Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Орест Михайлович Сомов. 

                                 Гайдамак

----------------------------------------------------------------------------
     Изд.: Советская Россия, 1984
     OCR: Андрей Колчин
----------------------------------------------------------------------------

       Малороссийская быль

       Глава I

                                                 Так, вiчной пам'яти, бувало
                                                  У нас в Гетьманщинi колись
                                                                Котляревский

     Была  осень; частые дожди растворили малороссийский чернозем;  глубокая
и вязкая грязь превращала в топкие болота улицы и проселочные дороги. В  это
время  в  Королевце  собиралась  Воздвиженская  ярманка.  По  грязным улицам
небольшого и худо обстроенного поветового городка  тянулись  длинные  обозы;
чумаки  с  батогом на плече шли медленным шагом подле волов своих, которые с
терпеливою покорностию тянули ярмом  тяжелые  возы.  Русские  извозчики  без
пощады   погоняли   усталых  лошадей,  суетились  около  телег,  навьюченных
московскими товарами, кричали и ссорились.  В  ятках  на  площади  толпились
веселые  казаки  в  красных  и  синих  жупанах и те беззаботные головы, кои,
уставши чумаковать, пришли к ярманке  на  родину  попить  и  погулять;  одни
громко  рассуждали  о  старой гетманщине,  другие толковали про дальние свои
чумакованья на Дон за рыбою и в Крым за солью. Крик  торговок  и   крамарей,
жиды  с  цимбалами и скрыпками; цыгане с своими песнями, плясками и звонкими
ворганами,  слепцы-бандуристы  с  протяжными  их  напевами  -  везде  шум  и
движение,  везде  или  отголоски непритворной радости, или звуки поддельного
веселья. Огромные груды арбузов, дынь, яблок и  других  плодов,  коими  небо
благословило  Малороссию и Украину, лежа рядами на подстилках по обе стороны
площади, манили взор и вкус и свидетельствовали о плодородии края.
     Посереди площади собралась толпа народа. Молодой чумак в  синем  жупане
тонкого сукна, в казачьей шапке с красным верхом, лихо заломанной на голове,
с алым шелковым платком на шее, распущенным по груди длинными концами,  и  в
красных  сафьянных  чеботах  шел,  приплясывая  и  припевая,  вел  за  собою
музыкантов и ватагу весельчаков и сыпал деньгами  в  народ.  Чтобы  показать
свое удальство и богатство, он то расталкивал ногою плоды у торговок, то бил
нарочно стеклянную посуду в ятках - и платил за всг вдесятеро.  Все:  купцы,
жиды,  цыгане,  бандуристы  и нищие обступили его; каждый или предлагал свои
услуги, или без всяких  услуг  просил  чего-нибудь,  и  каждый  получал  или
награду,  или  подаяние.  Большой  круг  составился  около молодца: всяк ему
дивился и хвалил его; женщины  в  этом  случае  были  не  последние.  "Какой
завзятый  чумак! какой лихой парень! какой статный и пригожий мужчина! какой
богатый и тороватый!" - раздавалось отовсюду.
     Поодаль человек среднего роста, в простой чумацкой  свите   с  видлогою
стоял,  опершись  на батог4, и, насвистывая в пальцы, внимательно смотрел на
молодого безумца. Вид этого человека с первого взгляда не  обращал  на  себя
внимания,  но, всмотревшись пристальнее, ие скоро можно было отвести от него
глаза. Он стоял  без  шапки,  которую  сронил  в  толпе.   Длинный  оселедец
спускался  с  бритой  его  головы  и  закручивался  около уха. Смуглое лицо,
правильные черты, орлиный нос, нагибавшийся над черными  усами,  и  быстрые,
проницательные  глаза  обличали  в нем ум, сметливость и хитрость, а широкие
плечи и грудь, крепкие, жилистые  руки  и  богатырское  сложение  тела  ясно
говорили  о  необыкновенной  его  силе.  В движениях и поступках его, даже в
самом спокойном положении, видны были решительность и смелость. Ему казалось
от  роду не более сорока лет, но или сильные страсти, или заботы побороздили
уже чело его морщинами. Он выжидал, пока роскошный молодой чумак, обходивший
в  это  время круг, с ним поравняется. "Здорово, Лесько",- сказал он гуляке,
когда наконец тот подошел к нему.  "Ба! это  ты,  Кирьяк?  давно,  от  самой
Умани,  я  с  тобою  не  видался.  Здорово,  приятель,  здорово!" - "Ну, как
поживаешь?"- "Как видишь: бью в свою голову, пью да  гуляю".-  "А  волы?"  -
"Всех  распродал! Отец отпустил со мною тридцать пар-остался налицо вот этот
батог".- "Хорошо же ты отцу припрочиваешь на старость!"- "А, что  будет,  то
будет!  Живу,  пока  звенит  в кармане, а перестанет звенеть - тогда или под
красную шапку, или в удалую шайку".- "Дело вздумал! то есть: и  в  том  и  а
другом  случае  ты  будешь  спиною  отвечать  за голову..." Это истолкование
рассмешило стеснившуюся вкруг них толпу, и молодой чумак, не находя  лучшего
ответа, сам рассмеялся.
     "А  ты,  Кирьяк  Максимович,- сказал он после короткого молчания своему
знакомцу,- каково чумакуешь?  человек  ты  осторожный  и  даром  копейки  не
роняешь;  я  видел  тебя  в  Умани на пятидесяти парах, и ты привез туда бог
весть сколько московских товаров! С тобою были лихие купчики:  также  любили
потешиться,  как  и  я  грешный!" - "Я и теперь с ними приехал; да переморил
своих бедных волов по этой слякоти и даю им отдых. Добрый человек  и  скотов
милует,  говорит  святое писание".- "Знаю, что ты человек письменный; где же
теперь пристал?"-"Я оставил свой табор по Путивльской дороге, над Эсманью, а
сам  пришел сюда принанять молодцов;  мои почти все разбрелись".- "Если тебе
надобно лихого погонщика, так  возьми  меня;  батог  мой  исправен...   Гей,
цоб!"-  прикрикнул  он,  ловко  помахивая ременным батогом своим.  "Я добрых
людей не чураюсь,- отвечал Кирьяк,- хочешь, так сейчас к делу; зайдем ко мне
на постоялый двор,  а там и к табору". - "Спасибо, что так сговорчив, Кирьяк
Максимович! спасибо, что ты не таков, как те седые чубы, которые бранят нас,
молодых  парней,  за  шалости  и  не верят, если раз замотаемся... Прощайте,
приятели! вот вам на расставанье". - Тут Лесько  метнул  в  народ  последнюю
горсть  мелкой  монеты;  все бросились подбирать - и когда оглянулись, то уж
обоих чумаков как не бывало.

       Глава II
                                            То пан Хмелыпщькйй добре учинив,
                                                            Польщу эасмутив,
                                                           Волощину побiдив,
                                                     Гетьманьщину взвеселив.
                                              Старинная малороссийская песня

     В конце  городка  стоял  маленький  полуразвалившийся  домишка;  в  нем
приставали  приезжавшие  на  ярманку  евреи, которые почти всегда под ветхою
кровлею прячут от любопытных и завистливых глаз накопленные ими богатства  и
часто  всякими  неправдами добытые драгоценности. Еврей Абрам, заперши двери
засовом  и  наглухо  закрыв  ставнями  окна,  отбивал  донышки  у  маленьких
бочонков,  вынимал  из них дорогие жемчуги, перстни, серьги и другие золотые
вещи, осыпанные блестящими каменьями, и раскладывал их по ящикам,  готовя  к
ярманке  на  продажу. Он беспрестанно прислушивался, озирался и при малейшем
шуме снаружи бледнел, как Каин.
     Вдруг кто-то дважды стукнул в дверь. Абрам вздрогнул, но  вспомня,  что
это  условный  знак  товарища,  накинул про всякий случай толстое полотно на
стол, на котором отбирал вещи, и отнял дверной засов.
     - Горе и страх сынам Иуды! - вскрикнул, всплеснув руками, вошедший жид,
между тем как товарищ его снова запирал дверь,- горе и страх! я видел его...
     - Кого? - торопливо спросил Абрам.
     -  Его, гайдамака, Гаркушу! - отвечал Гершко печальным голосом.- Ты его
знаешь, он не посмотрит на город и людство; налетит на нас, как  Сеннахерим,
заберет и свое, и наше.
     - Я говорил тебе: не водись с этим проклятым моавитом!Долго ли до беды.
     -  Знал  ли  я,  ждал  ли я, когда он на Волыни отдавал мне для продажи
пограбленные им вещи, что через три луны увижу его здесь в  Малороссии?  Ах!
эти  большие  серебряные  стопы, эти богатые золотые цепи, эти яркие дорогие
перстни пана Манивельского! сгубят они нас!
     - Опомнись! разве ты не еврей? Бог отнял у нас силу и  смелость,  а  мы
поневоле  взялись  за  хитрость  и пронырство. Придумаем, как бы спастись от
когтей сего месопотам-ского коршуна. Но где и как ты его встретил?
     - Я бродил в толпе этих назареев и  высматривал,  не  удастся  ли  чего
повыгоднее  купить или продать. Вкруг одного погибшего сына стеною стеснился
народ, и всякий  подбирал  серебро,  расточаемое  безумцем.  Я  также  думал
пробраться  к  нему,  хотя  ползком...  Взглянул  и  вижу  в толпе услужника
Велиалова. Тогда я притаился за народом, и когда он увел  с  собою  молодого
чумака,  я  шел  за  ним  издали;  припав  за забором, сторожил его выход из
постоялого двора и видел, по какой дороге они вдвоем отправились.
     - Послушай: нам надобно обсудить, как бы и свое  спасти,  и  чужого  не
выпустить  из  рук.  Благодаря  нашим  братьям, которые повсюду рассеялись и
везде ведут торги, если чего не посмеем выказать здесь, то Польша и немецкая
земля велики: там будет простор и нажитому, и добытому.
     - Правда, правда! только как теперь избавиться от гайдамака?
     - Знаешь ли ты здешнего поветового судью?
     -  Пана  Ладовича?  как не знать; добрый пан, честный пан! В нем только
три худа: что не слишком жалует евреев, что ему ничего  не  продашь,  а  его
ничем не подкупишь.
     -  Зато  у него и своим не лучше наших, когда у них руки или совесть не
чисты. Слушай же: ступай ты к нему, расскажи про гайдамака всг, что  знаешь,
укажи  дорогу,  по  которой  он пустился, - и после спокойно переплавливай в
слитки золото и серебро и сбывай алмазы и яхонты пана Мани-вельского.
     - Рабби Рувим! ты умный человек, Абрам. Так к делу, не  теряя  времени.
Сейчас иду к поветовому судье.
     - Не позабудь только взять серебряных ключей: не для него, он ничего не
возьмет, а для челяди, которая всегда и везде  жадна,  как  наши  праотцы  в
пустыне.
     Гершко  пошел  скорым  еврейским  шагом к дому поветового судьи, согнув
шею, заложа обе руки в карманы и бросая вкруг себя недоверчивые,  испытующие
взгляды.
     На  крыльце  судейского  дома встретил его молодой цыган, живший у пана
Ладовича для услуг, а больше для забавы. Он был одет казачком; на шее у него
висел на широкой ленте торбан, на котором он обязан был играть перед гостями
и веселить их своею пляскою и пеньем. Не по летам был  он  высок  и  статен;
живое  и  выразительное лицо его, на которое падали черные самородные кудри,
могло бы назваться прекрасным, если б излишняя смуглость  не  затмевала  его
пригожества;  под  широкими  сросшимися  бровями  прыгали  быстрые, огненные
глаза; во всех его движениях заметны были ловкость, проворство и лукавство.
     - Здравствуй, Жале,- сказал ему Гершко, подойдя к крыльцу.
     - Здравствуй, свиное ушко! - отвечал цыганенок.
     - Как поживаешь, Жале?-продолжал льстивый еврей.
     - Хорошо, твоими молитвами: скачу, пою  и  щиплю  твою  братью  жидков,
когда  попадутся.  Ты  каково  поживаешь?  всг  ли  по-прежнему  обманываешь
простаков и копишь золото?
     - По-прежнему,- отвечал жид с притворным простосердечием и  как  бы  не
вслушавшись. - Пожалуйста, Жале, доложи обо мне пану поветовому судье...
     - Ему не до тебя, у него теперь гости.
     - Крайне важное дело, не терпящее отсрочки...
     - Верно, векселя, которым минули сроки, или покупщик,   не  заплативший
денег?
     - Что тебе до этого; твое дело доложить.
     -  Так  потерпи  ж,  пока  пану  будет время. Постой здесь: вы привыкли
стоять без шапок на дворе во всякую погоду, а теперь еще не зима.
     Сколько жид ни упрашивал, но  цыганенок  только  вертелся  вокруг  его,
дразнил,  подергивал  его  за длинные рыжие пейсики и за полы платья и делал
ему разные проказы.
     - Душа моя, Жале! перестань и пойди докладывать; я не даром прошу тебя..
     Тут еврей со вздохом вынул из-под полы небольшой изношенный  кошелек  и
начал дрожащею рукою вытаскивать одну по одной мелкие серебряные монеты, как
будто боясь обсчитаться. Но резвый  цыган  не  дал  ему  кончить:  подбежал,
подставил  руку  и, вытряхнув в нее все деньги из кошелька, пустился от жида
во всю прыть.
     - Стой! я закричу гвальт, наделаю шуму, стану стучаться  в  двери!  пан
судья не даст меня в обиду.
     - А если я доложу ему о тебе, будут ли эти деньги мои?
     - Твои, твои! только скорее.
     Цыганенок  опрометью  бросился  на  крыльцо,  вошел  в  комнаты и через
несколько минут вышел сказать жиду, что судья его ожидает.
     - Что тебе надобно, еврей? -  сказал  пан  Ладович,  когда  жид  кончил
низкие, почти земные свои поклоны.
     -  Ваша  ясновельможность!  я инею вам донести о важной тайне,- отвечал
жид, оглядываясь на стоящего тут цыганенка.
     - Так ступай за мною,- сказал  судья,  ввел  его  в  небольшую  боковую
комнату и притворил дверь.
     Цыганенок,  по  свойственному  летам  и породе его любопытству, а может
быть по каким-либо догадкам, приставил к двери  внимательное  ухо,  навыкшее
слышать издалека, и не отходил прочь, пока не кончился разговор. Тогда он на
цыпочках отошел и стал на прежнее место.
     Судья пошел к гостям своим,  а  жид  отправился  домой,  отвесив  снова
несколько поклонов. Цыганенок выбежал за ним на улицу.
     -  Послушай,  Гершко!  ты  купил  меня  своим  подарком,  и я хочу тебе
отплатить по-приятельски. Там, над Эсманью, остановились обозом знакомые мне
купцы;  они  дешево  продают  разные  шелковые  товары и другие вещи: видно,
провезли их по-твоему - без пошлины. Я  давно  уже  хотел  удружить  доброму
человеку: благо, что ты мне первый попался.
     - Спасибо,  спасибо за  приязнь!  А  как   их  отыскать?
     -  Не мудрено: они стали над яром вправе от большой дороги, под леском.
Только поспеши, чтоб они всего не распродали; они для  того  и  в  город  не
въезжают, что хотят сбыть с рук всг лишнее.
     - Сегодня же, хоть и поздно, отправлюсь туда... Прощай!
     Жид пошел скорыми шагами, а цыганенок лукаво покачал вслед ему головою,
посмотрел во все стороны, прокрался в боковой лереулок и подал знак свистом.
     На свист его выказался из-за забора высокий  и  сухой  цыган  свирепого
вида. "Зачем зовешь меня?" - сказал он отрывистым голосом.
     -  Понура!  не  тратя  ни  минуты,- на коня и скачи в табор гайдамаков;
скажи там, что жид Гершко  донес  поветовому  судье  о  Гаркуше  и  дал  его
приметы;  что сейчас пошлется за ним погоня; скажи, что я спровадил Гершка к
ним в табор за товарами; пусть сладят с ним,  как  знают.  Оттуда  опрометью
ступай по следам Гаркуши и дай ему осторогу...
     -  Славно!  ты  добрый малый, не выдаешь своих. Мы недаром тебя продали
пану Ладовичу...
     - Тс! слышится шум... Прокрадься отсюда, хоть на четвереньках - и давай
бог ноги! - С этими словами молодой цыган исчез.
     Он вошел в светлицу, или гостиную комнату, судьи как такое лицо в доме,
которому за его дар увеселять многое было позволено и которое позволяло себе
еще больше.
     В  гостиной  было  тогда  очень шумно. Гайдамак и его дерзкое появление
сделались предметом общего разговора.
     Судья, подсудок, подкоморий и возный, уже разославшие гонцов по  разным
дорогам  для  задержания  Гаркуши,- теперь, отошедши в сторону, совещались о
мерах, которые Должно было принять  для  безопасности  города  и  повета  от
набега  бесстрашной шайки удальцов. Прочие гости все толковали разное, и все
об одном.
     - Давно не было вести о гайдамаке,- говорил отставной сотник  Ченович,-
слух  о  нем  было призамолк, с тех пор как он за Лубнами ограбил богатого и
скупого пана Нехворощу и наделил одного бедного казака6...
     - Извините,- перервал речь его войсковой писарь Потяга,- давно  ли  все
жужжали,   что  Гаркуша  на  Украине  обобрал  до  нитки  тучную  ростовщицу
Цвинтаревичку и вдобавок сделал ей сильное поучение нагайками за то, что она
прогнала из дому простака своего мужа?
     -  Это жужжало только у вас в ушах, господин войсковой писарь,- отвечал
ему Ченович,- носился слух, что гайдамак после ушел за Киев...
     Спор загорелся; колкости с  обеих  сторон  посыпались  градом,  и,  как
водится  в  больших собраниях, одни поджигали спорщиков, другие принимали их
сторону, все шумели. Но миролюбивый хозяин, предвидя неприятный конец спора,
заклял  бурю:  он  ввел  в  гостиную слепца-бандуриста, давно уже в передней
ожидавшего, когда его позовут, и вежливо пригласил  гостей  своих  послушать
веселых дедовских песен и стародавних былей.
     Безыскусственная  игра на многострунной бандуре и звучный, полный, хотя
необработанный голос слепого певца, попеременно  унывные  и  веселые  напевы
малороссийских песен нравились неизбалованному слуху земляков его, страстных
к музыке, одаренных  верным  ухом  и  впивающих  с  чистым  воздухом  родины
способность и склонность к пению. Вдруг вещий слепец переменил строй: пальцы
его медленно и торжественно перебегали по  звонким  струнам  бандуры;  и  он

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг