величественным созвездием в виде ромба, и оно захватывало ровно половину
небесной площади. Вращение дальней планеты вокруг своей оси происходило за
четыре наших часа, так что день на ней очень короткий и светила не
медлительно плывут, как наше Солнце, а прямо-таки мчатся. Впереди несся
диковатый звездный карлик, крохотное, с грецкий орех, белое солнце, до того
остро сияющее, что, казалось, оно не просто светит, а пронзает светом. А
поодаль и сбоку надувалась Фантома Пыхтящая, а с другого боку как раз
взрывалась Фантома Бешеная - и картина ее кажущееся гибели, доложу вам,
была весьма впечатляющей. Замыкала бег светил Фантома Мигающая, она была на
небосводе небольшой, с десертную тарелочку, что-то среднее между орехом
белого карлика и массивными блюдцами двух средних светил, и так
выразительно подмигивала, словно приглашала нас полюбоваться великолепным
спектаклем над нашими головами. Света от четырех светил было более чем
порядочно. Анна высчитала, что если бы не запыленная атмосфера, то
безжалостная радиация сожгла бы все на планете, расплавила бы и
легкоплавкие металлы, но в атмосфере теряется почти вся лучистая энергия. И
хоть на поверхности горячо, как в бане, все же в костюме поисковика ходить
можно.
Мы взобрались на пригорочек, осмотрелись и увидели, что планета
населена призраками. Белый карлик закатывался за горизонт. Пыхтящая с
Бешеной тоже валились вниз, а Мигающая насмешливо озирала мир с зенита.
Четыре светила создавали четыре тени, планета была холмистой, тени, густые,
четкие, двигались, перемещались - вдруг те, что создавались круто падающими
к горизонту звездами, начинали бежать, накладывались на другие, удирали от
других. Планета непрерывно меняла свой облик - так красочна была игра
теней: чудилось, что она вся, все ее горы, ее скалы, ее расщелины
перемещались, сталкивались, то разбухали, то сжимались. Ни на секунду
пейзаж не сохранял неизменности, мы в этом убедились потом, рассматривая
фотографии, снятые с одной точки, но в разное время. Мы заранее знали, что
на снимках одна и та же местность, но глаз видел разные.
- Я пойду направо, Арн, - возгласил Гюнтер Менотти и спустился с холма
в правую долинку, где что-то сияло.
С ним пошел Алексей Кастор, его помощник.
- Я пойду налево, там что-то сверкает, - сказала Анна и тоже
заскользила с холма.
За ней поспешил Иван.
Петр с Еленой ходили по холмику, изучая биологическими анализаторами
почву. Я спросил, есть ли что интересное. Нет, и намека на жизнь они не
нашли. Я присел на камешке, рядом опустился Хаяси.
- Здесь тебе делать нечего, Мишель, - сказал я. - Совершенно мертвая
природа... Жизнь вообще вроде редкой болезни в космосе, а организованные
общества в мироздании - что-то совсем уникальное. Профессия астросоциолога,
к сожалению, не принадлежит к популярным.
Он усмехнулся и промолчал. Я наслаждался пейзажем. В странной игре
теней была какая-то система, я старался в нее проникнуть. Карлик закатился,
теперь заходили обе переменные звезды. В момент их заката все на планете
как бы пустилось в бег. Тени поворачивались, удлинялись, расплывались, все
уносились к восходу и там сгущались и замирали, а потом терялись,
растворялись в общей темноте. И только красноватая Мигающая - она тоже шла
на закат - то притушевывалась, то разгоралась, и ей в лад планета то
затемнялась, то светлела. Но самое яркое зрелище только подготавливалось,
и, когда оно возникло, даже Хаяси воскликнул:
- Здорово, Арн, очень здорово!
У другого края горизонта засверкало белое пятно, оно быстро
расширялось - и наверх вырвался раскаленный карлик. Он брызнул светом, и
замершие у восхода тени пропали, зато вмиг возникшие новые тени, еще
нечеткие, очень длинные, ринулись в обратную сторону, на закат, тут же
стали сокращаться, чернеть, делаться четкими. Впечатление было такое, будто
все на планете рванулось в испуге от восхода, а потом, опомнившись, стало
ползти обратно, - и снова началась игра призраков, порожденных белым
карликом, с призраками закатывающейся красноватой Мигающей.
- Думаю, стереофильм, где героями будут одни эти тени, произведет на
Земле сенсацию, - сказал одобрительно Хаяси.
В это время меня позвал Менотти, и мы с Хаяси спустились к нему.
Гюнтер обвел рукой вокруг. Белый карлик давал достаточно света, чтобы мы
могли уяснить удивительность представившегося нам зрелища. В долинке,
сложенной желтыми скалами, тек серебристый ручей - так это привиделось
издали. А когда мы подошли ближе, то увидели, что скалы - чистое золото, а
ручей - столь же чистое железо. Он, естественно, не тек, а покоился длинным
могучим языком на дне золотого ущелья.
- Это еще не все! - воскликнул Гюнтер. - Вон за той золотой вершиной
металлическое озеро, такое же серебристое, как этот застывший железный
поток. И если наши анализаторы не путают, то озерко залито чистейшим
никелем, и его миллиарды тонн.
Озеро было внушительное, от берега до берега километров пять, можно
было допустить, что в нем и вправду миллиарды тонн никеля. Наши с Хаяси
приборы тоже показали, что оно залито этим металлом. Мы осматривали озеро с
золотой вершины. К этому часу вышли на небосвод Фантомы Пыхтящая и Бешеная,
теперь Пыхтящая отставала от Бешеной, это создавало новые оптические
эффекты. От золотых скал на никелевое озеро рушились тени. И золото вершин,
и синеватое озеро, и беснующиеся на зеркальной глади тени складывались в
многокрасочную фантасмагорию. Не знаю, так ли это было прекрасно, как мне
виделось, но глаза не уставали глядеть.
- Друзья, помогите отделить образцы от породы, - сказал Алексей.
Наши плазменные пистолеты при нужде служат и геологическими молотками.
Куски, вырезанные нами из скал, из озера и ручья, из застывших
металлических водопадов и жил, прорезавших толщу золота, были так велики,
что каждому пришлось включать на всю мощь свои переносные гравитаторы,
чтобы дотащить добычу до "Икара".
На "Икаре" вернувшаяся раньше Анна встретила нас радостным
восклицанием:
- Друзья, эта планета - чудо! Посмотрите, какая красота! На груди у
нее красовался оранжевый кристалл, еще не освобожденный полностью от
вмещавшей его темноватой породы. Елена, не столь нетерпеливая, сперва
очистила такой же кристалл от последних пылинок, потом тоже прикрепила его
к воротнику комбинезона. Обе женщины, такие внешне разные, с одинаковым
волнением ждали наших оценок.
Вы помните портреты наших подруг, юноша? Темноволосая, длинноволосая
дурнушка Анна Мейснер всегда боялась даже становиться рядом со светлокудрой
красавицей Еленой Витковской. Фома и Алексей, самые галантные из наших
мужчин, называли волосы Елены золотыми. Иван в один из дней ее рождения
написал стих, где строка: "Солнце и пепел твоих волос" рифмовалась с
сентенцией: "Я счастлив: быть другом, твоим довелось". Еленой нельзя было
не любоваться, на Земле ее одолевали поклонники, ею увлекались с первого
взгляда - правда, ненадолго; всех быстро отпугивал ее холодный, придирчивый
ум, она безошибочно находила у каждого недостатки и не стеснялась говорить
о них. Мне она как-то во время кратковременного отдыха на Латоне сказала:
- Очень жалко, Арн, что нам с тобой нужно быть всегда вместе.
Три-четыре часа в день ты так хорош, что я разрешила бы тебе влюбиться в
меня. Но полные сутки с тобой можно только служить, а не нежничать.
Я ехидно поинтересовался:
- А с собой полные сутки ты способна пребывать в нежности?
Она хладнокровно отпарировала:
- Не знаю. Ты не даешь мне возможности оставаться с собой наедине
больше часа. Я не говорю о сне, конечно. Такого скудного времени на
самовлюбленность не хватит.
И вот сейчас Анна не побоялась стать перед нами плечом к плечу с
Еленой. От одного того, что она нацепила на комбинезон причудливо
сверкавший камешек, она вся переменилась. Глаза ее, и обычно немалые, так
расширились, в них появилось такое сияние и вся она вдруг стала такой... В
общем, то самое, что предки называли вечно женственным. Этого добра в Анне
было хоть отбавляй, только она старалась скрывать все, чем могла привлечь.
Если Еленой нельзя было на короткое время не увлечься, то в Анну
глубоко влюблялись. Кренстон и Менотти были в этом смысле не исключением.
Их отношение к ней сыграло немалую роль в трагедии, постигшей нас на
Кремоне. Не подумайте, что я что-либо ставлю Анне в вину или осуждаю Петра
с Гюнтером, нет, я просто хочу сказать, что в тот час в салоне "Икара",
взволнованная, вдруг преобразившаяся, Анна показалась мне красивей нашей
Елены Прекрасной.
Теперь о самих камушках. На Земле эта разновидность алмазов нынче в
такой моде, о них столько говорят, женщины ради них забрасывают даже
знаменитые острозеленые нептунианы, что мне не добавить нового к бездне
сведений о них. Конечно, они красивей земных бриллиантов, к тому же их не
надо огранять, каждый кристаллик снабжен своими естественными тремя
десятками граней, и этого вполне хватает для блеска. Алексей назвал их
вспыхивающими алмазами - название точное. Нас всех тогда особенно поразило,
что камушки не просто сверкают, а еще сгущают в себе внешний свет и при
каких-то поворотах вдруг выбрасывают накопленное сияние. Я, естественно,
похвалил находку, но без восхищения:
- Космические драгоценности вам очень к лицу, подруги, только советую
не злоупотреблять ими, а не то от сверкания ваших камней у нас начнут
кружиться головы, чего я, будучи командиром корабля, допустить не могу.
Елена сразу сняла украшение, она и без драгоценностей была убеждена в
своей неотразимости, хотя, должен отметить со всей честностью, ни разу в
рейсах не злоупотребляла этим. Анне очень не хотелось расставаться с
камнем, она бросила на меня умоляющий взгляд - я подтвердил приказ сухим
кивком головы. На Земле часто не понимали строгости порядков на "Икаре", но
те, кто побывал не в кратковременных космических командировках, а
участвовал в дальних рейсах, всегда одобряли меня: ни один член экипажа не
должен выделяться, каждый носит то же платье, ест ту же еду, не требуя для
себя ни в чем предпочтения, а что естественно разделяет нас, не
подчеркивается и, если можно, вообще не показывается. Достаточно долгий
срок такая жестокая дисциплина сплачивала нас воедино. Но были различия в
характере, с этим я справиться не мог - и мало-помалу они стали
сказываться.
Вспыхивающие алмазы Анна с Иваном нашли на островке из чистого
углерода, возвышавшемся на золотой равнине. Золото, как мы вскоре
убедились, основной минерал планеты, оно потом нам порядком надоело: мы
ходили по золоту, падали на золото, ударялись о золото и если произносили
вслух это название, то с добавлением эпитета "чертово". Потом мы
установили, что разлетевшаяся на астероиды третья планета была такого же
состава, что и первая. В ней произошло по каким-то причинам полное
разделение минералов и элементов. Мы привезли на Латону всего пять самых
крохотных астероидов - золотой, железный, никелевый, углеродный,
нашпигованный вспыхивающими алмазами, как колбаса салом, и еще один, такого
сложного состава, что и поныне в структуре этого космического осколка весом
около десяти тысяч тонн еще полностью не разобрались. Впрочем, все это вы
знаете не хуже меня.
О второй планете нам нужно поговорить подробней, она сыграла немалую
роль в наших последующих странствиях.
Итак, вторая планета, Протея, как назвал ее Иван, - коварнейшее
космическое местечко, крутившееся вокруг Фантомы на таком расстоянии, что
каждое светило в одиночку могло бы испепелить ее, а все вместе они должны
были превратить ее в газ, если бы она не была окутана густой пеленой пыли,
и если бы эта пыль не отражала в мертвый космический мороз почти всю
приходящую от Фантомы энергию, и если бы к тому же в атмосфере не возникали
чудовищные ураганы, выносившие на холод самые нагретые слои. Именно на этой
планете наши дальние анализаторы впервые оскандалились. Она сверкала, как
звезда, анализаторы установили ее внешнюю температуру почти в тысячу
градусов и предсказывали около двух тысяч на почве. Иначе говоря, мы
готовились встретиться с жидким варевом из всех элементов Менделеевской
таблицы. Но датчики, выстреленные на планету, показали, что нигде ее
температура не превосходит сорока градусов, меньше даже, чем летом в земных
пустынях. Все же Михайловский вел "Икар" сквозь атмосферную пыль с большой
осторожностью и, раньше чем проделал с десяток витков вокруг планеты, не
решился посадить на нее корабль.
Не могу забыть, с каким изумлением он поглядел на меня, - в трудных
ситуациях я всегда сижу с ним дублером.
- Арн, это же совершенно нормальная планетка, на ней можно безмятежно
прогуливаться!
Ну, что до нормальности, то выражение это надо понимать в космическом,
а не земном смысле. Ходить по планете можно было лишь в скафандре, а
безмятежные прогулки исключались: на каждом шагу подстерегали опасности. Об
опасностях мы узнали впоследствии, первый доклад Менотти, высадившегося во
главе разведочной группы, свелся к выразительному восклицанию:
- Черт возьми, здесь настоящие привидения! Какое-то царство туманов и
призраков!
Для осторожности мы выходили по трое. Я спустился со второй группой.
Все вокруг было окутано многоцветным, густым туманом, сквозь него призрачно
светили четыре звезды: каждая создавала свои краски в тончайшей пыли. И в
атмосфере крутились вихри, то там, то здесь возникали смерчи, они ярко
вращались, именно ярко - разбрасывали поглощенную пылинками радиацию
Фантомы, по многометровым колоннам смерчей бежали радуги, по грунту ползли
побежалые цвета. Далей не существовало, кругом был только меняющий краски
туман, синеватый, красноватый, оранжевый, а в нем мчались сверкающие
столбы, вблизи они были потоком сияния, поодаль превращались в каких-то
гигантских сказочных великанов. А к этим призрачным, снующим повсюду
фигурам внезапно добавилась, когда я вышел, еще одна, самая страшная, -
похожая на огромного человека, она вынырнула из пелены и помчалась на меня,
широко разбрасывая две руки. И рядом с ней сразу появились другие
человекоподобные призраки, они умножались, повторялись и все неслись ко
мне. Я в испуге отшатнулся.
- Арн, это же ты сам! - со смехом успокоила меня Анна. - Твое
преображенное изображение.
Это и вправду был я сам. Зловредный белый карлик в эту минуту точно
проходил позади меня, он бросил мою тень на какой-то столб, тот отразил ее
на другой столб, отражения стали множиться и искажаться - так возникли
копирующие меня страшноватые призраки. С течением времени мы превратили это
явление в игру - занимали дающую оптический эффект позицию, и вся
окрестность быстро заполнялась нашими мечущимися образами. Особенно
забавным было то, что когда мы удалялись от места, где легко рождались
тени, даже возвращались на корабль, порожденные нами привидения,
отбрасываемые от одного смерча к другому, долго еще творили диковинный
шабаш. В общем, если в космосе где-либо и существовала планета призраков,
то мы набрели именно на нее. Первое впечатление Гюнтера Менотти ежечасно
подтверждалось.
Особенно утвердились мы в таком мнении, когда повстречались с живым
существом. Оно выкатилось шаром из дальнего смутного тумана в ближний,
более прозрачный, немедленно повторилось в сотнях копий, и вся эта масса
расплывчатых, разных по объему шаров подступала к нам спереди и с боков. И
вдруг все копии исчезли, а у ног Петра, шедшего впереди, закопошилось нечто
круглое, зеленовато-желтое, медузообразное и, по всей видимости, живое.
Петр, не дотрагиваясь, склонился над незнакомцем, к Петру подошла Елена, за
ней Гюнтер, я и Иван.
- Оно дышит, - сказал Петр.
Периодическое раздувание и опадание тела незнакомца могло сойти и за
дыхание: впоследствии мы дознались, что это было скорей питание, а не
дыхание. Для живых зверьков, каких мы повстречали здесь, атмосфера служила
и пищей и воздухом. В этом отношении - и только в этом - зверьки были схожи
с харенами, стоявшими гораздо выше их по развитию. Вообще замечу вам:
земной дуализм питания и дыхания в космосе встречается реже, чем, так
сказать, питательное дыхание.
- И оно мирное, - добавил Гюнтер и легонько дотронулся ногой до
пульсирующего тела.
Легкое прикосновение Гюнтера оказало разительное действие. Шар вдруг
взорвался, но взрывом диковинным - не разлетелся на куски и брызги, а
буквально за секунду распух раз в десять - двенадцать. Только что он лежал
мягкой медузой, а теперь это была уже не медуза, а холмик, человеку по
грудь. И трансформация на таком взрывном "выбухании" не завершилась - шар
лихорадочно пульсировал, крутился, внезапно перестал быть шаром, стал
вытягиваться, удлиняться, заводиться петлями. Не прошло и минуты, как на
почве лежала натуральная змея, метров пять длиной, свитая в два кольца - в
одно закрутился хвост, а другое состояло из головы, если это была голова, -
и в три слоя обвившей ее шеи.
- Будь осторожен! - крикнул Петр Гюнтеру, когда шар еще превращался в
змею.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг