Ее тонкая фигурка в черном, как будто траурном платье, без всяких
украшений, кроме растрепавшихся русых кос, представляла удивительный
контраст с голубым атласным великолепием самодовольного отца, у которого он
только что побывал.
- Что с вами? - спросил Человек просто и спокойно, без обидной
участливости.
Она подняла тонкие брови.
- Я больше не верю. Не верю в бога.
- В какого? С бородой и в простыне?
Нет, в этого она верила, только когда была совсем маленькой девочкой.
- Я не верю в провиденье. В высшую силу и высшую мудрость. В
бессмертье.
- Надо верить в человека, - сказал Человек мягко.
- Не знаю. Мне кажется, в тот день рухнула всякая вера. Самая
возможность веры... А теперь меня посещают странные мысли. Вот взять и лечь
в постель с Учеником. Почему бы нет? Не все ли равно? Какое это имеет
значение? А потом лечь с этим мерзким вице-президентом, который ходит к нам
в дом и смотрит на меня, как кошка на сало. - Она сделала неумело-развязный
жест, это вышло у нее по-детски. - И все-таки что-то удерживает. Что же
это?
- То, что удерживает... Вот в это и верьте. - Человек, чуть улыбаясь,
осторожно положил ладонь правой руки на ее наклоненную голову. - И все
будет хорошо.
Добиться для Человека приема у Главы Государства не удалось. Возможно,
что президент не особенно настаивал - он был осторожен, дальновиден, привык
учитывать все последствия. Девяностолетний Математик, шамкая и расслабленно
улыбаясь, при случае отдал конверт Главе Государства в собственные руки.
8. ЧТО ТАКОЕ ЛУРДИТ
Шло следствие по делу восьмидесяти. Они по-прежнему сидели в крепости
на Проклятых островах, без переписки, без свиданий, без всякой связи с
внешним миром.
Человек очень долго не получал от первого министра ответа на свое
письмо. Что ж, видно, правильно сказал тогда президент - у первого министра
хватало забот и неприятностей.
На юге тлело, разгоралось что-то очень похожее на крестьянскую войну,
правительство официально объявило о посылке войск в южные районы.
Наконец на имя Человека пришла вежливая бумага, подписанная одним из
секретарей первого министра: "Ваше письмо получили, переслали в
прокуратуру. Если прокуратура найдет нужным..." Это был замаскированный
отказ. По-видимому, больше ничего нельзя было сделать.
Человек молча показал бумагу Ученику. О чем тут говорить?
Но вот однажды Глава Государства прислал за Человеком рослого
адьютанта с запиской: он приглашал его немедленно приехать. Адыотант был
предупредителен и настойчив, сам помог Человеку снять рабочий халат,
разыскал академический черный сюртук, посоветовал приколоть рубиновое алое
сердце - высший орден страны. В его почтительности было что-то почти
угрожающее.
- Я поеду с вами, - сказал Ученик.
- Глупости. Зачем это нужно?
- Я поеду. В крайнем случае просто посижу внизу в машине. Дождусь вас.
Взгляды их встретились.
- Хорошо, - Человек угловато пожал плечами, - поезжай.
На площади танцевали. Вихрились юбки, стучали тонкие каблуки и толстые
подметки.
Плывет моя лодочка без паруса.
Пускай.
Меня бросила моя девочка еще год назад.
Ну и бог с ней.
Жизнь не вышла, не получилось, не вытанцевалась.
Наплевать!
Я пью на свои - редко и на чужие - часто.
Вам что за дело?
Хорошо, что некому обо мне плакать.
Повезло...
Человеку пришлось очень долго ждать в большой холодной приемной с
длинным рядом узких вытянутых зеркал в простенках между окнами. Адъютант
подбегал и извинялся - непредвиденные обстоятельства, государственные
дела...
В окружении премьера стало еще больше военных всех рангов,
преимущественно полковников и генералов. Везде, где только можно, были
понатыканы десантники, стоявшие по стойке "смирно", рука на кобуре, с
бесстрастными, отсутствующими лицами. Они отражались в зеркалах, множились,
дробились, казалось, что их тут тысячи, что дом кишит ими, как крысами.
Что-то неуловимо изменилось со времени визита первого министра к
Человеку. Шаги всех этих полковников и генералов стали мягче, шуршание
бумаг тише, как-то почтительнее круглились спины, а когда раздавался
негромкий звонок, то все они вытягивались в струнку и поворачивали голову в
одну сторону, причем на лицах появлялось общее выражение слепой собачьей
преданности. Это выражение было ноййнкой.
- Прошу вас...
Человека провели в следующую маленькую комнату для ожидания. За белыми
с золотом двустворчатыми дверями слышался голос премьера, его шаги.
Провожая посетителя, он неожиданно показался на пороге, все такой же
элегантный, только немного более изношенный, с еще дальше отступившими
назад заливами большого лба. Посетитель низко кланялся, пятился к выходу,
видна была только согнутая спина.
Легким движении кисти премьер пригласил Человека зайти.
- Не успели обыскать, - сказал адъютант, белея, теряя всю свою
почтительную наглость. - Одну минуту...
Обыск? Во Дворце Республики? Это тоже была новинка.
Человек почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо,
- Не надо, - сказал премьер после паузы. - Так пропустить.
И то же слабое движение кисти сбросило со счетов рослого адъютанта с
его испугом, служебной ошибкой и, вероятно, серьезными неприятностями в
недалеком будущем.
Изысканный строгий кабинет премьера, решенный в черносерых и лиловых
тонах, был почти пуст. На полу лежал ковер без цвета и без рисунка, чем-то
напоминающий современную музыку без мелодии и даже почти без звуков. По
стенам висели на длинных шнурах полотна без рам. На голом простом столе
извивалась странная статуэтка из черного камня, заломив руки. Бумаг нигде
не было видно.
- Рад вас видеть. Не курите?
- Нет. Благодарю.
- Как вам работается?
- Нормально.
"Он принимает меня в полночь, чтобы спросить, как мне работается, -
подумал Человек. - Трогательно. Как добрый король из старой сказки".
- Ваше письмо я читал. Но сделать ничего не мог. Есть нечто, что выше
меня, - он папиросой, зажатой между тонкими пальцами, небрежно указал на
потолок, - мой долг. - Глаза его смотрели, но не видели, их заволакивала
дымка равнодушия, усталости. - Вы должны понять. Я не могу творить
произвол, - он быстрым острым взглядом кольнул Человека, - пусть даже
произвол милосердия.
И опять глаза стали равнодушными, пустыми.
"Так для этого он меня позвал? Чтобы оправдаться, извиниться? Очень
странно". Человек терялся в догадках. Он чувствовал себя настороженно - как
будто был один на один в клетке с опасным хищником.
- Как вам нравится мой кабинет? Мои картины?
- Я плохой знаток живописи.
- Напрасно. Искусство расширяет наше "я". Если хотитe, приближает нас
к богу, к природе. Но только современный художник, вместо того чтобы
копировать природу, пытается изобразить вселенную как мощный поток
изменчивых явлений, ещё не успевший породить определенные, знакомые нам
формы...
- Боюсь, что мне, как технику, приходится иметь дело как раз c
определенными, законченными формами, - сказал Человек, чуть улыбнувшись. -
Но у каждого, конечно, свое видение мира. И свое право отстаивать его.
"Лекция о современном искусстве. В половине второго ночи. В кабинете
Главы Правительства. Кто бы этому поверил?" Напряжение все росло.
- Как технику... как технику. - Премьер опять сел за свой голый
странный стол. - Кстати, скажите, что такое лурдит?
Вопрос был задан вскользь, легко.
Вот он где, главный разговор. Вот она, опасность. "Берегись, -
предостерегал Человека внутренний голос, - будь осторожен! Думай над каждым
словом". Он еще не понимал, в чем дело, но весь подобрался.
Лурдит - так называлось взрывчатое вещество, над созданием которого
Человек работал последний год. Эта идея созрела в нем после того, как Зверь
едва не погиб, пробиваясь сквозь горные породы. Человек решил: на случай
непредвиденных осложнений Зверь обязательно должен нести с собой запас
взрывчатки большой разрушительной силы. Работы с лурдитом находились еще в
стадии эксперимента. В печати о них не было ни слова.
- Благодарю, - сказал Глава Государства, выслушав объяснение. -
Скажите, а где хранятся наличные запасы лурдита? А кто имеет к ним
доступ? - В глазах его уже не было скуки, равнодушия. - А каков порядок
выдачи?
О лурдите знали всего несколько человек. Доступ к лурдиту имели двое:
сам Человек и Ученик.
Человек сказал:
- Доступ к лурдиту имел только я один.
Премьер облокотился о голый стол, который очень подошел бы для
разделки туш. Или трупов.
- Вы уверены?
- Да.
- И никто другой? Прошу вас подумать. - Премьер был изысканно
вежлив. - Я подожду.
Человек мельком вспомнил обо всех этих генералах у него за спиной, о
десантниках, которые плодились и размножались в узких дольках зеркал.
Какой трудный поединок! Какой изнурительный...
"Выгораживай себя, - говорил внутренний голое. - Спасай свою шкуру. Ты
ведь действительно тут ни при чем. Ты ведь ничего не знаешь".
- Доступ имел я один.
- А допускаете ли вы, что могли иметь место случаи пропажи лурдита?
- О, - сказал Человек беззаботным голосом (может быть, чуточку слишком
беззаботным), - у нас дважды была нехватка лурдита при перевешивании. Замок
в этой комнате был несколько дней неисправен, так что возможно...
- Отчего не сообщили о краже, да еще повторной? Отчего храните
взрывчатку такой силы в неопечатанном помещении?
- Я как-то не придавал значения... Не задумывался...
Повисло молчание. Премьер вертел в пальцах черную, гладкую, блестящую
статуэтку, корчащуюся, как от боли, напряженно изогнутую, как под пыткой.
Потом резким движением поставил ее на место.
- Завидую мужам науки, рассеянным, не замечающим презренной прозы. -
Он улыбнулся, укоризненно покачал головой, и Человек понял: пронесло. -
Если бы мы, политики, столь беззаботно и легкомысленно относились к идеям
большой подрывной силы, то, возможно, Европа уже взлетела бы на воздух. И
вы не имели бы удовольствия беседовать со мной в этом кабинете. По счастью,
опасные идеи у нас на замке, и замок всегда исправен. - Он дружески, почти
интимно взял Человека за локоть и повел к картинам. - Я хочу, чтобы вы еще
взглянули на этот этюд Люсьена Фрейда, внука знаменитого психолога. Он
соединяет, как мне кажется, наивный подход примитивиста с изощренным
чувством фантастического и призрачного, характерным для сюрреалистов. А в
то же время близок к немецкому экспрессионизму, к так называемой "новой
вещественности" Дикса и молодого Гросса...
Прощаясь с Человеком на пороге кабинета, пожимая ему руку, премьер
сказал подчеркнуто серьезно, весомо:
- Я не хотел бы вас терять. Вы мне нужны. Помните это. - И назвал его
официальным титулом: - Помните, Создатель Зверя. Но вокруг меня могут
остаться только люди, которые думают и действуют синхронно со мной, без
отклонений. Настанет время, когда я не смогу - даже если захочу - терпеть
инакомыслие. Ни в чем! Не спасут заслуги, не спасет дарование. - Он
небрежным движением кисти показал на полотно, висевшее за его спиной, где
было изображено подобие дерева с лазоревым стволом и огромными золотыми
грушами. - Больную ветку отсекают беспощадно, даже если на ней полно
плодов. Ведь она может заразить все дерево...
И створки белых с золотом дверей закрылись.
Предостережение. Да. И довольно внятное. Что ж, пусть будет
предостережение.
В маленькой прихожей ждал уже новый адъютант, очень напоминавший
прежнего, тоже рослый, красивый и с нагловато-почтительными манерами.
Интересно, куда они девают адъютантов, вышедших из употребления, пришедших
в негодность?
Узким коридором адъютант вывел Человека не в большой зал с зеркальными
простенками, а в какую-то совсем другую комнату. На полукруглом диване с
неподходяще веселыми букетиками цветов сидя дремал президент академии. Он
вскочил с места.
- Ты? Наконец-то. Я уж думал... Меня иногда вызывают, чтобы поставить
в известность... Ну, неважно, пустяки. - Адъютант стоял как столб. -
Разговор был интересный? Перспективный? Это деятель большого масштаба, он и
в технике видит дальше нас с тобой. Его могучая воля, колоссальный
организаторский талант.
Адъютанта позвали, он куда-то отлучился.
- Ну, о чем?..
- О лурдите.
- Хм. Ясно.
- А мне ни черта не ясно.
Вернулся адъютант и повел их вниз в вестибюль. Там стоял, привалившись
к стене, Ученик и беседовал со старым гардеробщиком о смысле жизни и ценах
на бекон. Президент, фыркая и отдуваясь, влез в тяжелую шубу с бобровым
воротником. Открылась массивная дверь и гулко за ними захлопнулась. Они
пошли к своим машинам по двору, вымощенному крупными плитами, огороженному
со всех сторон глухими стенами.
- О твоем брате ничего утешительного, - сказал на ходу Человек
Ученику. - Не захотел и слушать.
- Ты что, старик, не знаешь? - охнул президент. - Крепость на
Проклятых островах взорвана, заключенные бежали - видимо, их ждал корабль.
И взрыв, как предполагают, произведен лурдитом.
Ученик подтвердил: - Есть в сегодняшних вечерних газетах. Обо всем -
кроме лурдита, конечно.
Так вот в чем дело...
Человек сел в машину вместе с Учеником. Он вдруг почувствовал
ужасающую свинцовую усталость. Света не зажигали.
Впереди ехал роскошный автомобиль президента, в котором мурлыкала
музыка.
- Драть бы тебя, - сказал Человек разбитым голосом. - Драть крапивой.
В зеркальце мелькали разноцветные огни порта, подернутые туманом.
Ученик сидел, подтянув колени почти к самому подбородку, обхватив их
длинными руками. Он сказал, едва двигая губами, чуть слышно: - Победителей
не судят.
- Да? - Человек устало покачал головой. - Ничего еще не кончено. Вот
начнут копаться с этим лурдитом...
Машина как раз заворачивала за угол, и, наверное, поэтому плечо
Ученика мягко дотронулось до плеча учителя, до его пустого рукава.
- Не беспокойтесь, как только вам будет угрожать...
- Идиот! Все вы идиоты проклятые! - закричал Человек. - Разве я об
этом? Разве дело... Тьфу! Дай же мне папиросу, наконец. Если я сейчас же не
закурю..,
9. ПРИМЕНИТЕЛЬНО К ИЗГИБУ ПОДЛОСТИ
Город утопал в сирени. Этой весной шли теплые бурные дожди, рано
начало пригревать солнце, почва стала тучной, рыхлой, обильной,
благодатной, в ней легко прорывали свои ходы жирные черви, в ней хорошо,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг