- Нет, оно по-прежнему мирное, - хладнокровно сказал Гюнтер и показал
на оба кольца: в центре их покоились два конца змеи, тупые, безглазые и
безротые, ни один не напоминал ни головы, ни хвоста.
- Живая колбаса! - воскликнула Анна и залилась смехом. Должен сказать,
что в отличие от хладнокровной Елены, насмешливой, но не смешливой, Анна в
самых безобидных ситуациях находила повод радостно посмеяться или
вознегодовать - последнее с ней происходило даже чаще.
Подошедший Хаяси с минуту всматривался в неподвижную зелено-желтую
змею, потом сказал с сомнением:
- Ты говоришь, живое, Петр? Разреши усомниться.
- Живое, - подтвердил Кренстон, но без уверенности. - Дышит, движется,
меняет форму тела...
- Никогда не думал, что изменение формы тела является признаком
жизнедеятельности. Елена, ты тоже считаешь это физическое явление живым
существом? Какой оно тогда природы?
В руках у Елены был такой же биоанализатор, как у Кренстона. Она
сверилась с его показаниями. Анализатор утверждал, что незнакомец - нечто
живое, но не нашей углеродно-водородной природы, в теле его в основном
металлы. И оно, поглощая пылевую атмосферу, добрую часть пыли оставляет в
себе: это его пища.
- И знаете, что еще? - сказала Елена с удивлением. - Оно
самопроизвольно меняет массу своего тела. В этой змее ровно в два раза
больше веса, чем в породившем ее черепахоподобном шаре. Взяло и внезапно
самоудвоилось! С таким явлением мы еще не встречались!
Гюнтер опять дотронулся до неподвижной змеи. И опять его легкое
прикосновение вызвало несоразмерный эффект. Змея прыгнула вверх, теперь это
снова был шар, только не прижатый к земле, а возвышавшийся на тонкой
ножке - шар свободно покачивался на ней, как маковая головка на стебле. И в
этом новом облике незнакомец не показывал агрессивности - просто качался
перед нами, не отступая и не нападая.
Из меняющего краски тумана выявились два новых зверька: один,
змееподобный, полз, проворно свиваясь и развиваясь, другой, двухшаровой,
что-то напоминающее гантель, неуклюже перекатывался двумя головами,
двухголовье явно мешало, а не способствовало движению. Первый был
красноват, скорей даже малиновый, а у второго одна голова была
тускловато-желтой, зато вторая - той яркой желтизны, какая называется
ядовитой. Оба подобрались к нам и замерли. Теперь перед нами образовалось
полукружие забавных существ - разной формы, разного цвета, но одинаково
безгласных и неподвижных.
- Попробуем и этих на трансформацию, - деловито сказал Гюнтер и ткнул
ногой двухголового, но тут же чуть не в испуге отскочил: ему показалось,
что тот обеими головами ринулся на него.
Нападения, однако, не было, просто две головы стали стремительно
сливаться во что-то единое. Я сказал, юноша, "просто", но простоты в
трансформациях не было, и мы были основательно ошеломлены, когда спустя
десяток секунд вместо двухголовой живой гантели на грунте пульсировало
шарообразование, очень похожее на то, каким предстал вначале первый
пришелец. Я строго выговорил Гюнтеру. Нельзя вести себя так легкомысленно!
Только ходить и присматриваться, ни до чего не дотрагиваясь, - вот наше
поведение в первые дни знакомства. Я еще не закончил начальственного
наставления, как Иван показал на что-то впереди. Я обернулся, запнулся
ногой и невольно толкнул третьего, змееподобного. Этот каскадом своих
превращений заткнул за пояс обоих товарищей. Он свивался и разлетался,
раздувался и уминался, был то шаром, то веревкой, то многоголовой гидрой, а
кончил огромной лепешкой - распластался и оцепенел, только края подрагивали
и пульсировали. Я сердито сказал Ивану:
- Почему ты меня бросаешь в объятия местных кудесников?
- Мне показалось, что из тумана что-то летит на нас, - оправдывался
он. - Я вовсе не хотел бросить тебя на протея.
- Протея? Что значит это название?
Иван Комнин, единственный среди нас знаток истории, сказал, что
зверьки напоминают ему древнего исторического деятеля Протея, который,
попав как-то в руки спартанского царя Менелая, стал отчаянно манипулировать
своим внешним обликом. Принимал образы льва, пантеры, дракона, дерева и
даже текущей воды, но так и не выскользнув из цепких царских рук -
спартанцы не любили упускать захваченную добычу, а Менелай особо отличался
этим свойством, - под конец изнемог, смирился и пошел на уступки, которых
требовал разбойнически напавший на сонного Протея ловкий спартанский царь.
- Конечно, местным зверькам далеко до нашего земного Протея, но в
принципе их поведение типично протейское, почему я и предлагаю именовать их
протеями, - так закончил Иван свой исторический экскурс.
Мы тут же согласились наименовать планету Протеей, а ее жителей
протеями.
Менотти предложил обследовать окрестности:
- Давайте двигаться парами. Три пары возглавляют корабельные
разведчики - я, Петр и Мишель. Елена с Иваном составляют отдельную пару,
Елена достаточно осторожна, чтобы не разрешить Ивану ни рискованных
поступков, ни бездельных мечтаний, оказавшихся столь опасными на Харене. А
себе в напарники я беру нашего капитана, Арн беспокоится, что я веду себя
слишком рискованно в неведомых местах. Пусть сам контролирует мои действия.
Боюсь только, что его благоразумие будет опасней моего безрассудства.
Он церемонно поклонился мне, я смеялся. В Гюнтере есть что-то
актерское, он не просто разговаривает, а как бы иронически подает себя.
Елена сказала как-то:
- Гюнтер, ты бы хорошо сыграл Мефистофеля.
Он надменно качнул головой:
- Мне бы тогда пришлось играть самого себя, а я не люблю
откровенничать.
Но разведчик он осмотрительный, и если легкий удар ногой на Протее
привел к неожиданным следствиям, то, говорят, и на старуху бывает проруха.
Мы разошлись, оставив трех протеев на прежних местах и в образах своей
последней трансформации. Уже через минуту вокруг меня и Менотти был только
густой, менявший краски пылевой туман и в нем возникали и уносились смерчи,
а вверху с ощутимой скоростью передвигалась тусклая четырехликая Фантома -
планета, названная нами Протеей, за какие-нибудь полтора часа совершает
полный оборот вокруг своей оси.
Вскоре мы установили, что на недостаток меняющих облик зверьков
жаловаться не приходится: то один, то другой выкатывался из тумана и
замирал неподалеку.
- Они чувствуют нас, - сказал Гюнтер. - Агрессивных среди них пока
нет. Ты заметил, что гамма цветов у них не полна - нет черных, нет белых,
только один попался фиолетовый, да и тот быстро скрылся. Арн, не будешь
возражать, если я тихонько дотронусь вон до того голубенького, похожего на
земную морскую звезду?
Голубенький от желтых, зеленых и красных собратьев отличался только
цветом. И он пришел в неистовство от прикосновения Менотти, а когда каскад
превращений завершился, обернулся чем-то вроде высокого, в два человеческих
роста, безголового столба, тихо покачивающегося на ветру. И без прибора
было видно, что масса его в результате десятка превращений увеличилась в
два или три раза.
- А вот и белый, об отсутствии которого ты печалился, Гюнтер! - Я
показал на крутившийся невдалеке смерч, сияние смерча озаряло белого,
совершенно круглого, как мяч, протея.
Гюнтер свернул к новому зверьку, но не сделал и десятка шагов, как тот
кинулся наутек. Сперва он только катился, потом превратился из мяча в змею
и так лихорадочно извивался, так проворно удирал, что мы, и не подумав
преследовать, только провожали его взглядом.
- Не все, однако, ползут к нам, некоторые убегают, - констатировал я.
- Рассуждение в стиле Мишеля Хаяси, - съязвил Гюнтер. - Назвать факт и
сделать вид, будто это не факт, а глубокая мысль, давшаяся лишь после
долгого размышления.
- Не злись! - посоветовал я. - Мне кажется, тебя испугало внезапное
бегство белого.
- Во всяком случае, если бы он напал на меня, я был бы меньше
поражен, - признался Гюнтер и добавил с усмешкой: - Если кто-то бежит, то
кто-то и нападает. Бегство - другая сторона нападения. Не следует ли
готовиться к тому, что в следующую минуту мы с тобой станем объектом
агрессии?
Спустя ровно минуту мы стали очевидцами агрессии, только жертвами ее
были не мы, а зеленый протей. Из тумана вырвалось змееподобное черное
существо и набросилось на одного из зверьков, ползавших неподалеку.
Остальные, меняя личину, проворно очистили поле боя и пропали в тумане. А
двое борцов устроили такой стремительный фейерверк превращений, что я не
успевал следить за сменой форм. Гюнтер схватился за стереоаппарат, но и
сейчас, прокручивая ленту, лишь при очень замедленной демонстрации можно
разглядеть, как велика и разнообразна была вакханалия превращений. Жертва
изобретательно защищалась, было даже мгновение, когда зеленый протей,
превратившийся в подобие ужа, почти полностью вырвался из захвата своего
врага. Стоя поблизости, мы отчетливо разглядели лишь финал сражения -
черное одеяло плотно закрыло сжавшуюся в шар жертву и жадно впитывало ее в
себя: на грунте вскоре был лишь один черный протей, разбухший,
пульсирующий, медленно ползущий в нашу сторону.
- Не нравится мне эта бестия, - сказал Гюнтер. - Мне кажется, она
намеревается попробовать, каковы мы на вкус. Давай отойдем.
Мы отдалились. Черный разбойник нас не преследовал. Мы долго еще
блуждали в тумане, два раза нам повстречались белые зверьки, они, как и
первый беляк, поспешно удирали. Черных больше не попадалось, а малиновых,
желтых и зеленых было хоть пруд пруди. На "Икар" мы с Гюнтером воротились
последними, в салоне Кренстон докладывал первые выводы астробиологических
наблюдений. И он, и Елена подтверждали, что протеи - существа отнюдь не
углеродно-водородной структуры, питаются атмосферной пылью и в массе
миролюбивы, за единственным исключением черных. Те, по всему, порода
агрессивная, могут напасть и на нас, но вряд ли нападение опасно: наши
скафандры - вполне надежная защита.
Что две трети выводов астробиологов - ошибочны, мы узнали уже на
другой день, но тогда, в салоне "Икара", ни у кого не появилось возражений.
Даже скептик Хаяси, не доверявший умозрительным рассуждениям, согласился,
что деление протеев на смирных, трусливых и хищных довольно точно
характеризует их. Значительно больше, чем доклад Кренстона - мало ли каких
диковинных созданий в космосе! - нас заинтересовало сообщение Анны о
составе атмосферы и пылевых смерчей. Планетка была незаурядная, это мы
сразу признали. Загадок она представила много. Анна пожаловалась, что их
пара - она и Мишель - едва не заблудилась в тумане: связь с кораблем на
отдалении быстро глохнет, соседей практически не слышно, вокруг только
беснующиеся смерчи и наши собственные всюду снующие страшноватые
изображения.
- Надо бы светящимися красками отмечать свой путь, чтобы по отметкам
находить дорогу обратно, - сказала она.
Фома пошел доставать баллоны с сигнальными красками.
Я взял баллон с черной краской, Гюнтер с белой, остальные - кто какого
цвета хотел. Никто - и меньше всего сама Анна - не подозревал, что идея
отмечать дорогу в тумане приведет к разрешению многих загадок Протеи,
нагромоздит еще больше новых вопросов и едва не приведет к гибели одного из
нас.
Вначале все шло как в первый выход. Пары разошлись, блуждали в тумане.
Ничего любопытного не обнаружив, мы с Гюнтером сели отдохнуть, а вокруг
разместилась добрая дюжина мирных зверьков. Я любовался пляской вихрей и
фантасмагорией наших собственных преображений, особенно своего
собственного: с добрых три десятка моих исполинских копий устроили
бесовский хоровод - все четыре звезды в это время бежали наверху в пыльном
тумане, и каждая творила и перемещала мой образ. Образы были удивительно
разные, и до того каждый походил на меня самого, что можно было поражаться
или пугаться - что больше нравилось. А Гюнтер затеял вчерашнюю игру -
шутливо толкал ногой то одного, то другого протея и смеялся их взрывным
метаморфозам. Он показал на самого изощренного фокусника.
- Арн, голову на отсечение, это наш первый знакомец. Разобраться, кто
есть кто у тварей, способных принимать любой облик, нелегко, но чую, что
это он. Он влюбился в меня и будет моим верным спутником на Протее. Уверен,
что и завтра, едва сойду с трапа, он подползет к моим ногам. Знаешь что? Я
отмечу его белой краской, по ней его легко будет выделить среди всех. Ты
ведь заметил, что они свободно меняют форму тела, но не цвет.
Гюнтер направил на избранного протея пульверизатор, и тот вскоре из
зеленого с желтизной стал сплошь белым. Побелевший протей, отчаянно
трансформируясь, кинулся наутек. Никогда я еще не видал у Гюнтера столь
ошалелых глаз.
- Арн, я слишком быстро перекрасил его, он от этого испугался, -
сказал астроинженер без уверенности. - Надо проверить на втором.
Второго он окрашивал в белый цвет гораздо медленней. А результат был
такой же. Зверек сперва выразил свой протест бешеной сменой личин, а когда
белая краска полностью облекла его, стал искать спасения в бегстве.
- Мне кажется, поведение протеев как-то связано с окраской их тела, -
сказал я. Меня заинтересовал эксперимент Гюнтера. - Давай-ка проверим еще
на одном.
И в третьем случае дело закончилось бегством обеленного протея.
Гюнтером овладел азарт экспериментаторства. Он схватил мой баллончик с
черной краской и брызнул в очередного зверька. Вначале была обычная
круговерть трансформаций, а когда очернение стало гуще, мы увидели
неожиданное зрелище. Протей, превратившийся из красного в черного, насел на
зеленого соседа и стал свирепо поглощать его. Гюнтер бросился было на
выручку зеленого, но я удержал его.
- Отойдем. - Я взял Гюнтера за руку. - Не будем ввязываться в
сражение.
Вместе с нами от места битвы поспешно отползали все мирные протеи.
Когда новоявленный черный приканчивал зеленого, вокруг уже никого не было.
Гюнтера, сколько теперь понимаю, глубоко потрясла спровоцированная гибель
дружелюбного зверька. В нашей галактической одиссее мы повидали многое, что
и прифантазировать трудно, события на Протее не были удивительней всех
прочих. Но стать виновниками чьей-то гибели нам еще не приходилось. Упрямый
Гюнтер все не мог поверить, что вина в драме на нем. Он сказал мне с
волнением:
- Арн, это же невозможно, чтобы внешняя окраска так меняла характер.
Нужны еще эксперименты, без них не поверю!
- Если легкое прикосновение полностью меняет форму тела, то почему бы
окраске не менять характер, - возразил я, но Гюнтер пропустил мои
соображения мимо ушей.
Он шел угрюмый, отвечал на вопросы мрачно и коротко. Вскоре ему
представился случай проверить свою правоту. На очередном отдыхе к нам
подполз желтый протей. Гюнтер объявил:
- Арн, он один, других поблизости нет. Жаль упускать такой случай.
Если перекраска превратит его в хищника, то никто не станет его жертвой.
Жертвой стал сам Гюнтер. Он безжалостно поливал желтого протея из
черного баллончика, а тот осатанело менял свои формы. А затем, уже
совершенно черный и змееподобный, он бросился на Гюнтера и обволок его
левую ногу. Такого вопля о спасении, раздавшегося в моих наушниках, мне еще
не приходилось слышать от гордившегося своей выдержкой Гюнтера, хотя мы не
однажды бывали в скверных передрягах и не раз просили один у другого
помощи.
- Арн, скафандр не защищает, помоги! - Он исступленно катался по
земле, а когда я подбежал, успел, уже теряя сознание, прошептать: - Будь
осторожен, будь...
Вероятно, то, что Гюнтер лишился чувств, и помогло спасти его.
Находясь в сознании, он с дикой энергией пытался сорвать с ноги хищника, и
я не мог пустить в ход свой лучемет, чтобы не поранить самого Гюнтера. Но
когда Менотти безжизненно растянулся на грунте, я пламенной струей быстро
срезал девять десятых протея с израненной ноги. Расчлененный разбойник
слабо подрагивал разбросанными остатками тела, а я оттащил Гюнтера в
сторонку и включил сигнал тревоги. Гюнтер очнулся, приподнялся и с
удивлением прошептал:
- Ты с ним справился? А ногу он мне оставил? Я не чувствую ноги!
- Лежи, лежи! - приказал я. - Нога на месте, только в каком
состоянии - не знаю.
К нам отовсюду бежали на мой непрерывный вызов поисковые пары. Первыми
в тумане обрисовались Анна с Мишелем. Анна в ужасе закричала. Она села на
грунт, пыталась поднять поврежденную ногу. Ее отстранил прибежавший с
Еленой Иван. Он осмотрел рану, хмуро обернулся ко мне.
- Арн, немедленно несем Гюнтера на корабль, ранение серьезное.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг