захваченный азартом битвы, и не обернулся. Я перекрыл каналы энергии.
Междоусобная битва ладарей продолжалась с прежним ожесточением, но Тод
перестал конвульсировать. Он лежал у трона беспомощный, а приборы
показывали, что в нем медленно растут заряды.
- Зачем вы меня остановили? - возмущенно крикнул Артур. - Он
возвращается к жизни! Полинг! Дай еще энергии.
- Нельзя, Артур. Ты тогда уничтожишь всех ропухов! Материальные
условия для освобождения этого народа еще не созрели. А теперь бежим - и
поскорей!
Я перехватил у Жака бесчувственного Николая и первым юркнул в туннель.
За мной торопился Жак с двумя вариалами под силовым экраном, как под
плащом. Артур, замыкавший отряд, остановился у входа и оглянулся.
Он потом рассказывал, что очнувшийся вампир силился взобраться на
покинутый трон, но срывался и падал к подножию. А прекратившие сражение
ладари растерянно толкались вокруг набиравшего мощь властелина и, тревожно
высвечивая конусами, допытывались один у другого, что произошло.
8
Только снаружи мы уразумели, какое потрясение совершилось в
государстве ропухов. Город выглядел словно после месяцев истребительной
осады. Здания несли следы повреждений, многие были разрушены - дымящиеся
завалы преграждали дороги. На улицах, на перекрестках, на площадях валялись
трупы - оболочки высосанных ропухов, останки задавленных развалинами. И
всюду погасли светильники, похожие на окна, лишь черные стены, перемежаемые
руинами, вздымались издалека. Было, однако, светло - сумрачное сияние самой
атмосферы озаряло полуразрушенное царство ропухов.
В начале наше бегство происходило в электрически нейтральной среде, но
чем дальше удалялись мы от тронного зала, тем душней делалась атмосфера,
напряженность на время погасших полей возрастала - Тод возвращался в
нормальное состояние.
А неподалеку от купола между зданиями уже рвались искорки мелких
разрядов, и впереди вдруг рухнул бежавший ропух, тут же высосанный.
- Наконец-то! - с облегчением сказал Жак, вбежав в купол.
Я положил Николая на почву и снял экранирование. Николай лежал
бледный, почти бездыханный. После массажа и облучения он открыл глаза.
Сперва он смотрел на нас, не узнавая, потом увидел ликовавших вариалов и
попытался приподняться.
- Освобожден! - прошептал он с удивлением. - Иу жив!
- Лежи, лежи! - сказал Жак. - Все живы. А пока лежи.
Артур подошел к Жаку.
- Спасибо, Жак. Я бы потом себе не простил...
Жак улыбнулся смущенному Артуру:
- Я так и думал, что ты был просто в запале битвы!
Оставив Николая на попечении носившихся над ним вариалов, я отвел
Артура и Жака в сторону.
- О чем вы толкуете? Вот теперь время посоветоваться.
- О том, как освободить ропухов от их нынешнего рабства, - ответил
Жак.
- Нам четверым эта задача не под силу, - сказал Артур. - Просто
сразить тирана невозможно. Я думаю, людям придется поработать над проектом
энергетической станции, которая возьмет на себя организаторскую функцию
Тода без его вампиризма. А потом, постепенно, мы восстановим индивидуальную
самостоятельность ропухов. В общем, будем докладывать Земле. И думаю, для
этого надо на время отложить дальнейшее исследование дзета-стран.
Мы возвратились к Николаю. Услышав, что надо собираться в обратный
путь, Николай с усилием поднялся. Он радостно сказал:
- Немного кружится голова. Но ходить уже могу.
Я сообщил вариалам, что пришло время расставаться. Взять их с собой мы
не можем. Когда-нибудь не только люди будут посещать страну вариалов, но и
пригласят их в гости к себе. Но это не скоро.
Я объявил минуту прощания. Николай постарался растянуть минуту на час.
Оба вариала горестно метались между нами, приникая то к одному, то к
другому, ярко вспыхивали и погасали, то словно взрывались, то сгущались в
комочки. Опечаленный Жак посетовал, что не может по-человечески обнять и
прижать к сердцу новых друзей. С лица Артура не сходила ласковая улыбка.
Всегда сосредоточенный, теоретик с такой грустной нежностью глядел на
полупризрачные создания, реявшие вокруг него, что даже Николай не смог бы
сейчас упрекнуть Артура в сухости.
Я побаивался было, что Иа, не захотевший расставаться с нами, когда мы
двинулись в страшную для него страну ропухов, теперь тем более не пожелает
покинуть нас. Но он безропотно согласился идти к своим.
- Жак, если Иа персонифицирует любовь, то она не моногамна, тебя он
любит с такой же силой, - пошутил я. - Вытри глаза, ты слишком сильно
горюешь.
Смирный Жак ответил неожиданно резко:
- Тебе бы тоже не мешало вытереть глаза, Полинг. И напрасно ты
пытаешься скрыть свое волнение насмешкой. - Он помолчал и добавил: - Что
Иа - любовь, для меня сомнений нет. Но еще, кажется, в нем
персонифицируется идея охранения и жертвенности.
Возражать я не мог. Я и сегодня не знаю, какая идея материализована в
прекрасном зеленом Иа, излучавшем в чистой волне пятисот пятидесяти
миллимикронов. Оставим решение этой загадки будущим испытателям трансмиров.
Ясно одно: этот чудесный, непрерывно трансформирующийся комочек сияния
светил глубоким, нежным светом, проникшим нам в душу навсегда. Я бы еще
многое мог сказать, но не люблю сентиментальностей. - Пора, друзья! -
сказал я. - Пора, пора! Первым вылетел из купола Иа, за ним умчался Иу.
Николай со слезами на глазах махал им вслед рукой. Я обошел купол по
внутреннему периметру. Возле трех обследованных выходов красовались знаки
нашего посещения: солнцеподобная голова, красный бык, золотой дракон. Три
отверстия были темны и таинственны.
9
До "Пегаса" Николай добрался легко, а на корабле ослабел. Мы уложили
его в салоне. Я с Артуром стал готовить "Пегас" к возвращению. Около
Николая сидел Жак.
Николай с наслаждением осматривался, с наслаждением втягивал в себя
воздух. От него опять пахло его любимым кремонским "Эликсиром бодрости".
- Знаешь, забронированные в наши ротонные скафандры, мы обменивались
только мыслями, и я потерял ощущение, что мы люди, а не вооруженные до
зубов призраки, как и все те, с кем встречались, - весело сказал он Жаку. -
Запах моих духов напоминает мне обо мне самом...
- Ты отдыхай, - заботливо проговорил Жак. - Ты лежи и отдыхай.
Но Николай скоро соскочил с постели и объявил, что уже не нуждается в
сиделке. Он хотел присоединиться ко мне и Артуру: подготовка корабля в
обратный путь требовала многих операций.
- Обойдемся без тебя и Жака, - сказал я. - Могу вам дать специальное
задание - подумать, как станем отчитываться перед Землей о первом рейсе в
иномиры. Материалы для общего доклада будем подготавливать все.
- На меня с Николаем, как на астрофизиков, ты, очевидно, специально
возложишь анализ физической природы дзета-пространства, - сказал Артур. -
Не возражаю также и против раздела о логике и математике, это могу сделать
и один.
Николай грустно усмехнулся:
- Не знаю, чем смогу помочь Артуру. В космосе я немного разбираюсь, но
физику и геометрию дзета-мира Артур понимает гораздо лучше меня.
- Артур - не сердись, Артур! - понимает физику дзета-мира лучше нас
всех, но, боюсь, изложит ее так же сухо и учено, как писал свой
предварительный доклад о двенадцатимерном мире. А ты можешь добавить
красочных подробностей о встречах с радиалами и вариалами, о своей дружбе с
Иу, о своей схватке с Тодом - и, поверь, это будет всем интересно. Мы с
Жаком займемся описанием общего хода экспедиции и анализом социальной
природы обществ, с которыми подружились и с которыми боролись.
Жак покачал кудлатой головой.
- Бери себе эти разделы, Казимеж. Ты сумеешь их выполнить лучше, чем
я.
- Ты не хочешь участвовать в общем докладе, Жак?
- Хочу, но предпочел бы развить другую тему. Мне приятней будет анализ
того, что Артур называет инвариантами миров.
- Первый инвариант всех миров - тот, что они материальны, как и наш, -
заметил Артур. - Правда, они лишены нашего стабильного предметного облика,
но в них действуют те же физические законы, а все их силовые поля
существуют объективно и независимо от нашего сознания, а это и есть
определение материальности. Но я думал, что выяснение физических
инвариантов относится к проблематике нашего с Николаем раздела...
Жак, засмеявшись, успокоил друга. Он не собирается вторгаться в его
разработки. Существует еще один великий инвариант, Артур о нем просто
забыл, - человеческая мораль. Законы справедливости остаются теми же, в
какие удивительные миры ни попадает человек в своих странствиях по
Вселенной. Предметный облик меняется, образ жизни меняется. Но на этику не
распространяется закон обратных квадратов, командующий физическими полями.
Если мы обнаруживаем в каком-то новом мире чудовищную несправедливость, она
не ослабляется в четыре раза, когда мы отдаляемся на двойное расстояние от
места, где ее обнаружили. Угнетение слабого сильным, увиденное на далекой
планете, не пропадает, когда планету экранируют другие тела. Социальная
несправедливость, социальное зло не превращается в добро, когда мы от них
отдаляемся. И стремления помочь товарищу, освободить угнетенного, вызволить
бедствующего, просветить темного - нет, они не тускнеют никогда, они
инвариантны в нашей душе, где бы мы ни оказались. Наша душа радуется, если
находит среди незнакомых существ дружбу и взаимоуважение, и переполняется
гневом, если встречается с рабством, с издевательством одного над другим. И
этот нравственный инвариант, никогда и нигде не покидающий человека, залог
того, что вслед за первой экспедицией в иномиры последуют другие - лучше
подготовленные, мощнее оснащенные. Мы и на Земле будем мечтать возвратиться
к вариалам с защитой от ладарей, к ропухам с освобождением их от рабства.
Вот об этом и хочется ему поговорить в докладе.
- Согласен, бери этот раздел, - решил я. - А потом все написанное
передаем Артуру. Он составит наш общий доклад.
10
- Подожди, Казимеж! - попросил Николай, всматриваясь в стереоэкран. -
Минуты две на осмотр, потом выявление.
На стереоэкране виднелась картина, до того похожая на ту, что была при
старте, что она казалась невероятной. В стороне валялись обломки
испепеленного звездолета "Нептун", курдин угрюмо щерил дуло, на площадке
слонялись люди, подбиравшие разлетевшиеся камни и ящики. В стеклянной рубке
перед стереоэкраном стоял Кнут Марек, наш милый Кнут Марек, наш
язвительно-лукавый шутник, наш добрый друг и руководитель Кнут Марек! Мы
услышали его торжествующий голос:
- Таким образом, дорогие земляне и обитатели соседних планет, я
закончу свое сообщение о старте в иномиры одной фразой: вылет "Пегаса" в
иные пространства, который вы только что видели, блестяще удался. Следующая
задача - ждать возвращения наших колумбов, а если оно, затянется,
попытаться наладить с ними связь по ротонному каналу.
Николай в упоении хлопнул себя ладонями по коленям.
- Великолепно! Артур, у тебя ошеломленный вид! Признавайся, ты ведь не
ожидал, что мы возвратимся точно в минуту отлета?
- Да, это еще одна проблема, которую надо исследовать, - задумчиво
сказал Артур. - На длительное путешествие в иномиры мы совсем не затратили
галактического времени. Иначе говоря, пребывание в иномирах иновременно!
Понятия не имел, что так будет!
- Снимаю невидимость. Приготовиться к раскрытию в родном
пространстве! - скомандовал я.
ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ
Научно-фантастическая повесть
Глава первая
ВЕЛИКИЙ АРН НА ПОКОЕ
Что Арнольд Гамов, выйдя на пенсию, уединился в домике на заповедной
Куршской косе юго-восточной Балтики, мне было известно. И что он не
откликается на телефонные звонки, не отвечает на письма и телеграммы, не
принимает приглашения на торжественные встречи и деловые совещания, тоже не
составляло секрета. Я все же решился проникнуть к нему. Я надеялся, что
самый знаменитый звездопроходец нашего времени заинтересуется моделью
сверхмощного галактического крейсера, разработанного в нашем
конструкторском бюро. Экспертная комиссия Большого Совета отвергла этот
вариант космического корабля, компьютер Института Звездонавигации из ста
восьмидесяти тысяч слов, хранившихся в его памяти, выбрал только два для
оценки конструкции: "Неразумно смело". После такого убийственного
заключения нам оставалось лишь поднять руки. Мои сотрудники, не пожелав
сдаваться, задумали привлечь к экспертизе Гамова.
Но он не ответил на письмо. Институтские астронавигаторы ехидничали:
легче-де спроектировать новый корабль на "отлично", чем добиться от старого
поисковика хотя бы малого знака внимания. Тогда я взял расчеты и чертежи и
вылетел к Гамову. Я знал, что у него живет садовник Таллиани и что тот лишь
по профессии садовник, а по призванию - цербер: свирепо спроваживает любого
сразу после фразы "Здравствуйте, я хотел бы...", а кто немедленно не
убирается, тому предстоит любоваться распахнутыми пастями трех чудовищных
догов, ждущих лишь сигнала, чтобы прыгнуть. Признаться, я не очень верил
таким россказням. В прошлом, говорят, бывали и злые сторожа, и цепные
собаки, и замки на дверях, и прочие жуткие вещи, о которых ныне давно
забыли. Правда, от Арнольда Гамова, когда он ходил в дальний поиск, всегда
ждали необычайного. "Чудаковатые находки вполне в духе великого Арна", -
выразился о его открытиях друг Гамова Крон Квама. Не удивительно, что и на
Земле он, постаревший, но сохранивший прежнюю чудаковатость, не слишком
считался с обычаями.
Это вступление должно объяснить, почему я три раза звонил у ворот, не
решаясь перешагнуть порога. Никто не откликался. Не показывался и садовник
Том Таллиани, которым меня пугали, не появлялись готовые разорвать
исполинские псы. Я прошел по дорожке, обсаженной сиренью и розами, к
домику. Кончался май, сирень пьяно цвела, распускались розы. В липах,
обступивших дом, заливались соловьи. Домик был одноэтажный, три окна на
дорогу, столько же на море, с верандой на юг. Постучав в дверь, я убедился,
что она не заперта, и вошел. В доме было пять комнат, четыре небольшие,
одна побольше, со стереоэкраном и стеклянными шкафами - что-то вроде музея
минералогии и чучел неземных животных. Никого в комнатах не было. Я вышел
на веранду. От нее шла дорожка на берег. Я направился к морю.
Садик метрах в двадцати от домика упирался в береговую дюну. Песчаная,
невысокая, засаженная - для крепости - колючими кустиками, дюна служила
естественной защитой от моря: даже в бурю волне не одолеть такой преграды.
Балтика, светлая, в белой пене катящихся на берег волн, открылась наотмашь.
Шел шторм с юго-запада, странный, мало напоминающий обычные бури, когда
ветер гонит валы, клонит деревья, свистит травой и ветками, вздымает песок.
Волны взметались немалые, метра на два, а ветра не было. Зрелище
безветренной бури захватило меня, я не вдруг заметил старичка, согнувшегося
на склоне дюны. Он был похож на замшелый пенек, седой, лохматый, в сером,
плотно облегающем комбинезоне. Он не обернулся, только тихо сказал - и я
сразу узнал глуховатый, протяжный голос, столько раз слышанный со
стереоэкрана:
- Садитесь, и помолчим, хорошо?
Пристроившись рядом, я искоса поглядел на него.
Голос за те двадцать лет, что "великий Арн" отошел от дел, изменился
мало, хотя и в нем появилась старческая хрипотца, но лица и фигуры я бы не
узнал, встреться мы ненароком.
Седина, и раньше густая в темных волосах, теперь стала сплошной и
желто-золотистой, щеки запали, на руках вздулись синие жилы, гладкую кожу
взбугрили узлы. Только нос, внушительный, как труба, - "на троих
создавался, одному достался", - остался прежним, даже казался крупней на
сжавшемся лице. Я описываю так подробно внешний вид Гамова, потому что мне
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг