друга, за чаркою вина вспоминали старину и свои чумакованья. Женщины белили
хаты свои к Рождеству и Велику-дню (празднику Пасхи), содержали в опрятности
дом, варили вкусный борщ, ухаживали за домашнею скотиной, а в зимние вечера
при свете ночника пряли, рассказывая соседкам страшные были о ведьмах,
мертвецах и русалках; но вообще в это время года были они гораздо досужливее
и полезнее мужьев своих.
Девушки и молодые парни проводили время веселее и разнообразнее. Зимой
они собирались вместе на приманчивые вечерницы, и здесь-то малороссийские
красавицы истощали все пособия сельского кокетства, привечали и часто
обманывали доверчивых молодцов. Косы, заплетенные в дрибушки или перевитые
разноцветными скиндячками, радужная плахта, штофовый или парчевый корсет,
едва состегивающийся под грудью гаплицами, белый суконный кунтуш, по фалдам
коего, отделяющимся от стана, расшиты были черным шелком усы, и сафьянные
чоботы - составляли наряд щеголеватой малороссийской девушки. Черный цвет
волосов и бровей и живой румянец в щеках почитались непременными условиями
красоты; посему с помощью зеркала и услужливой пробки или, за недостатком
ее,- накопченой иглы светлого цвета брови часто превращались в лоснящиеся
черные, а таящийся в бледных щеках румянец вызывался наружу щипким
надошником или осторожно заменялся настоенным в вине сандалом. Жупан или
свита нараспашку, казачья шапка с красным суконным верхом, красные или
желтые чоботы, иногда цветной шелковый платок, небрежно повязанный на шее,-
таков был убор молодого малороссиянина до танцу. Музыка была не по найму:
один из посетителей сего сельского клуба приносил гудок или скрипицу,
балалайку, сопелку или на чем был горазд и, наигрывая дудочки, метелицу,
горлицу или казачка, вливал огонь и быстроту в гибкие члены молодой толпы.
Панки, или мелкопоместные дворяне жили почти так же. Будинки сельского
панка были не многочисленны светлицами; иногда тесовые или чисто выбеленные
стены с божницею, с простою дедовскою утварью составляли все их украшение;
иногда стены пестрели и удивляли глаза простодушных гостей теми самыми или
подобными тем изображениями, какими Котляревский убрал палаты царя Латина в
IV-й песни своей "Энеиды". Чай не всегда и не везде подносился гостям и
часто заменялся варенухою. Терновка, вишневка, дулевка, рябиновка и другие
наливки на домашнем хлебном вине, изредка вина сикийское, монастырийское и
волошское услаждали неразборчивый вкус так же, как позже вина венгерские,
рейнские и французские.
Вот, в коротких словах, образ жизни тогдашних малороссиян. Панки
отстали теперь от него: потчуют гостей чаем и вареньями, а панночки играют
на фортепиано и танцуют экосезы; но простой народ все еще держится коренных
обычаев. Не станем, однако ж, выходить из описываемой нами эпохи и взглянем
на частные картины.
Воздвиженская ярмарка в Королевце приходила к концу; залетные гости,
купцы московские, жиды из Бердичева и Белой церкви и пр. и пр. отправились
искать на других ярмарках или неверных выгод, или нежданных потерь.
Ко-ролевец стал пустеть, как наши поля и болота во время осеннего перелета
птиц; только сентябрьская непогода, дожди и грязь основали постоянное свое
пребывание в городке и окрестностях его до поздних заморозков. Пан Гриценко
в это время праздновал именины своей дочери, прекрасной, милой и доброй
Евфросинии, которую, по малороссийскому сокращению, все называли Присею. Пан
Гриценко был богат, а Прися его единственная наследница: мудрено ли, что
распутица не помешала любителям пламенных, черных глазок и охотникам до
сытных блюд и вкусных наливок собраться у зажиточного соседа? Прелестная
Прися должна была из своих рук подносить гостям наливки и варенуху, которую
сама приготовила; с милою, стыдливою улыбкою, с опущенными к полу ресницами
и застенчивым поклоном говорила она каждому обычное приветствие: "На
здоровье!" Таким образом, при звуке серебряных чарок и филижанок, в шуму
речей и малороссийских песен, время летело, и короткий осенний день смешался
е хмурым и туманным вечером. Многие из гостей встали и хотели уехать; пан
Гриценко. по врожденному гостеприимству малороссиян, удерживал всех, наливал
чару за чарой и просил посидеть.
- Нет, не погневайтесь! - говорил толстый подкоморий Кныш - Дорога ко
мне идет по косогору и у самого леса; волки кодят теперь стаями, я почему
знать - может быть гайдамак...
- Полно, полно! - прервал речь его Гриценко.- К чему пугать любезных
моих гостей? и как сюда ждать гайдамака, и что ему здесь делать? Если
кандалы не подкосили ему ноги и колодка не скрючила шею, то он верно теперь
не ближе отсюда, как верст за пятьдесят, где-нибудь на Королевецкой дороге,
поджидает богатого московского купчика с товарами или беломорского грека с
винами. Вы знаете, что теперь разъезжаются с ярмарки.
- А что в самом деле, ие слышно ли чего о гайдамаке? - спросил один из
гостей.
- Как? - подхватил словоохотный подкоморий, считавшийся в своем кругу
приятным рассказчиком и живою газетой всех новостей.- Неужели вы ничего не
слыхали о том, что случилось в Королевце? Ну так я вам расскажу. Племянник
мой был там на ярмарке и привез мне самые точные и подробные известия - При
сих словах подкоморий посмотрел на все собрание с самодовольным и отчасти
горделивым видом как человек, знающий то, чего другие не знают.
- Вот, милостивые государи, как было дело,- продолжал подкоморий -
Гайдамак вдруг явился середи бела дня на ярмарке, в толпе народа. Никто не
смел его тронуть даже пальцем: самые отчаянные смельчаки боялись не столько
его силы, сколько его бесовского художества и мороченья Он похаживал как
индейский петух, спесиво раздув хохол и посматривая на боязливых: куда ни
обернется - толпа народа так и отхлынет, как дым от ветра. Тут откуда-то
выискался жид, который, как и весь их жидовский род, видно, знал чернокнижие
не хуже Гаркуши. Он явился к поветовому судье и сказал ему наедине,
посмотревши на звезды и на воду, где и как можно поймать гайдамака живым и
без всякого сопротивления, ну словно, как мы ловим зайца тенетами. В полночь
жидок с рассыльщиками и понятыми напал на гайдамака врасплох, когда тот спал
под чистым небом в каком-то глухом месте, отговорил начерченный им около
себя волшебный круг, услал за тридевять земель сторожившего над ним
нечистого духа и выдал Гаркушу рассыльным казакам, которые тотчас его
скрутили и повезли в Глухов. Только ненадолго его взяли при переправе через
Клевень на пароме, он вдруг околдовал своих конвойных: все они, человек
сорок, не могли тронуться ни руками, ни ногами, хотя слышали, как вдруг
расплеснулась вода в Клевени, видели, как оттуда выскочил на паром черный
конь с огненными глазами, как Гаркуша сел на него, взвился над рекою и
берегом - и поминай как звали! Все это рассказывали они уже спустя шесть
часов после этого случая, а до тех пор оставались окаменелыми на пароме и
они и их лошади. С жидом было и того хуже: он вдруг исчез, так что не
заметили, в воду ли канул или в дым сотлел. Нечистая сила, видно, покарала
своего прислужника за то, что он выдал ее любимца.
- Да, гайдамак ужасный чернокнижник: дунет на воду - и вода загорится,
махнет рукою на лес - и лес приляжет, - сказала одна дородная гостья и,
конча речь, как заметно было, шептала молитву.
- И лихой удалец, - примолвил отставной хорунжий Черемша, - с дюжиною
своей вольницы набежит на целый обоз, подвод во сто и более; не побоится ни
ружей, ни рогатин, свистнет, гаркнет: "Ниц головами!" - и все прилягут,
пока он не очистит возы ото всего, что получше да подороже.
- Охота вам, господа! - еще раз перервал хозяин, - рассказывать такие
незабавные новости? Вы и так уже напугали мою именинницу: смотрите, она
сидит в углу и чуть не плачет.
И в самом деле Прися, в промежутках потчеванья гостей своих, сидела в
углу, одна, вдали от всех, с поникшею головою. Лицо ее было печально, частые
вздохи волновали высокую грудь ее; в кругленьких, полненьких щечках то
вспыхивал яркий румянец, то вдруг сбегал с них и уступал место бледности. Не
от ужасных рассказов тосковала милая девушка: нет! они ее не занимали, она
их не слушала. Год назад она провела этот день с другом своего сердца,
Демьяном Кветчинским, молодым, пригожим и ловким офицером одного гусарского
полка. Кветчинский был сын одного соседнего дворянина; отец его был беден,
но Демьяна воспитал в Киеве и за четыре года пред тем из последнего снарядил
его на службу царскую. Демьян служил с отличием, скоро произведен был в
офицеры и за год до описываемого здесь времени приезжал в отпуск к отцу
своему. Тут познакомился он с домом пана Гриценка, увидел Присю, влюбился в
нее страстно, изъяснился ей в любви и получил взаимное признание робкой
девушки. Ободренный ее любовью, личными своими достоинствами и
благословением отца своего послал он сватов к пану Гриценку; но получил
оскорбительный отказ, 'сопровожденный насмешкою, верным изъявлением спеси
богатого и старинного малороссийского пана. Отец Приси отвечал, что не
отдаст дочери своей за бедняка, который сверх того не может насчитать и трех
поколений в дворянской своей родословной. Ни слезы, ни уверения Приси, что
кроме Демьяна Кветчинского она не будет ничьею женою, - не сильны были
разжалобить упрямого старика. С тех пор влюбленные виделись только однажды и
то мельком; поклялись друг другу: она - что расплетет девичью свою косу
разве только под клобук монахини, а он - что сосватается разве только с
пулею неприятельскою. Демьян уехал в армию, и уже более десяти месяцев не
было о нем ни слуху, ни духу. Прися тосковала, плакала как дитя; но грусть
ее, как и грусть дитяти, не была глубока, не иссушила ее сердца и не
изменила юной ее красоты и свежести. Только в день своих именин, оживляя в
душе своей память прошедшего, она была грустнее обыкновенного и, хотя
стыдилась плакать при гостях, чтобы злые языки не вывели из того каких-либо
предосудительных для нее заключений, однако ж беспрестанно задумывалась,
вздыхала и изменялась в лице, как мы видели выше. Отец ее первый это
заметил; ибо гостям, за попойкою и разговорами, было не до того.
- Что с тобою сталось, дитя мое? - сказал он, подошед и поцеловав ее в
лоб. - Не бойся: бог милостив; он не попустит, чтобы такой ангел, как ты,
такая добрая и послушная дочь, пострадала от набегов и грабительства
гайдамаков. Это все сказки: Гаркуши здесь поблизости нет и не будет. А! да я
и забыл, что у нас именины без музыки; это и в самом деле скучно, особливо
молодым девушкам: их ноги не привыкли быть в покое... Эй, Стецько!
Стецько, камердинер и вместе скороход пана Гриценка, явился у дверей в
разодраной свите, с босыми ногами и полурастворенным ртом, уставил
неподвижные глаза на своего пана и ждал приказа.
- Беги опрометью, вялое животное, и позови сюда слепца Нестеряка с
бандурою.
- Шкода!-жалко пропищал Стецько, пожимая плечами и не двигаясь с места.
- Шкода будет тебе, если еще разинешь рот.
- Власть панская! - продолжал Стецько, все еще не уходя и тем же
голосом. - Только на дворе ночь хоть глаз выколи, дождь как из ведра, грязь
по колено. До нестеряковой хаты далеко: она на краю села; а там у оврага
всякую ночь люди видят черную собаку, и все в один голос говорят, что это
упырь; кто зиает, может быть, сам Нестеряк: этот слепой леший не мне
одному кажется колдуном.
- Ступай же, пока я не заколдовал тебе язык, - закричал Гриценко,
толкая его в сени.
Делать нечего: бедный Стецько доджей был отправиться в неприятное для
него посольство; зато, меся ногами грязь по улице, он выветривал свою досаду
горькими жалобами и не щадил своего пана в следующей речи, которая
расстановками у "его вырывалась:
- Правду говорит пословица: "Скачи, враже, як пан каже!.." Хорошо ему
сидеть в теплой и светлой комнате да пить свою терновку с гостями: сам бы
дошел, вместо меня а такую погоду, в такую ночь... и куда еще? О мать
пресвятая богородица!.. А!.. кто тут? кто шумит? кто шепчет?.. Нет, кажется:
это в панском саду блеклые листья шелестят под дождем... Я не трус и за себя
постою; с живым управлюсь; только мертвец или оборотень - не свой брат!.. А
уж что будет, то будет! у меня на всякий случай есть оборона: на мертвеца -
крест, а на живого - дубина... Подумаешь, подумаешь: для чего я сам не пан!
Ел бы сало, сколько душе угодно, накопил бы полные сундуки денег и спал бы
на печи, а для потехи заставил бы пана Гриценка прыгать через эту дубину или
послал бы его в глухую ночь сзывать всех слепцов и бандуристов из
околотка... Чтоб ему так легко икалось, как мне легко по его причудам
тащиться здесь по грязи и шарить ощупью дорогу... Ни звездочки на небе, ни
света йо хатам: все улеглись... вот самая лучшая пора бродить по улицам!
добрый человек теперь и собаки не выгонит... Бог тебе судья, пан Гриценко!..
Скачи, враже, як пан каже... Ай!..
Страх оковал ноги бедного Стецька, и на этот раз его страх был не
пустой: сильный удар по плечу невидимой впотьмах руки зазвенел у него в
ушах, как неожиданный удар грома, и рассыпался по всем его составам смертным
холодом.
- Здорово, товарищ! - проговорил в то же время кто-то твердым голосом,
который показывал, что говоривший не боится дубины и не бегает от креста,
- Здорово, коли надобно!.. Кто ты: мертвец, оборотень или... - спросил
Стецько дрожащим, перерывчатым голосом; последнее слово замерло у него в
гортани.
- Узнаешь, когда со мною пройдешься, - с смехом отвечал неизвестный.- Я
слышал, что пан Гриценко не слишком милосердо с тобою поступает: в эту ночь
послать по своим причудам такого славного парня... Не знаю, на твоем месте я
отшутил бы ему шутку так, что он бы не скоро опомнился.
- Где мне с ним сладить? он мой пан! Плетью обуха не перебьешь...
- Перебьешь, коли сумеешь: не в том сила, что он толст и крепок, а в
том, чтобы знать сноровку, где и как ударить по обуху.
- Да, да! ударить невпопад - так плеть и отхлыснет по твоей же спине.
- Простак! если волка бояться, так и в лес не ходить. Пожил бы с мог,
побродил бы, как я, ио свету - то бы узнал, что и не такие обухи тонким
ремешком перетирают... Послушай, я тебя научу на камне муку добывать.
- Рад слушать.
- Тебе больно служить пану Гриценку?
- И мне, и спине!
- Хотел бы от него подале?
- Да уж что будет, то будет, а хуже не бывать!
- Разумеется, если станет у тебя на то ума. Ты знаешь, дурак о себе не
радеет, а умный человек всегда что-нибудь подготовит про запас.
- Ведомо, так! да где же вэять, коли нет? С сухого лесу листья не
соберешь.
- Есть где взять, были бы руки. Слушай: пан Гриценко, отпустя гостей,
ляжет в постелю с тяжелою головою и уснет, хоть стреляй над ухом; панянка,
как и все молодые девушки ее лет, так же крепко уснет, а люди и пуще. Ты
один не будешь спать. В эту пору, попозже полуночи, я стукну в дверь, что из
саду; ты тотчас отвори. Не бось! худо ни с кем не будет; только мешки пана
Гриценка станут полегче, а сундуки поглубже.
- Дело! по рукам.
В это время они подходили к оврагу.
- До встречи у дверей! - сказал неведомый. Стецько оглянулся - его уж
не было.
- С нами сила крестная! - думал Стецько, крестяся. - Это, верно,
наваждение; нет! не продам душу лукавому, кто б он ни был, человек, мертвец
или сам нечистый дух! - С такими мыслями подошел он к дому бандуриста.
Слепец Нестеряк уже спал. Услыша стук в окно, он про-будился, отдернул
форточку и, на спрос узнавши о причине такого позднего посещения, разбудил
семилетнюю девочку, свою внуку и вожатую.
- Олеся, сердце! вставай и вздуй лучину, да подай мне поновее свиту и
чоботы. Пан хочет - не отговариваться стать я панских ласк и денег не
чуждаюсь.
Послушная малютка, потягиваясь, исполнила приказ, снарядила старика,
оделась сама, подала ему бандуру и по привычке повела его за руку к панскому
дому, оставя ветхую свою хату на стражу бедности.
Веселая пирушка в доме пана Гриценка была на самом разгулье. Старик
бандурист был встречен ласковым приветом: пан погладил его по седой голове
и, велев поднести ему чарку водки, сказал:
- Где ты пропадал, старик? что так долго не казался мне на глаза?
- Виноват, добродей! я вчера только притащился домой с королевецкой
ярмарки, где пробыл целую неделю.
- Что же ты узнал там нового? - спросили вдруг несколько голосов.
- О, много, много! - отвечал слепец, слегка покачивая головою. - Там
был и нежданный гость, гайдамак. Он словно как из воды вынырнул: всполошил
всю ярмарку, заставил о себе трубить всех, от мала до велика, и после вдруг
исчез невесть куда.
Все гости приступили с расспросами к бандуристу, и он пересказал им
народные басни о Гаркуше почти так же, как и толстый подкоморий. "Все это
так вбилось мне в голову, - прибавил слепой певец, - что я, идучи с ярмарки,
дорогою беспрестанно твердил: гайдамак! гайдамак! И чтобы как-нибудь
разделаться с этим страшным человеком, которого имя ни на миг меня не
покидало и нагнало тоску маленькой проводнице моей, внучке, - я сложил про
него песенку. Если угодно честной компании, я спою...
- Спой, дружок, спой! - закричали ему гости со всех сторон. Нестеряк
взял бандуру, закинул себе около шеи прикрепленную к ней алую ленту,
пробежал пальцами по звонким струнам, потом заиграл и запел следующую песню:
Кто полуночной порою
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг