Я вызвал авиетку, на ней примчался Фома. Мы доставили Гюнтера в
больничную палату. Иван приступил к операции, ему ассистировала Елена, его
неизменный помощник в таких делах. Я рассказывал в салоне остальным, как
произошло несчастье. Наш астромедик с помощницей отсутствовали больше часа,
уже это одно показывало, что операция сложная. Подавленное лицо
вернувшегося к нам Ивана говорило о том же. Елена едва удерживалась от
слез. Иван сказал:
- Гюнтер усыплен и будет спать не меньше недели. Это нужно для
выздоровления. И должен предупредить тебя, Арн, что для выходов на планету
он больше не годится. Не уверен, что на Латоне его оставят членом нашего
экипажа.
- Неужели рана так серьезна? Проклятый протей ведь ногу Гюнтеру не
оторвал. Разве повреждена кость?
- Что называть повреждением?.. Хищник не рвал, а растворял ногу. Он
успел высосать часть кости.
- Растворял? - Анна явно не верила. - Никогда не слыхала, что возможно
такое стремительное растворение мускулов и костей, ведь нападение длилось
не больше минуты. Я захватила останки расчлененного чудовища. Не могу пока
сказать, каков их точный состав, но, во всяком случае, это не щелочи, не
кислота, в них нет агрессивных веществ, способных быстро растворять другие
предметы.
- И тем не менее я могу говорить только о растворении, а не о рваных
ранах. А почему стало возможным такое немыслимое явление, ты должна
объяснить мне, Анна, а не я тебе. Ты физик, я врач, будем каждый отвечать
за свою область.
Несчастье с Гюнтером переменило программу поисков. Протея доказала,
что она не местечко для безмятежных прогулок. Я сократил поисковые группы
до двух, теперь мы выходили по трое, первой тройкой командовал я, второй -
Хаяси. На корабле, кроме Фомы, оставались обе женщины - Анна в лаборатории
распутывала загадки физического состава протеев, а Елена ухаживала за
Менотти. Гюнтеру было бы, конечно, приятней, если бы у его постели сидела
Анна, та тоже намекала, что не прочь на время превратиться в сиделку, но я
не разрешил: болезнь могла поставить в этом смысле Гюнтера в
привилегированное положение перед Петром, я старался даже такой странной
ревности не возбудить в Петре. Кроме того, Елену в работе дублировал тот же
Петр, Анна же была единственным штатным астрофизиком - правда, астрофизика,
как и умение читать, не проблема для всех нас, в ней обязан разбираться
каждый звездопроходец. В какой-то степени мы все были дублерами Анны.
Прежние удивительные наблюдения подтверждались, накапливались новые,
не менее удивительные. Протеи и вправду обладали способностью быстро менять
не только форму, но и массу своего тела: при фантастических трансформациях
они так интенсивно засасывали окружающую пыль или, наоборот, так исторгали
свое вещество, что их похудения и отяжеления совершались с непостижимой
быстротой. Механизм таких превращений, как вы знаете, до сих пор изучается,
многое прояснено, но еще больше темного.
Нас в те дни на Протее, естественно, больше всего занимало, почему
смирный зверек внезапно превращается в опаснейшего хищника. Как оказалось,
защитный костюм астронавигатора, верой и правдой оберегавший нас даже на
страшном Гефесте - прямо-таки пузырившейся вулканами планетке, - здесь от
черного протея не спасал: почти мгновенно растворившийся в теле хищника
массивный левый сапог Гюнтера свидетельствовал об этом убедительно. Теперь
при выходах никто не выпускал из рук пульверизатора - окраска протеев в
белое была единственной надежной защитой. К плазменному пистолету, к
счастью, пришлось прибегать только один раз - когда я кинулся спасать
Менотти.
Вполне подтвердилось и то, что характер протеев определяется их
окраской. Никому, конечно, не показалось бы странным, если бы черные протеи
хищничали, белые праздновали труса, а остальных цветов держались смирно.
Каждый бы рассуждал: "Ну что же, окраска выражает природу, во внешнем виде
отражена сущность". Но что сама природа протея определяется его окраской -
нет, это как-то плохо укладывалось в сознании!
Не терпевший умозрительных гипотез Мишель Хаяси по этому случаю вдруг
ударился в такую отвлеченную философию, что, боюсь, мы далеко не все в ней
поняли.
- Мы привыкли к тому, что каждое существо имеет наружный вид и
природный характер, то есть внешность и сущность, - разглагольствовал он в
салоне. - И до сих пор считали, что сущность гораздо стабильней внешности.
Человек и тигр, вырастая и старясь, очень меняют свой внешний облик, но
остаются человеком и тигром. Принято думать, что внешность определяется
сущностью, что сущность, то есть глубинный характер, - первичное,
изначальное, а внешность - вторичное, производное. В принципе это именно
так. Но протеи учат нас, что это не всегда так. У них природа, характер
определяются внешним видом. А поскольку у каждого протея много внешних
образов, то, стало быть, и много характеров. Иначе говоря, у них нет единой
сущности. Они не единосущны, а многосущны. Перемена формы изменяет одни
характеристики характера, перемена цвета - другие. Сущность у них так же
нестабильна, как и внешность.
- Существование без сущности? - уточнил Михайловский. Фома любил
абстрактные разговоры.
- Можно выразиться и так, если под отсутствием сущности понимать
отсутствие стабильной природы, устойчивого природного характера.
Определение это хлесткое, но не очень точное, поэтому в научном отчете я бы
не решился его применять.
В разговорах такого рода я был больше слушателем, чем активным
участником. Но когда Анна докладывала результаты своих измерений, мы на
"Икаре" сразу поняли, что совершено выдающееся открытие, и это же
подтвердили лотом эксперты на Латоне и земные физики. Вы, надеюсь,
догадываетесь, что я говорю о сепарации изотопов в теле протеев, факте,
ныне широко известном, но по-прежнему поражающем воображение.
- Не спрашивайте меня о механизме явлений, о которых я буду
говорить, - так начала Анна свой доклад. Она боялась, что мы засыплем ее
вопросами, потребуем, чтобы она немедленно рассеяла все наши недоумения, и
заранее предупреждала, что на это не способна. - Итак, никаких "почему" и
"как", только голые факты. А факты таковы. Практически каждый химический
элемент существует в природе как смесь изотопов, то есть атомов с разным
весом ядра. У водорода, например, три изотопа: легкий, тяжелый,
сверхтяжелый - протий, дейтерий, тритий. У свинца их целый десяток. Так
вот, в теле протеев нет естественной смеси изотопов, они из вещества своей
планеты извлекают только некоторые, которые им почему-то нравятся, а другие
отвергают. Замечу сразу, что изотопный состав элементов планеты нисколько
не отличается от обычного на Земле и других планетах космоса. В теле
черного протея я нашла свинец только с атомным весом 206, в то время как в
минералах планеты присутствуют они все. И водород в нем в основном тяжелый,
а не легкий, иначе говоря, протей концентрирует дейтерия больше чем
тысячекратно по сравнению с естественным состоянием водорода. Аналогично и
с другими элементами. Протей, проанализированный мною, - высокоэффективное
избирательное устройство для отделения одних изотопов от других. Мне
кажется, главная наша задача сейчас - узнать, общее ли это свойство протеев
или диковинная аномалия того, какой напал на Гюнтера.
Ныне широко известно, что все протеи - природные сепарационные фабрики
изотопов, по эффективности не идущие ни в какое сравнение с земными
громоздкими сепараторами. Но в салоне "Икара" сообщение Анны буквально
ошеломило нас. Из него сразу вытекало требование: отловить и
проанализировать зверьков других окрасок и доставить на Латону несколько
живых экземпляров. До отлета на Латону мы в основном только этим и
занимались - осторожно переносили отловленных зверьков в помещения, где
создавали привычную им жизнедеятельную среду: не только запыленность, но и
перемены освещенности, имитирующие движение звезд и пылевые вихри. Без
смерчей и имитаторов четырехликой Фантомы протеи быстро хирели,
Только перед отлетом с Протеи Гюнтер стал ходить, но еще хромал. Он с
усмешкой упрекнул свою сиделку:
- По-моему, ты специально расстаралась, Елена, сделать меня плохо
ходящим. Ты ведь всегда завидовала, что я тебя редко беру на разведку на
новых планетах. Теперь мне придется составить тебе скучную компанию, когда
наши друзья будут изведывать захватывающие неведомости.
Елена взмахнула светлыми кудрями и отпарировала:
- Дело совсем в другом, Гюнтер. Ты стремишься выглядеть Мефистофелем,
а какой же хороший Мефистофель без хромоты? Я просто помогла тебе привести
в соответствие внешность с сущностью - так это будет на языке нашего друга
Мишеля Хаяси.
Со мной Гюнтер завел конфиденциальный разговор:
- Арн, я признаю свою вину в легкомысленном обращении с протеями, но,
согласись, мой проступок привел к важным открытиям: если бы его не было, мы
не узнали бы, что каждый протей может стать опасным хищником, и, возможно,
не скоро доведались бы, что они являются сепарационными фабриками изотопов.
Как ты думаешь, не смягчает ли это мою вину?
- Чего ты от меня хочешь? - спросил я прямо.
- Походатайствуй перед Мареком, чтобы меня не отчисляли с "Икара". Ты
можешь меня понять, ты сам такой: не мыслю себя ни в какой иной жизни,
кроме космопоиска!
Походатайствовать я обещал.
Глава пятая
ГЕНОКОНСТРУКТОРЫ НА БКС
Марек встретил нас, как триумфаторов. Не хвастаясь, могу сказать, что
из каждого рейса "Икар" доставлял что-либо ценное и сами мы, экипаж
"Икара", не находили повода особо гордиться открытием Фантомы. К тому же
несчастье с Гюнтером Менотти на Протее притушило бы восторг, если бы он
одолел нас. А Кнут Марек, начальник Главной Галактической базы, умница и
насмешник, "добрый лукавец", по ироническому определению Хаяси, с момента
нашей швартовки на астродроме Латоны пребывал в восторге. Он в таких
выражениях доложил Земле о нашем походе, что я возмутился и потребовал
рапорта поскромней. Марек не обратил внимания на мои протесты.
- Чудаки, вы не понимаете грандиозности собственных открытий, -
разъяснял он самым душевным голосом. - Я уж не говорю о том, что гигантские
месторождения чистого железа, никеля и золота и несметные множества
вспыхивающих алмазов отлично послужат человечеству, - это важно, но не
ошеломляет, тут я с вами соглашусь. Но жизнеподобные, неслыханно
эффективные фабрики по сепарации изотопов! Не приходит ли вам в голову,
друзья, что с находки протеев может начаться новая технологическая стадия
развития человечества?
Я спокойно объяснил, что нелепые мысли в мою голову не приходят. Но
Марек вдруг вдался в философию истории. Он важно напомнил, что цивилизация
началась лишь после того, как дикарь приручил собаку, лошадь и корову. Они
подняли его существование на качественно иной уровень: собака охраняла,
лошадь перевозила, корова кормила. С той доисторической эпохи ничего
великого в приручении животных не совершилось. А использование протеев дает
возможность получать неограниченное количество чистых изотопов, столь
нужных в технике и столь пока редких. Вместо исполинских, но
малопроизводительных сепарационных фабрик - фермы искусственно разводимых
зверушек. Разве это не величественно?
Восхваление нашего открытия было столь красноречиво, что за ним не
могло не скрываться тайного смысла. Я потребовал, чтобы Марек объяснился
начистоту. Он посмеивался:
- Не к спеху, Арн. Отдыхайте, лечите Гюнтера. В нужный час узнаете,
какие практические выводы для вас будет иметь открытие Фантомы.
И когда Марек вызвал меня к себе, я понял, что пришел час "узнавать
практические выводы". Вероятно, предстоит не слишком приятный рейс, иначе к
чему Мареку так меня настраивать, рассуждал я и прикидывал заранее, куда он
загонит "Икар".
Марек поднялся навстречу, лицо его сияло ослепительной улыбкой. Это
было не к добру.
- Поздравляю, Арн, поздравляю! Земля разрешила Гюнтеру оставаться
членом экипажа "Икара". Ты, надеюсь, понимаешь, что мне это стоило хлопот?
Гюнтер ведь продолжает хромать - для астроразведчика существенный
недостаток.
- Отлично понимаю: ты задабриваешь меня, - отрезал я, садясь у его
роскошного, чуть не с теннисную площадку, стола.
- В какую звездную окраину ты собираешься зашвырнуть "Икар"?
Он от души смеялся. Он знал, что я вижу его насквозь.
- Не на окраину, Арн. Но на одну планетку сбегать придется. Наберись
терпения, мне нужно кое-что предварительно объяснить.
- Уже набрался. Объясняй.
- Я возвращаюсь на Землю, - сказал он неожиданно.
- Кратковременная командировка в родной дом? Если ты опасаешься
возражений с моей стороны, то их не будет, не тревожься.
- Я навсегда покидаю космос, Арн.
Меньше всего я ожидал такого признания. Марек считался выдающимся
космоадминистратором. Он любил свое трудное дело. И его любили
астронавигаторы и поселенцы. Он так искусно лавировал в бушующем море тысяч
строптивых характеров, что завоевал всеобщее уважение. Я невольно что-то
сказал об измене душевному призванию.
- Дело как раз душевное, - заверил он. - Хочу жениться, а на Латоне
заводить семью запрещено. Поверь, я колебался. Но любовь - чувство, не
терпящее проволочек, ты не находишь?
- Я нахожу, что ты заговорил сентиментальностями. Кто же твоя
избранница?
- Глория Викторова, астробиолог. Ты ее знаешь.
Я мучительно вспоминал Глорию Викторову. На Латоне была пропасть
астроспециалисток: биологов, химиков, энергетиков, врачей и прочих. Ни к
одной я не присматривался. Память коварно подсовывала мне с десяток
женщин - черных и светленьких, курносых и орлиноносых, быстрых и
медлительных, красивых и так себе. Любая могла быть Глорией.
- Кажется, знаю, - сказал я неуверенно. - Прими от меня все
приличествующие поздравления и такие же передай Глории. Теперь объясни,
какое отношение имеет "Икар" к твоей женитьбе? Уж не собираешься ли
использовать для свадебной поездки на Землю сверхмощный галактический
поисковик?
- Идея заманчивая, но выше моих возможностей. Зато я собираюсь
использовать для женитьбы протеев. Если ты, конечно, не будешь возражать
против небольшого рейса на БКС.
- БКС? Что это за штука?
Он посмотрел с укором.
- Пожалуйста, не притворяйся, что не знаешь. Каждому на Латоне
известно, что БКС - Биоконструкторская Станция на Урании в планетной
системе Мардеки, небольшого солнца в одном парсеке от Латоны - пустяковое
расстояние для сверхсветового крейсера. Туда надо забросить дюжину
привезенных вами протеев, а заодно с ними и Глорию.
И Марек объяснил, что Глория должна завершить работу, начатую еще на
Земле: она внедряла в структуру искусственных бактерий какие-то полезные
свойства, Марек сам не знал, что это за бактерии и какие у них синтезируют
свойства. Зато он знал, что эксперимент Глории из тех, о каких говорят:
"Бабушка гадала, да надвое сказала", - вместо полезных могут появиться
весьма опасные. На планете Урания, расположенной достаточно далеко от
человеческих поселений в космосе, устроен полигон для разных рискованных
опытов. Земля предписала завершить эксперименты Глории на Урании. Туда же
надо отправить на изучение всех протеев, кроме отобранных для земных
музеев. И последнее - на Урании ослабли источники энергии, неплохо бы
подзарядить их генераторами "Икара" - дополнительный запас активного
вещества он уже распорядился "Икару" выделить.
И, опасаясь, что я хочу обрушить на него поток возражений, Марек
быстро сказал:
- О деталях ты договоришься с Глорией, я ее вызываю.
Это был, конечно, блестящий ход. Глория вошла, и из моей головы мигом
испарились все возражения. Нет, она не была красавицей, никакая женская
красота не смогла бы переломить моего упрямства, захоти я заупрямиться. Но
если бы выдавали призы за обаятельность, Глория ходила бы в чемпионках. Я
не буду ее описывать; описания рисуют детали, черты лица, фигуру, манеру
разговаривать - все это мелочи. Они были у Глории обычными - она же была
прекрасна всей собой в целом, а это не рассказать. Ради такой женщины можно
было отказаться от любимой работы, раз уж их - женщину и работу - нельзя
совместить. Сам бы я не поступил, как Марек, но понять его был способен.
- Не надо меня уговаривать, Глория, - сказал я, когда она начала с
просьбы доставить ее на Уранию. - Меня уже уговорил некий Кнут Марек.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг