по одной схеме. В "новое поселение" приезжал чиновник - столичный инспектор
Министерства государственных празднеств. На стенах всех зданий "нового
поселения" вывешивались портреты правителя и государственные флаги. Улочки и
площадь были чисто подметены, а стены "домов" освежены новой известкой - это
делали накануне. Людям не надо было работать. Они целый день "радостно
воодушевлялись" на площади. Все приходили на площадь и выстраивались прямыми
рядами перед зданием административного совета. У дверей административного
совета стояла вся администрация - молчаливые, торжественные люди в парадных
мундирах. За спиной "новопоселенцев" безмолвно стояли охранники и солдаты
гарнизона...
Сначала "новопоселенцы" слушали речи столичного инспектора. Инспектор
обычно говорил о больших победах и достижениях всего сууварского народа под
мудрым руководством великого и любимого правителя. Тогда все как один кричали:
"Слава нашему великому и любимому правителю!" Потом инспектор проклинал всяких
саботажников, клеветников, спекулянтов и шпионов - "псов Букнерека", - что все
ещё ставят палки в колеса политики Великого Сплочения. "Новопоселенцы" дружно
кричали, сжав кулаки: "Смерть предателям - псам Букнерека!" После столичного
инспектора выступал с короткой речью наместник господин Асеби. Он перечислял
достижения подчиненных ему "новопоселенцев" - сколько они засеяли поени,
сколько верст проложили дорог, сколько сделали сельскохозяйственной утвари в
мастерских. Господин Асеби говорил несколько сдержанней, нежели столичный
инспектор, и, как правило, не улыбался. "Новопоселенцы" тогда кричали как
один: "Труд, любовь, повиновение!" За достижениями господин Асеби перечислял
неодобрительные проступки - чаще всего это были драки между уголовниками и
остальными "новопоселенцами", увиливание от работы и преступное потребление
гесеби. Тогда люди кричали: "Смерть саботажникам - псам Букнерека!", "Слава
свободному труду!"...
Господин Асеби заканчивал речь и начинался "вечер Сплочения". Все
маршировали по площади и пели песни - государственный гимн и славословия
Сплочению. Чаще всего они пели одну и ту же песнь, написанную каким-то
чиновником в Министерстве государственных празднеств. Она так и называлась
"гимн Сплочения". Она звучала следующим образом:
"Славься, любимый правитель наш, славься!
Ты сплотил народ и страну,
Ты сплотил все земли и грады,
Ты уничтожил нужду и войну!..
Славься, любимый правитель наш, славься!
Все мы тобой навек сплочены,
Все мы едины в труде и душой,
Больше не знаем нужды и войны!..
Славься, любимый правитель наш, славься!
Ты один нам, народ твой - един,
Радостно строит большую державу,
Счастлив, крепок, непобедим!.."
Эту песню они пели много раз подряд. Все давно выучили её наизусть и могли
в любое время суток повторить слово в слово - с одной и той же интонацией и
ритмом. Администрация уже успевала покинуть площадь для совместной попойки, а
люди все продолжали петь. Люди пели: "Славься, любимый правитель наш, славься!
Ты сплотил народ и страну..."
Когда они прекращали петь - по знаку, поданному им инструктором Ваалсе, -
они час-два скандировали один и тот же лозунг: "Одна страна, один народ, один
язык, один правитель!" Они скандировали эти слова до полного отупения. И если
бы не очередной знак, поданный инструктором Ваалсе, вряд ли они остановились.
Тусеми тогда чувствовал, что никто не в силах их остановить, и они будут
выкрикивать эти слова до конца мира...
Но все равно наступал момент, когда что-то выключало их глотки, и они
оказывались мирно стоящими. Глотки ужасно саднило, язык распух и занимал все
пространство пересохшего рта, ноги и руки трясись предательской дрожью. Они
ничего не понимали, они были выжаты до последней капли - как пористые плоды
хурума для приготовления кисло-сладкого сиропа. Ничего не существовало в этом
мире, кроме пыльной площади, плеча рядом стоящего человека и вездесущего
большого и умного лица, улыбающегося им отеческой, любящей улыбкой. Инструктор
Ваасле приказывал идти в общую трапезную. Там был "праздничный обед": жирная
мясная похлебка со свежим хлебом и водянистое пиво из перебродивших семян
поени. Они ели молча - пища глоталась с трудом, но была восхитительна на вкус
и не было ничего прекрасней этого момента в жизни. Затем они отправлялись
спать в свои "дома".
На следующий день никто не мог выговорить ни слова - так болело горло. Но
зато они выспались и их желудки были полны. "Новопоселенцы" шли работать - в
этот день работать было легко и радостно. Многие, - главным образом крестьяне
с Юга, - жалели, что праздников в году так мало. "Эх, - шепотом говорили они,
- если бы наш любимый правитель сделал больше праздников..."
Редкие праздники сменяли долгими трудовыми буднями. Ничего в "новом
третьем поселении имени Сууваренена" не менялось. Сторонний наблюдатель мог
бы, конечно, заметить некоторые мелкие изменения: новые ссыльные, новая смена
солдат в гарнизоне, новый начальник отделения Министерства порядка... Но
основное, костяк, структура и быт сохранялось неизменным.
Тусеми почти ничего не знал о происходящем за границами "нового
поселения". Иногда с очередной сменой солдат или с новыми ссыльными в "новое
поселение" приходили слухи. Тусеми не знал, верить ли ему слухам: они все были
чудовищны по содержанию, они путались между собой и больше всего смахивали на
провокацию тайных агентов Министерства порядка. Были уже случаи, когда тот или
иной ссыльный, особенно любивший рассказывать слухи со стороны, оказывался
простым работником Министерства. Обычно, тех, что слушали его, уводили под
конвоем солдаты и больше они в "новое поселение" не возвращались. Тусеми
догадывался: куда отводят злосчастных слушателей слухов. Но он никому это не
говорил...
Слухи ходили разные.
На третий год пребывания Тусеми в "новом поселении" стали прибывать
большие партии ссыльных - большей частью люди, дезертировавшие из армии, и
жители пограничных районов Восточной провинции. Сначала Тусеми по привычке
воспринимал их россказни как очередную провокацию. Однако в этот раз люди
рассказывали одно и то же, и их было много. Значит, это было правдой.
Сууварская армия провалила военную кампанию в Харрамене. Хвойная Страна не
стала простой провинцией, как того хотел правитель. Пограничные районы Суувара
были выжжены дотла и обезлюдили - тысячи людей бежали вглубь страны. Их ловили
отряды Министерства порядка и распределяли на "новые поселения". Почти всех
офицеров казнили по обвинению в предательстве на пользу Букнерека - правитель
не мог простить им харраменской кампании. Солдат, принимавших участие в боях,
стали расстреливать как "предателей" особые команды Министерства порядка.
Тогда многие начали дезертировать из армии, боясь попасть в Харрамен -
официально считалось, что никакой войны в Хвойной Стране не ведется (ведь она
и так в составе Сууварского государства), но все знали, куда посылают всех
новобранцев...
За слухами последовали страшные события. Харраменцев-ссыльных, что
проживали в "новом третьем поселении" в один день люди Министерства порядка
согнали в одну кучу и под конвоем вывели из "поселения". Никто не знал, куда
их перевели. Праздников больше не было. И даже какое-то время перестали
проводиться "часы Сплочения". Это продолжалось неделю. Затем из столицы
прислали нового "инструктора по Сплочению" по имени Тасеки и "часы Сплочения"
возобновились. А работающие на полях стали находить во влажной земле
полуразложившиеся человеческие трупы...
В "новом поселении" воцарилось время тихого ужаса. Люди ожидали, что
вот-вот по приказу правителя их перебьют работники Министерства порядка. Ночью
вытащат из "домов", выведут в поле и порубят на куски короткими мечами. Все
ждали этой ночи. Лоймены возобновили тайные моления по ночам - страх всех
перед всеобщей резней странным образом заглушал страх каждого в отдельности.
Они молились женскому аспекту Великой Реки - просили её о заступничестве и
милосердии. Впервые, за долгие-долгие месяцы, Тусеми был ло-ломени этих людей.
Но это его не радовало. Тусеми желал, - что раньше показалось бы ему
кощунством, - лучше не быть ему ло-ломени. Не быть Старой вере...
День сменялся днем. Некоторых людей действительно уводили ночью в
неизвестность, но основную массу "новопоселенцев" не трогали. А ссыльные все
прибывали и прибывали, и вскоре "новое поселение" было переполнено. В каждом
"доме" спало по пятьдесят человек: все лежали на одном боку потому, как не
было возможности повернуться на другой бок. Пищи становилось все меньше. Самые
слабые и старики стали умирать от голода. Когда Тусеми перестал самостоятельно
ходить, - его передвигали двое лойменов помоложе, - ужас прекратился. Ссыльные
перестали прибывать в "третье новое поселение". А рядом с ним, построили
"тридцать второе новое поселение". Пищевой рацион был восстановлен...
В пятый год Великого Сплочения произошли удивительные события. Тусеми,
забывший, что такое удивление, тихо удивлялся с другими "новопоселенцами".
Что-то происходило в стране. Но что?.. Никто не мог толком сказать, что
происходило. Никто не мог объяснить происходящее по разрозненным слухам.
Говорили, что правитель разочаровался в политике Великого Сплочения. "Новые
поселения" не оправдали себя: их все-таки пришлось снабжать традиционным
способом. Большие армейские гарнизоны и многочисленные отделения Министерства
порядка поглощали огромные средства из казны. Экономика страны находилась на
грани краха. Сууварцы начали бежать в соседний Букнерек, - вещь неслыханная
для "новопоселенцев". Беженцев пытались перехватывать на границе. Когда это не
удавалось, их просто отстреливали как животных. Правитель казнил многих
чиновников, что состояли на службе в министерствах порядка и работ. Комиссию
по проведению Сплочения распустили, а её членов сослали кого куда. "Часы
Сплочения" перестали проходить...
Однажды в "новое поселение" прибыл отряд Министерства порядка. Он
арестовал всю администрацию, а также работников отделения Министерства. Новым
наместником был назначен тучный молчаливый чиновник Министерства работ по
имени Меесри. А вот нового "инструктора по Сплочению" так и не прислали...
Все потихоньку менялось в "новом поселении": больше не проводились
праздники, все постоянно работали, солдаты перестали пить букнерекскую "сухую
воду" и драться с "крысами" - работниками Министерства порядка. Больше
портреты правителя не выносились и не ставились у стен зданий. Великое
Сплочение никто не отменял, но никто и не проводил. Оно отменилось само собой.
Некоторые "новопоселенцы" начали, было, поговаривать, что "новые поселения"
скоро распустят, а ссыльным разрешат возвращаться по домам - туда, где они
когда-то проживали. Тусеми не верил в такое и не слушал такие рассказы. У
лойменов не было дома. Суусасети сгорел, и никогда уже не будет стоять на
берегу Великой Реки. И даже если "новые поселения" распустят, им некуда больше
идти - больным, поломанным жизнью и мало похожим на людей, - всем им, стадным
животным. Они останутся жить здесь - в этом ненавистном месте. Поэтому "новые
поселения" невозможно отменить...
Ничего, ожидавшегося, не произошло. Новый, шестой год уже не назывался
"шестым годом Великого Сплочения". Это был девятый год правления Сууверенена
Третьего. Он так и назывался: "девятый год правления нашего великого и
любимого Сууверенена Третьего". "Новые поселения" не распустили. Больше не
прибывали ссыльные, но и "новопоселенцам" не разрешалось покидать их нынешнее
место проживания. Разрешили заводить семьи и рожать детей, - раньше беременным
насильно делали аборты, а виновных кастрировали. В "третьем новом поселении"
зазвучали детские голоса - это обстоятельство ошеломило Тусеми. Он попытался
воздать молитвы женскому аспекту Великой Реки - поблагодарить её за
заступничество и милосердие, - но не смог вспомнить молитв, как не пытался. В
его голове звучали только ныне запрещенные лозунги. И ещё слова из песни:
"Славься, любимый правитель наш, славься! Ты сплотил народ и страну.." Тусеми
досадливо морщился.
"Третье новое поселение" стало торговать с соседними деревнями:
"новопоселенцы" делали сельскохозяйственную утварь и валили лес, а крестьяне
их снабжали продуктами. Иногда в "новое поселение" даже приезжали сами
крестьяне. Солдаты больше не грозились "поколотить" - они большей частью пили
свежее пиво из семян поени...
Из лойменов осталось только несколько человек. Сам Тусеми, постоянно
болеющий и беспомощный как ребенок. Еще один старик по имени Кесле - он был
старше Тусеми на четыре года и удивительным образом пережил все злоключения
"речных братьев". В самом крайнем "доме" вместе с другими одинокими старухами
проживали неразлучные Менени и Сааби. И ещё была пара: он и она - молодые,
забывшие или просто не запомнившие ужас деревеньки по имени Суусасети. Тусеми
не знал их имен и не помнил, кому они приходились детьми. Он уже много чего не
помнил. Да и не были эти молодые "речными людьми": их брак был заключен без
соблюдения традиций Старой веры, они ничего не знали о Великой Реке, и
отказывались слушать скучного Тусеми. Да и сам он больше не приставал к
молодоженам. Чему он мог их научить? Тому, что сам давно забыл? Кто он такой,
Суумеренг Тусеми?.. Ло-ломени?.. В таком качестве его рассматривал только
господин Асеби, которого, вероятно, и в живых-то нет. Он был ло-ломени в
деревушке Суусасети. А здесь он просто старик, который по привычке называет
себя "человеком Реки".
- Я не ло-ломени. Я давно не ло-ломени, - устало он говорил Кесле, когда
вместе с ним грелся летним днем около своего "дома".
- А кто ж ты тогда? - ворчливо интересовался старый Кесле. Его
подслеповатые глазки насмешливо изучали собеседника. Он помнил ещё Тусеми как
ло-ломени. Это было давно. Но ведь ничего не изменилось! Разве может
что-нибудь измениться в этом мире?..
Тусеми жевал сухими губами, но ничего не говорил.
Был жаркий день. Все мужчины ушли работать в лес: валить высохшие деревья,
чтобы потом их распиливать тяжелыми железными пилами на дрова и продавать
дворам соседних деревень. В поселении оставались только женщины. Женщины
стирались или штопали одежду. Те, что помоложе смотрели за детьми. Точнее, они
должны были смотреть за детьми, но как всегда сплетничали между собой и
хихикали при виде бездельничающих солдат, которые изнывали от жары и скуки.
Солдаты были не прочь приударить за молодыми женщинами, но справедливо
опасались усталых мужчин, что придут вечером к семьям. Дети же были
предоставлены сами себе...
Детей теперь было много. Все они были худые, но здоровые и проказливые: то
и дело попадались Тусеми под ноги. Тусеми охал и хватался за стены. Затем он
медленно садился у чьих-нибудь дверей и начинал вытирать ладони: он их
испачкал известкой, когда схватился за стену. Когда ладони очищались от белого
налета - а они долго отчищались, - Тусеми продолжал сидеть и смотрел на детей,
играющих в уличной пыли. Он ни о чем не думал. О чем было думать, если тепло,
греет солнце и не нужно работать, напрягать дряхлые руки. Кесле прихворал, и
ему не с кем было посидеть и поговорить. Слушать его бесконечные жалобы Тусеми
было невмоготу. Поэтому он и ходил между домами. Когда уставал, садился
где-нибудь и грелся на солнце...
Тусеми жевал сухими губами. Иногда из полудремотного состояния его
извлекали детские крики: "Речной человечек, рыба-рыба, старая рыба!" Тусеми
открывал глаза и видел, что это дети выкрикивают привычные прозвища, и тычут в
его сторону грязным прутиком. Тогда он снисходительно улыбался и опять
закрывал глаза.
Киев, 5 января 1998 г.
ПРИМЕЧАНИЕ:
Суумеренг Тусеми умер в Третьем новом поселении в 35 г. до эпохи Ти-Сарата
в нищете и безвестности. В годы т.н. Исправления курса (46-43 гг. до ТС),
сменившего политику Великого Сплочения, преследования "речных братьев" были
приостановлены. Однако, к концу правления Сууваренена Третьего репрессии
против лойменов опять возобновились. В условиях букнеркской оккупации (15-58
гг. Ти-Сарата) Старая вера была поставлена вне закона: с лойменов оккупанты
сдирали кожу живьем. В послевоенном Сууваре на съезде т.н. Второго
Объединенного Совета (60 г.) политика Великого Сплочения и само правление
Сууваренена Третьего были осуждены как "противоправное и бесчеловечное"; были
посмертно реабилитированы все жертвы "сплочения". Съезд восстановил свободу
вероисповеданий и запретил любую дискриминацию по религиозному и политическому
признаку. Конфессия Речных братьев была официально зарегистрирована во всех
государствах-членах Сууварского Союза. Ло-ломеннен (Совет Старейшин Речных
братьев) в 63 г. причислил всех лойменов, погибших в годы "сплочения" и
оккупации, к числу великомучеников и борцов за веру. В Новом Суусасети в 82 г.
был открыт Храм Тусеми Заступника, а в 114 г. именем Тусеми был назван
Духовный колледж в Сууломене.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.11.2014 08:47
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг