Он понимал, о чем на тоскливом осеннем ветре плачут нищие старухи,
дряхлые, бесприютные, которые в ветхих лохмотьях дрожат на тесном кладбище,
среди шатких крестов и безнадежно черных могил.
Самозабвение и томительная грусть!
XV
Мама замечала, что Володя продолжает шалить. За обедом она сказала:
- Хоть бы ты, Володя, другим чем заинтересовался.
- Да чем?
- Почитал бы.
- Да, начнешь читать, а самого так и тянет делать тени.
- Забаву бы придумал другую, - хоть мыльные пузыри.
Володя грустно улыбнулся.
- Да, пузыри полетят, а за ними тени по стене.
- Володя, ведь ты этак вконец расстроишь себе нервы. Ведь я вижу, - ты
даже похудел из-за этого.
- Мама, ты преувеличиваешь!
- Пожалуйста! Ведь я знаю, - ты по ночам стал плохо спать и бредишь
иногда. Ну, представь, если ты захвораешь!
- Вот еще!
- Не дай бог, сойдешь с ума или умрешь, - какое мне горе будет!
Володя засмеялся и кинулся на шею к маме.
- Мамочка, я не умру. Я больше не буду.
Мама заметила, что Володя уже плачет.
- Ну, полно, - сказала она, - бог милостив. Вот видишь, какой ты стал
нервный, - и смеешься, и плачешь.
XVI
Мама пристально, боязливо всматривалась в Володю. Всякие мелочи теперь
волновали ее.
Она заметила, что Володина голова слегка несимметрична: одно ухо было
выше другого, подбородок немного отклонен в сторону. Мама смотрела в зеркало
и замечала, что Володя и в этом похож на нее.
"Может быть, - думала она, - это - один из признаков дурной
наследственности, вырождения? И в ком тогда корень зла? Я ли - такая
неуравновешенная? Или отец?"
Евгения Степановна вспомнила покойного мужа. Это был добрейший и
милейший человек, слабовольный, с бессмысленными порываниями куда-то, то
восторженно, то мистически настроенный, грезивший о лучшем общественном
устройстве, ходивший в народ, - и пивший запоем в последние годы жизни. Он
был молод, когда умер, - ему было тогда всего тридцать пять лет.
Мама даже свела Володю к врачу и описала его болезнь. Врач,
жизнерадостный молодой человек, выслушал ее, посмеиваясь, дал кой-какие
советы относительно диеты и образа жизни, сопровождая их шутливыми
прибаутками, весело настрочил "рецептик микстурки" и игриво прибавил,
похлопывая Володю по спине:
- А самое лучшее лекарство - посечь бы.
Мама жестоко обиделась за Володю, но все остальные предписания
выполнила в точности.
XVII
Володя сидел в классе. Ему было скучно. Он слушал невнимательно.
Он поднял глаза. На потолке к передней стене класса двигалась тень.
Володя заметил, что она падает из первого окна. Сначала она легла от окна к
середине класса, а потом быстро прошмыгнула от Володи вперед, - очевидно, на
улице под окном шел кто-то. Когда еще эта тень двигалась, от второго окна
упала другая тень, тоже сначала к задней стене, потом начала быстро
поворачиваться к передней. То же повторилось в третьем и четвертом окне, -
тени падали в класс, на потолок, и по мере того, как прохожий подвигался
вперед, они тянулись назад.
"Да, - подумал Володя, - это не так, как в открытом месте, где тень
тянется за человеком; здесь, когда человек идет вперед, тень скользит назад,
и другие тени уже опять встречают его впереди".
Володя перевел глаза на сухую фигуру учителя. Холодное, желтое лицо
учителя раздражает Володю. Володя ищет его тень и находит ее на стене, за
учительским стулом. Тень уродливо перегибается и колышется, - но у нее нет
желтого лица и язвительной усмешки, и Володе приятно смотреть на нее. Мысли
его убегают куда-то далеко, - и он уже совсем ничего не слышит.
- Ловлев! - называет его учитель.
Володя по привычке подымается и стоит, тупо глядя на учителя. У него
такой нездешний вид, что товарищи смеются, а учитель делает укоризненное
лицо. Потом Володя слышит, что учитель издевается над ним вежливо и зло.
Володя дрожит от обиды и от бессилия. Потом учитель объявляет ему, что
ставит ему единицу за незнание и невнимательность, и приглашает его
садиться.
Володя глупо улыбается и принимается соображать, что с ним случилось.
XVIII
Единица, первая в Володиной жизни!
Как это было странно для Володи!
- Ловлев! - дразнят его товарищи, смеясь и толкаясь. - Схватил кол! С
праздником!
Володе неловко. Он еще не знает, как следует вести себя в таких
случаях.
- Ну, схватил, - досадливо говорит он, - тебе-то что за дело!
- Ловлев! - кричит ему ленивый Снегирев. - Нашего полку прибыло!
Первая единица! И ее надо было показать маме. Это было стыдно и
унизительно. Володя чувствовал на своей спине в ранце странную тяжесть и
неловкость, - этот "кол" пренеудобно торчал в его сознании и никак не
вязался ни с чем в его уме.
- Единица!
Он не мог привыкнуть к мысли об единице и не мог думать ни о чем
другом. Когда городовой близ гимназии посмотрел на него, по обычаю своему,
строго, Володя почему-то подумал:
"А вот если бы ты знал, что у меня единица!"
Это было совсем неловко и непривычно, - Володя не знал, как ему держать
голову и куда девать руки, - во всем теле была неловкость.
И еще было надо принимать перед товарищами беззаботный вид и говорить о
другом!
Товарищи! Володя был уверен, что все они ужасно рады его единице.
XIX
Мама посмотрела на единицу, перевела непонимающие глаза на Володю,
опять взглянула на отметку и тихо воскликнула:
- Володя!
Володя стоял перед нею и уничтожался. Он смотрел на складки мамина
платья, на мамины бледные руки и чувствовал на своих трепетных веках ее
испуганные взгляды.
- Что это? - спросила мама.
- Ну что ж, мама, - вдруг заговорил Володя, - ведь это ж первая!
- Первая!
- Ну, ведь это со всяким может быть. И право, это нечаянно.
- Ах, Володя, Володя!
Володя заплакал, по-ребячьи размазывая слезы ладонью по щекам.
- Мамочка, не сердись, - зашептал он.
- Вот твои тени! - сказала мама.
В ее голосе Володе послышались слезы. Сердце его сжалось. Он взглянул
на маму. Она плакала. Он бросился к ней.
- Мама, мама, - повторял он, целуя ее руки, - я брошу, право, брошу
всякие тени.
XX
Володя сделал громадное усилие воли, - и не занимался тенями, как его
ни тянуло к ним. Он старался наверстать пропущенное из уроков.
Но тени настойчиво мерещились ему. Пусть он вызывал их, складывая
пальцы, пусть он не громоздил предмет на предмет, чтоб они отбросили тень на
стене, - тени сами обступали его, назойливые, неотвязные. Володе уже
незанимательны стали предметы, он их почти и не видел, - все его внимание
уходило на их тени.
Когда он шел домой и солнце, бывало, проглянет из осенних туч хоть в
дымчатой ризке, - он радовался, что повсюду побежали тени. Тени от лампы
стояли около него, когда он вечером был дома.
Тени везде, вокруг, - резкие тени от огней, смутные от рассеянного
дневного света, - все они теснились к Володе, скрещивались, обволакивали его
неразрывной сетью. Некоторые из них были непонятны, загадочны, другие
напоминали что-то, на что-то намекали, - но были и милые тени, близкие,
знакомые, - вот их-то и сам Володя, хотя и мимовольно, искал и ловил повсюду
в беспорядочном мелькании чуждых теней. Но грустны были эти милые и знакомые
тени.
Когда же замечал Володя, что сам он ищет этих теней, он терзался
совестью и шел каяться к маме.
Случилось однажды, что Володя не одолел соблазна, пристроился к стене и
начал показывать себе бычка. Мама застала его.
- Опять! - сердито воскликнула она. - Нет, я наконец попрошу директора,
чтобы тебя сажали в карцер.
Володя досадливо покраснел и угрюмо ответил:
- И там есть стена. Везде стена.
- Володя! - горестно воскликнула мама. - Что ты говоришь!
Но Володя уже кается в своей грубости и плачет.
- Мама, я сам не знаю, что со мною делается.
XXI
А мама все не может одолеть своего суеверного страха теней. Ей все чаще
думается, что она, как Володя, погрузится в созерцание теней, но она
старается утешить себя.
- Какие глупые мысли! - говорит она себе. - Все обойдется, даст бог,
благополучно: нашалится и перестанет.
А сердце замирает от тайного ужаса, и настойчиво забегает ее мысль,
пугливая перед жизнью, навстречу будущим печалям.
В тоскливые минуты утра она поверяет свою душу, вспоминает свою
жизнь, - и видит ее пустоту, ненужность, бесцельность. Одно только
бессмысленное мелькание теней, сливающихся в густеющих сумерках.
"Зачем я жила? - спрашивает она себя. - Для сына? Но для чего? Чтобы и
он стал добычею теней, маниаком с узким горизонтом, - прикованный к
иллюзиям, к бессмысленным отражениям на безжизненной стене?"
"И он тоже войдет в жизнь и даст жизнь ряду существований, призрачных и
ненужных, как сон".
Она садится в кресло у окна и думает, думает.
Она заламывает в тоске прекрасные белые руки. Мысли ее разбегаются. Она
смотрит на свои заломленные руки и начинает соображать, какие из этого могли
бы выйти фигуры на тени. Она ловит себя на этом и в испуге вскакивает.
- Боже мой! - восклицает она. - Да ведь это - безумие.
XXII
За обедом мама смотрит на Володю.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг