чувственный и призывный взгляд на замершего Хулио. Она решила испробовать то,
что еще оставалось девственно нетронутым, и оттого нестерпимо сладостным.
Хулио, будучи уверенным во вчерашней победе Домингеса на половом фронте,
капитулировал. Его напряженность не выдержала тесноты телесно-рассудочных
рамок и вышла из берегов. Исабель-Клио настолько забылась, что оставила дверь
методической комнаты незапертой. Директор школы дон Фернандес, отставной
военный, примерный семьянин, отец пятерых детей, муж старой непорочной особы,
ревностный католик и поклонник иезуитской педагогики, делая обход школьного
здания (он всегда по вечерам делал обход, проверяя заперты ли все учебные
кабинеты) обнаружил страшную (страшную, естественно, для него) картину. Ученик
Хулио Перейра со спущенными штанами лежал на учительском столе, свесив бледные
ноги будто бы в глубоком беспамятстве. Совершенно голая дона Исабель стояла на
коленях, опираясь на стул. Рот ее сжимал детородный орган Хулио Перейры.
Второй рукой (первая вплотную занималась детородным органом Хулио Перейры) она
засовывала некий, неизвестный господину директору, предмет в свой задний
проход. К зрительному потрясению господина директора добавилось и
обонятельное: ему в нос ударила смесь никотина, пота и мужского семени. Для
дона Фернандеса это было светопреставлением, картиной Иеранимуса Босха и
проекцией дантевского "Ада" на добропорядочную реальность муниципальной школы.
Господин директор подпрыгнул, схватился за лысину и взвыл так, что школьные
сторожа и дорожный полицейский, бывший в тот момент у ближайшего перекрестка,
сломя голову помчались в главный корпус школы. От директорского рева (дон
Фернандес был невменяем: он орал, стонал и рыдал одновременно) учительница
истории рухнула со стула на пол, при этом повредила себе задний проход
неизвестным предметом и потеряла сознание...
Трем сторожам, полицейскому и нескольким зевакам, примчавшимся на
директорский зов, представилась следующая картина: красный и растерзанный
(видимо, школьный директор пытался только расстегнуть воротник и распустить
галстук -- но у него получилось чуть больше, чем требовалось) дон Фернандес,
шевеля мокрыми губами, пытается вытащить неизвестный предмет из окровавленного
ануса бесчувственной преподавательницы, придерживая (сжимая?) ее за грудь, а
на столе лежит бледный старшеклассник с вертикально стоящим мокрым детородным
органом. Полицейский после секундного замешательства рьяно приступил к своим
прямым обязанностям: он схватил директора за ноги и попытался его оторвать от
бесчувственной учительницы. Сразу ему это не удалось -- дон Фернандес крепко
держался за неизвестный предмет. Тогда сторожа с готовностью схватили
господина директора и выдрали его вместе с этим самым неизвестным предметом.
Но дон Фернандес упорно не желал расставаться с ним и шевелил мокрыми губами
-- у него временно отнялся голос и он не мог говорить. К изрядной толпе,
собравшейся у школы, сторожа вынесли господина директора на руках. Дон
Фернандес бешено ворочал глазами и потрясал, словно это был флаг победы,
окровавленным неизвестным предметом. Толпа превратно поняла господина
директора -- его увезли в участок: до последней минуты дон Фернандес не
расставался с неизвестным ему предметом, словно бы страстно желая сохранить
эту важнейшую улику преступления. Голую дону Исабель увезли на "скорой". На
той же "скорой" увезли и беспомощного Хулио Перейру Молину (причиной его
беспомощности было большое количество эякуляций -- точное число эякуляций
расследование установить не смогло)...
Когда Домингес, оправившийся от "острого пищевого отравления", вышел на
занятия, исполняющим обязанности школьного директора был преподаватель
физической культуры, учителя истории замещала некая блеклая маловыразительная
личность с неопределенной половой принадлежностью, а Хулио Перейра находился в
домашнем уюте и еще излечивался от "жестокого неоднократного изнасилования".
Дон Фернандес был осужден -- доказать свою невиновность он так и не смог.
Общегородской суд присудил бывшему директору школы строгое наказание: десять
лет тюремного заключения общего режима. Ему инкриминировалось злоупотребление
властью, сексуальные домогательства к подчиненным, изнасилование Исабель
Маргариты Плахесс с тяжкими телесными повреждениями, совращение малолетних,
лжесвидетельство (дон Фернандес упорно сваливал вину на Исабель Маргариту
Плахесс, пребывающую на протяжении всего расследования в полубеспамятном
состоянии) и расхищение общественного имущества (один из сторожей, после того
как начались бесконечные проверки квартальной школы, списал расхищенные им
самим писчую бумагу и канцелярские принадлежности на бедного директора). Это
была гражданская смерть Фернандеса Камарраньи. Это было крушение карьеры,
общественного статуса, личной жизни и привычного образа жизни Фернандеса
Камарраньи. Родители еще семерых учеников подали на него в суд, подозревая в
неоднократных сексуальных домогательствах к своим чадам -- негодующие родители
определили причину заметной распущенности своих оболтусов в педофильских
наклонностях дона Фернандеса. Один из детей и вправду был совращен, но не
директором, а ночным сторожем. Путаный лепет перепуганного насмерть существа
родители отнесли в адрес безнравственного директора, но доказать ничего не
смогли -- бывший директор избежал пожизненного заключения. На суде дон
Фернандес безмолвствовал и был тих как агнец, настолько картина происходящего
была для него ирреальной и фантасмагорической. Судьи сочли молчание бывшего
директора признанием вины и смягчились -- до дня суда бывший директор с
остервенением отвергал все обвинения и улики, тем доводя себя порой до
умопомешательства. Так, глубоко страдающий бывший директор в моменты наиболее
мучительных переживаний кричал, что он никогда не был директором школы и
никогда не знал преподавательницу истории в старших классах Исабель Маргариту
Плахесс. Бедный дон Фернандес имел в виду совсем другое, нежели следователи.
Он хотел сказать, что подобные события показали всю ничтожность той роли,
которую он как директор играл в жизни подведомственной ему школы. Он
совершенно не знал греховной сущности Исабель Маргариты Плахесс... Но откуда
было знать это следователям? Кстати, неизвестный предмет пропал в ходе
следствия -- видимо, кто-то из женской половины следователей заинтересовался
его назначением.
Супруга дона Фернандеса -- обычно безропотное и безгласное существо --
возненавидела лицемера, ханжу и педофила дона Фернандеса и подала на развод.
Обычно непреклонный к подобным вещам, муниципальный епископ дал свое согласие
-- и брак Лучии Августы Марии дель Хомедос-и-Паччос (так звали жену бывшего
директора) и Фернандеса Камарраньи был расторгнут с согласия Церкви. Лучия
Августа с пятью сыновьями (все они получили фамилию матери) переехала в
восточный район города и вскоре вышла замуж за отставного полицейского.
Фернандес Камарранья был извергнут из лона Святой церкви, разжалован
(раньше он имел звание капитана в отставке), лишен всех медалей, почетных
грамот, а также высокой пенсии. Он безропотно переносил тяготы тюремной жизни
и общественное осуждение (с такими чувствами, наверное, терпел все
издевательства блаженный Сервахес в плену у язычников). За примерное поведение
и по амнистии Фернандеса Камарранью выпустили раньше срока, определенного ему
судом (это было на пятом году службы Домингеса). Бывший директор школы, бывший
военный, бывший семьянин и бывший добрый католик дон Фернандес затерялся в
бурных водах мира-что-где-то -- след его пропал, а имя со временем выветрилось
из людской памяти. Кем стал дон Фернандес? Где стал жить? Где нашла его
смерть? -- Домингес этого не знал...
Под впечатлением расследования и публичного суда наиболее возмутившиеся
родителей основали Общество по борьбе с сексуальными преступлениями в школе.
Несколько лет Общество прозябало в ничегонеделанье и заметно поредело в
численности. Однако, к счастью для основателей Общества, борцы с сексуальными
преступлениями в школе одержали еще одну победу за историю своего
существования. Ими был разоблачен растлитель и по совместительству ночной
сторож в том же самом заведении, где начальствовал когда-то дон Фернандес.
Растлитель оказался еще и распространителем наркотиков. Это обстоятельство
негативно сказалось на судьбе Общества -- после процесса "сторожа-растлителя"
Общество было тихо поглощено Ассоциацией по защите детей от наркотиков...
Дона Исабель после выздоровления (ей даже сделали операцию на прямой
кишке) получила солидное одноразовое пособие от муниципалитета как жертва
сексуального преступления. Она уволилась из школы и стала примерной
домохозяйкой. Больше она (чего, естественно, не знал ни дон Фернандес, ни
судья, ни ее муж) не увлекалась оральным и анальным сексом -- она полюбила
нормальный вагинальный способ совокупления и перешла к зрелым мужчинам, к
огромному несчастию мужа...
Глава 15: Иххальская Конкиста первой половины 16 века
В семье Хулио Перейры вследствие описанных событий произошла семейная
трагедия: Хулио Перейра Молина на всю оставшуюся жизнь возненавидел женщин и
сменил свою ориентацию.
Родители убеждали Перейру вернуться в ряды нормально-ориентированных
мужчин -- Перейра не соглашался. Родители молили Перейру пожалеть их репутацию
-- Перейра плакал вместе с родителями, но не изменял своей новой природе.
Родители осознали весь драматизм происшедшего с ними несчастия и немного
двинулись рассудком. Они во всем теперь винили несчастного бывшего директора и
даже поклялись убить его, как только он выйдет из тюрьмы (чего, к счастью, не
произошло). Дружба Хулио и Домингеса перестала существовать -- первый питал
отвращение к гетеросексуалам (он ложно считал Домингеса одним из партнеров
ненасытной учительницы. Как он ошибался!), второй... Второй же исчерпал то
вещество, которое цементировало былую дружбу, -- его любовь к истории исчезла,
растворилась без следа.
Хулио Перейра -- то ли в знак протеста, то ли по инерции -- продолжал
увлекаться исторической наукой, и после окончания школы поступил в
муниципальный университет на факультет истории (свою роль сыграло точно такое
же пособие, как и пособие доны Исабель). Дороги Хулио Перейры и Мигуеля
Домингеса разошлись. Хулио Перейра забыл о существовании Домингеса. Мигуель
Домингес забыл о существовании Перейры...
Однажды (это было во время дружбы-любви Домингеса и Сантаромано) Домингес
случайно встретил Хулио Перейру на улице. Не Домингес узнал своего бывшего
школьного друга -- бывший друг узнал его. Тут сыграло свою роль то
немаловажное обстоятельство (как потом понял рассудительный Домингес), что
Хулио Перейра Молина увидел Домингеса под ручку с Санторомано, млеющим и
тающим от близкого (как ему тогда казалось) счастья в личной жизни. Хулио
Перейра сделал соответствующий вывод и окликнул Домингеса, а когда пожимал ему
руку, понимающе улыбнулся Санторомано (кстати, это сослужило плохую службу
Пьетро -- он утвердился в мысли, что Домингес -- гомосексуал). Домингес
сначала не узнал своего бывшего школьного друга: Хулио Перейра заметно
поправился, даже располнел (особенно в области бедер). Он был одет в яркие
цветастые одежды, обут в высокие узкие сапоги и носил увесистые серьги в ушах
-- больше всего Перейра был похож на молодого цыгана. Как узнал из разговора
Домингес (это было нелегко: бывший школьный друг постоянно подмигивал
Санторомано, радостно и звонко смеялся, и, часто прерывая беседу, хлопал
Домингеса в районе талии. Все это мешало Домингесу и выводило его из
терпения), Перейра успешно окончил муниципальный университет. Он даже закончил
аспирантуру и теперь был доктором исторических наук, подвизаясь на поприще
преподавания в родном университете. Однако это совсем не удовлетворяло
мечтательного Перейру. В университете царил произвол: на факультете истории
традиционно сохранялось засилье кафедр истории Заселения (имеется в виду,
Литораля) и истории промышленного развития (непосредственно связанного с
историей Литораля). Эта преступная монополия до глубины душы возмушала
Перейру. К тому же, деканат состоял сплошь из гетеросексуалов и "старых
кочерыжек". Перейра хотел серьезной исторической работы, и ему надоели
похабные намеки "старых кочерыжек". Он решил продолжать свою научную карьеру
("на предмет слабо изученной Иххальской Конкисты первой половины 16 века", --
пояснил возбужденный Перейра) и преодолеть мешающие ему препятствия. Перейра
собирался уехать куда-то в Европу (слово "Европа" ничего не говорило
Домингесу, кроме того факта, что где-то в Европе находилась его любимая страна
древних и недревних германцев). Он подал свои документы в один из европейских
университетов на конкурс на недавно открытую кафедру истории Конкисты. Перейра
был уверен, что пройдет конкурс, и с нетерпением ждал результатов. Довольный
за Домингеса, он хлопнул его в области талии, приобнял на секунду оробевшего
Сантаромано и увалил, виляя бедрами...
Уехал ли Перейра в Европу, Домингес так и не узнал. Развернулись
трагические перипетии дружбы-влюбленности с Сантаромано, и он забыл все,
относящееся к Хулио Перейре Молине, доктору исторических наук и "жертве
многократного изнасилования"...
Образ Перейры еще раз всплыл в домингесовской памяти в связи с трагическим
концом дружбы-влюбленности Пьетро Сантаромано -- всплыл перед тем, как
исчезнуть навсегда в абсолютном вакууме мира-что-где-то. Домингес спрашивал
себя, почему все его друзья оказывались на проверку гомосексуалистами. Значит,
что-то привлекало их к Домингесу, тянуло, заинтересовывало? Может быть, эта
была абсолютизированная мужественность, -- мужественность в понимании
Домингеса, то есть сопричастность к заоконному миру? И как только их
сверхмужественность переходила из категории метафизического в категорию только
физического, она становилась своею противоположностью -- сверхженственностью.
Сверженственностью по-домингесовски, то есть неспособностью оставаться наедине
с заоконным миром, нетерпеливой жаждой погрузиться в мир-внутри и слиться с
ним. Именно жажда слиться с миром-внутри отпугнула Домингеса от
друзей-гомосексуалов. Это были женщины, коварно обманувшие Домингеса, подложно
завоевавшие его доверие, и как только доверие было высказано Домингесом,
женщины скидывали мужскую маску и обнажали свою антизаоконную и совсем
несозерцательную сущность. Нет, -- пришел к другому выводу Домингес, -- это не
женщины. Это мужчиноженщины -- существа, обманывающие мужчин как женщины и
обманывающие женщин как мужчины. Обманывали ли они сознательно или делали это
бессознательно, стихийно повинуясь своей двойственной натуре, Домингес не
знал. Не знал он и того, что привлекало к нему мужчиноженщин и сверхженщин (то
есть тех существ женского пола, которые пылко жаждали отринуть расстояние от
стекла и утонуть в мире-внутри). Может быть, первых привлекала лиричная
созерцательность, несовместимая с грубым мужским эротизмом? А вторых --
строгая отстраненная метафизичность домингесовской натуры, приподнятая над
низким и примитивным слоем мироздания?..
Домингес был словно зеркало -- он состоял из одного тела, но имел второе
дно. Тот, кто смотрел в зеркало, видел свое, только ему желанное, -- и потому
этот человек жестоко обманывался: Домингес не имел в себе ничего, кроме
двухмерного изолированного мира-вне. Сущность его была двухмерной --
трехмерность присуща животному полусуществованию, так как оно связанно прочно
со словом "вглубь". Животные вонзают вглубь жертвы свои клыки и когти.
Животные вонзают вглубь сексуальных партнеров свои половые органы, чтобы
избавиться от огня, который их явственно мучает в глубине души-тела...
Домингес не был подобным животным. Скорее, он был вещью. Вещью-зеркалом. Как
зеркало, одновременно он отражал действительность и поглощал образы
действительности. Как зеркало он являлся порой объектом ненависти-любви. Но
как зеркало он не чувствовал ни ненависти, ни любви. Зеркало не знает тепла
прикасающихся пальцев. Зеркало не знает внутренней грязи и запыленности --
грязь и запыленность для зеркала бывает только внешним явлением...
Глава 16: Мексиканский залив
После личных катастроф Домингес находил утешение в случайных знакомствах.
Однако сказать, что знакомства были совершенно случайными, было бы
неправильно. И здесь прослеживалась некоторая логика, присущая всему,
происходившему с Мигуелем Домингесом. Случайные девушки-женщины были своего
рода "любовью от противного". Разочаровавшись во второй (времена
буфетчицы-лоточницы выпадали на девственную юность Домингеса и не могли
вызвать физиологический протест -- половое влечение еще не сформировалось),
третьей, четвертой и пятой женщинах, он искал ненайденное в лицах, являвшихся
полной противоположностью роковых существ, уничтоживших домингесовскую любовь.
Так, например, через время после крушения влюбленности Домингеса в Антуанну,
он нашел себе девушку, являвшуюся полной противоположностью Антуанне.
Ее звали Симона.
Она была высокая, худющая, без намеков на грудь, и с рыжими прямыми
волосами. Никакой округлости и веселости не наблюдалось в Симоне. Совсем
наоборот: в ней царила задумчивость, печаль, угловатость и скованность
движений. Симона училась на том же курсе, что и Антуанна, и слыла ее
главнейшим врагом. Что занесло Домингеса к Симоне? Сам Домингес не знал.
Может, полная противоположность Антуанне. Может, сам факт того, что Симона --
враг нелюбимой теперь домингесовской женщине. Враг искренний, молчаливый и
пассивный -- враждебность Симоны к Антуанне выражалась в символических жестах:
игнорирование Антуанны (что было трудно само по себе -- Антуанна была девушкой
яркой и широко известной) и ее знакомых (что было трудно вдвойне -- все
мужское студенчество любило Антуанну: уже любило или еще любило). Естественно,
это изолировало Симону от сокурсников стеной, которая была намного прочнее той
стены, что кирпичным телом отделяла студенческий городок от всего остального
города. Стена была непробиваемой, монолитной, без единой трещины...
Первой и единственной трещиной в стене отчуждения Симоны стал потерянный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг