу извлеку".
Вельтполитик, или сумасшедшая ночь и не лучшее утро.
27-28 березня 1637 года от Р. Х.
Можно ли называть так пышно: "вельтполитик", встречу казацких
(читай: разбойничьих) атаманов с сомнительной во всех смыслах личностью
без титула и важных государственных чинов? Какой-нибудь канцлер или
боярин над подобным названием только посмеялся бы, а то, если был
неумён, обиделся. Однако если в результате встречи меняется, причём
заметно, ход мировой истории, то к высшей политике такое сборище имеет
самое прямое отношение.
Аркадий был неглупым человеком, но на поворот исторического
процесса его скромных талантов заведомо не хватило бы. По величине
личности он и рядом не стоял с Наполеоном или Сталиным. К счастью,
гениальность и огромная харизма ему не понадобились. Пусть не
настолько, но могучих личностей среди казацких атаманов хватало, а
процессы происходившие в Малой Руси, Запорожье, на Дону и, что
немаловажно, в Речи Посполитой и Османском халифате, создали
возможность изменений. Послезнание попаданца давало атаманам шанс.
Призрачный, честно говоря, уж очень скудны были ресурсы казацких
сообществ Северного Причерноморья, человеческие и материальные, но всё
же, заметно отличный от нуля.
На организацию технической революции знаний попаданца также не
хватало. По крайней мере, тех, что он легко мог вспомнить. Хотя успел
прочитать много книжек и статей в интернете, извлечь из памяти много
полезного наверняка не смог бы. Спроси его, кто был чемпионом СССР по
футболу в 1966 году или о составе "Битлз", ответил бы даже разбуженный
ночью. А как надо варить сталь или коксовать уголь... без посторонней
помощи не смог бы вспомнить и под страхом смерти. Знал, конечно...
когда-то, но забыл. В выуживании необходимых сведений, давно и прочно
забытых, помог новый друг - Васюринский. Именно он, владея техникой
гипноза, по наводке самого Аркадия, вытаскивал нужную информацию из
склеротичной головы попаданца.
Немедленный слёт казацких атаманов был полностью инициативой и
заслугой Васюринского, пользовавшегося среди казаков большими
авторитетом и известностью. Сразу по прибытии с попаданцем в казацкий
табор, он разослал всех своих джур к тем, кого назвал ему Аркадий.
Состав приглашённых они обговорили ещё в пути. Васюринский называл
фамилии и клички атаманов и полковников (многие имели по несколько
"погонял"), а попаданец рассказывал, что о них помнит. Память от
характерницкого обезболивающего не ухудшилась, а, скорее обострилась. В
другое время попаданец так легко не вспомнил бы столько. Об
освободительной войне с панами он читал немало и знал по именам многих.
Запятнавших себя предательством отметали сразу, из тех, кого Аркадий
таки не знал, приглашались только те, кому Васюринский доверял
безусловно. От всех этих треволнений наказной куренной заметно
осунулся, зато глаза его горели как у молодого. Пригласили также
нескольких названных попаданцем сотников, о перспективности которых он
знал.
Характерников призвали всех - не так уж много их и было. Конечно,
то, что о них рассказывали в народе было, большей частью, выдумками, но
в наличии у ордена характерников древних специфических знаний
сомневаться не приходится. ТАКОЕ количество сплетен на пустом месте
возникнуть не может.
Знавшие, что легендарный куренной попусту волну гнать не будет,
откликнулись на его призыв почти все, кто смог. Да и без подтверждения
сразу несколькими характерниками безусловной правдивости попаданца,
нелегко ему было бы убедить старшину в необходимости того, что он
предлагал. Собственно, не было у Аркадия реальных шансов остаться в
живых при попытке объясниться с атаманами поодиночке. Чего-чего, а
сребролюбивой сволочи на Сечи, и особенно вокруг неё было много. Как и
иезуитских и панских подсылов.
К вечеру у Аркадия, судя по ощущениям, поднялась температура,
усилилась боль в местах многочисленных ушибов и ссадин, а на растёртом
бедре правой ноги воспалилась рана. Естественно, чувствовал он себя на
редкость плохо. Виски - будто какая вражина в тисках зажала, окружающий
мир потерял резкость, правое бедро не ныло уже, а полноценно саднило,
периодически простреливая, аж дух перехватывало, острейшими болевыми
всплесками. Хорошо - кратковременными, не длинными, так как вести любой
вид осознанной деятельности во время такой боли попаданец бы не смог.
Требовалось незамедлительно заняться поправкой здоровья, но на лечение
и отдых не было времени.
Один за другим начали прибывать вызванные Васюринским атаманы,
полковники и сотники. Надо было встретить их, выказать уважение.
Ничтожеств среди приглашённых не было, зато людей с амбициями,
обидчивых - хватало более чем. Затевая такое грандиозное дело, наносить
оскорбление невниманием было бы преступной глупостью. Увидев, что
попаданец качается от слабости, характерник напоил его каким-то
снадобьем, позволившим Аркадию продержаться на ногах всю ночь. Весь в
мировой политике, Васюринский недооценил тяжесть состояния попаданца.
Снадобье резко приглушило боль, но на здорового попаданец не
походил даже при самом поверхностном взгляде. Всё вокруг для него
покрылось розовым туманом, звуки голосов доносились притушенные, будто
сквозь ватные тампоны, однако функции одного из гостеприимных хозяев
он, по словам Васюринского, выполнил неплохо. Никого не оскорбил и
дураком не выглядел. Сам Аркадий, как ни старался, мог из этой ночи
вспомнить только отдельные моменты. Встречи с Хмельницким, Сирко,
Остряницей. Все исторические личности оказались совсем не такими,
какими он их себе представлял.
Знаменитый гетман, на нынешний момент - чигиринский сотник
реестрового казацкого войска, оказался рослым, выше ста восьмидесяти
сантиметров, мускулистым мужиком, явно много повидавшим. Судя по
резкости движений после тяжёлой дороги, способным не только мудро
руководить войсками, но и рубать врагов саблей. Совсем не старым и мало
похожим на свои портреты.
Легендарный Сирко выглядел ровесником иновременника, ростом
сантиметров ста семидесяти пяти, атлетического телосложения. Держался
очень скромно, стараясь остаться незаметным. Из толпы его можно было
выделить разве что по пронзительному, умному взгляду и красному пятну
на нижней губе. Божественным знаком эту родинку объявят много позже. О
незаурядности его знали пока немногие.
Встречу с Остряницей Аркадий запомнил только потому, что она
совпала с приходом к шатру Васюринского наказного гетмана Матьяша.
Пилип, разодетый как петух и фазан одновременно, резко контрастировал с
одетыми в жуткое рваньё другими атаманами.
"Что значит мода, хотя нет, правильнее будет сказать: обычай.
Положено в походы ходить в рванине, которую побрезговал бы надеть на
себя самый распоследний бомж из двадцать первого века, и знаменитые уже
люди, шляхтичи, наверняка не бедные, пограбить ведь успели, обряжаются
в чёрт знает что. Интересно, им самим так выглядеть хочется, или перед
электоратом выпендриваются? Да... наша верхушка носить сверхдорогие
шмотки не стесняется. Чихать им на быдло, никто их кистеньком* на
выборах не забаллотирует. А жаль..."
Предварительно обговаривая с Васюринским эти встречи, решили, что
демонстрировать атаманам чудеса из двадцать первого века по отдельности
нельзя. Подзарядить телефоны негде, патронов для оружия мало, а ведь
всё это и на Дону надо будет показывать. Поэтому, после представления и
краткой беседы их отправляли отдыхать. Самим хозяевам приёма,
Васюринскому и Аркадию, поспать удалось совсем немного, под утро. А с
первыми лучами солнца всех гостей собрали для демонстрации электронных
чудес будущего.
Фотки на экране вызвали большой интерес, хотя и не у всех.
Несколько атаманов оказались дальнозоркими и рассмотреть подробности
изображений были не в состоянии.
"Среди прочего надо будет в будущем развернуть производство очков.
Как для близоруких, так и для дальнозорких. В Европе их, кажись, давно
изготавливают. Ну и, конечно, оптику военного предназначения: бинокли,
прицелы, хотя бы подзорные трубы. Но сначала усовершенствовать оружие.
Ёпрст! Скоро середина семнадцатого века, Новое время в разгаре, а у
большинства фитильные ружья. Только вот кто будет мелкие детали для
ударных кремнёвых замков делать? Мастеров здесь, как я понял мало, а
потребителей их продукции наоборот, много. К гадалке не ходи - мне
самому тоже придётся подсуетиться".
Говорили перед атаманами оба, но больше Васюринский. И доверия ему
было больше, и знал, как надо с собратьями по пиратскому ремеслу
разговаривать. Не говоря о том, что попаданец постоянно вставлял в свою
речь непонятные для людей семнадцатого века выражения. Хотя
периодически приходилось вступать в беседу и Аркадию. Тогда он пытался
как можно тщательнее подбирать слова, отдавая предпочтение деревенским
оборотам речи, изменившимся не очень сильно. Правда, отсутствие навыка
разговоров на украинском языке вынуждало его то и дело переходить на
русский, из-за чего его речь порой напоминала выступление известной
эстрадной "проводницы".
Атаманов ознакомили с бедами, грозящими их родине, пообещали, что
шанс их избегнуть есть. Васюринский предложил несколько первоочередных
дел.
Перво-наперво - разгромить турецкое посольство в Москву. Раз уж во
главе его такая сволочь, чего его в Монастырский городок пускать? Не
отменять же из-за него штурм Азова? То, что жители Азова и без того
знали о предстоящей атаке на их город, почему-то при обсуждении не
всплыло. Обосновывал же необходимость уничтожения сам попаданец.
Надумал же Аркадий вот что. Перехватить посольство неподалеку от
Азова, устроив на него засаду. Перестрелять всех из луков. Обобрать
трупы, собрать трофеи и лошадей и отойти, оставляя заметный след не к
донцам, а в сторону татар. Где следы запутать и, продав каким-нибудь
татарам часть легко узнаваемых вещей из даров царю, тихо смыться, чтоб
у турок ни тени сомнений не было. Затем уйти в Черкасск...
- Почему не в Монастырский городок, а Черкасск?
И ведь читал Аркадий, что сбор перед походом на Азов был в
Монастырском городке! Но, почему-то, он по инерции посчитал, что, раз
столицей Донского войска был Черкасск**, так и идти надо туда.
"Чтоб меня!.. нашёлся, блин, знаток будущего, элементарных вещей
не помнящий," - но, решив, что эта ошибка, в данном случае, не
существенна, продолжил:
- Да, да, в Монастырский городок, простите, оговорился. Найдя
истребленное посольство, турки из Азова подумают, что это дело рук
татар. О чём и доложат в Стамбул. Донцы же честно донесут в Москву, что
к изничтожению посольства не имеют никакого отношения. Ясное дело, на
разумение азовского паши нам полагаться не следует. Подошлём к нему
гонца с вестью о татьбе татар, кто там на заход солнца от Дона кочует?
- Дивеев улус, - сразу откликнулся на его вопрос характерник.
- Вот, подскачет ночью к воротам Азова человек и на чистом
татарском и выкликнет такое сообщение. Думается, обнаружив побитое
татарскими стрелами посольство, азовский паша немедля известит об этом
султана, и добросердечия между нашими врагами не прибавится, наоборот,
больше будет розни и вражды.
Согласившись с этим предложением, больше особых планов строить не
стали. Воевать предстояло в союзе вместе с донскими казаками и намечать
дальнейшие походы без их атаманов было бы проявлением неуважения к ним.
После краткого его представления запорожской старшине Аркадию
опять поплохело и он фактически выпал из всех реальностей. Как он в
таком состоянии умудрился ехать на лошади и, при этом, ни разу не
упасть - тайна великая есть. Самому попаданцу не известная.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг