математике.
На этом мы простились со вторым отцом города. Я чувствовал себя
переполненным до тошноты. От услышанных парадоксов кружилась голова.
Поджидавшие нас дзета-спутники устроили на лестничной площадке бешеную
пляску. С добрую сотню разноцветных шаров, то ярко вспыхивающих, то
погасающих до мерцания, носились вокруг, это тоже не способствовало
успокоению. Николай, наоборот, пришел в хорошее настроение. Он объявил, что
после право-левых откровений в полусумраке правительственной резиденции
душа отдыхает на вакханалии цветов и света. Я сказал:
- Друзья, меня тянет на простор. Это алхимическое заведение, именуемое
живым городом, действует мне на нервы. Хоть диковинного дзета-простора, но
простора!
И мы стали выбираться наружу. Вскоре мы опять были на дне исполинской
чаши, ограненной гигантской горной цепью. И опять горы съеживались и
опадали, когда мы летели к ним, и становились вблизи крохотными холмиками
или камнями. И опять над нами было равномерно золотое, пустое небо, оно
единственное не менялось при нашем движении. И опять нас сопровождали
дзета-спутники и то, отдаляясь, росли и тускнели, то, приближаясь,
уменьшались, вспыхивали, накалялись до огненной яркости. Меня охватывали
новые ощущения, еще день назад я не поверил бы, что они возможны...
- Артур, - сказал я. - Дорогой наш теоретик, мудрый Артур Хирота, а не
кажется ли тебе, что оба праволевых правителя в одном все-таки правы? Этот
непрерывно меняющийся пейзаж, эта постоянная непостоянность!.. Любой
прыжок - и иной мир! Нет, тут что-то есть! Просто надо привыкнуть, чтобы
понять красоту дзета-мира!
- Скоро ты объявишь, что до смерти устал от консерватизма родных
галактических пейзажей и собираешься остаток жизни провести в дзета-мире, -
иронически предсказал Артур. - И проделаешь, это не деловой прозой,
приличествующей косморазведчику, а теперь еще и разведчику иномиров, а в
поэтическом исполнении. Я читал твое увлекательное описание установки
планет-маяков вокруг черного космопаука Н-115. И Немесида представилась мне
земным раем, когда ты заговорил о ней белыми стихами.
- Серыми, Артур. В университете я писал стихи и в простодушии думал,
что они белые. Но мне доказали, что ни одна строфа не вышла из серости. А
ты меня удивляешь, Артур Хирота. Тебе понравился мой отчет о "черной дыре"
Н-115?
- Он меня поразил, - серьезно ответил Артур. - Читая его, я пришел к
мысли, что проходы в иномиры надо искать у коллапсирующих звезд, потому что
звездные катастрофы могут происходить только в областях, где космос
ослаблен и где, стало быть, есть лазы в высшие и низшие измерения. Идея о
неоднородной прочности вакуума в галактических просторах была мне
подсказана твоим отчетом, Казимеж. Именно поэтому я и настоял в Большом
Совете, чтобы начальником первой трансмировой экспедиции назначили тебя. Ты
не всегда понимаешь огромное значение своих находок, но обладаешь
врожденным даром такие находки совершать.
- Благодарю. А мне почему-то казалось, что тебе неприятно, что в
начальники экспедиции предложили не тебя, а меня. Занесу открытие этой
ошибки в каталог других моих удивительных находок.
Мы вели этот разговор на пригорочке - полчаса назад он казался
гигантской вершиной, закрывавшей треть небосвода. В стороне Николай играл с
вариалами, они, отдаляясь, росли, становились гигантами и, бегом
возвращаясь, стремительно опадали. Мне все больше нравилось это зрелище.
Дзета-мир заслуживал того, чтобы им любовались. Жак не вмешивался в
разговор и не показывал интереса к пейзажу. Он о чем-то хмуро размышлял.
Уставший от игр Николай, плюхнувшись рядом, поинтересовался, что его
огорчает. Жак громко вздохнул.
- Не огорчает, нет. Но эта беседа у Правого... Получается все-таки,
что и у дзета-народов войны.
- Подумаешь, войны! Сражения из-за идей! Ведь так объяснил нам Правый?
Научные дискуссии - вот их войны. В этом антилогическом и
минус-математическом мире мы, очевидно, встретимся и с псевдовойной.
Жак качал огромной лохматой головой.
- А если война настоящая, Николай? И если нас втянут в нее? Одно
нападение уже было - вспомни радиала и светоморе. Разве взаимоотношения
радиала и светоморя ограничились научной дискуссией?
Я снова напомнил о правилах путешествия в дзета-мире:
- Здесь наша позиция - нейтралитет. А если войны и вправду имеют
характер научных дискуссий - что ж, с интересом послушаем, но постараемся
никому не навязывать своих мнений.
Глава четвертая
СТИХИЙНОЕ БЕДСТВИЕ В ДЗЕТА-МИРЕ
1
В день, когда в дзета-мире разразилась катастрофа, мы долго блуждали
по нервам и жилам города, а потом отдыхали в помещении рядом со
светостоловой. Это было нечто вроде колбы с суживающейся вверху горловиной.
Вариалы забирались сюда без охоты, но это как раз привлекло нас, можно было
побыть в одиночестве, не включая глубокого экранирования.
Я лежал, заложив руки за голову, и смотрел на отверстие колбы, ставшей
нашей спальней. Стенки колбы озаряло внутреннее сияние, слабый свет
струился в их глубине, он был то фиолетовым, то синим, то голубоватым -
сумрачные, нерадостные краски, лишь изредка на них накладывались оранжевые
отблески, словно бы золото далеких ликующих зарниц, но и они лишь
подчеркивали, а не смягчали общую безрадостность сумрака. И я думал, что
если бы вариалы сами не порождали свечения, если бы не несли в своих
полувещественных телах собственного источника радостных красок, то
существование их стало бы мрачным, как бытие пещерных жителей в темных
подземельях.
И еще я думал о том, как дальше вести себя среди дружелюбного, так не
похожего на нас народа, чтобы и понять природу их бытия, и неловким
вмешательством или чрезмерной любезностью не причинить вреда.
Одна странность особенно занимала мою мысль. Мы четверо не раз
прогуливались вне города. Уже не только мне одному нравились непрерывно
меняющиеся пейзажи. Артур с Жаком тоже ими любовались. И нас постоянно
сопровождали вариалы - но только сопровождали. Ни один самостоятельно не
выбирался из города. Они не были прикованы к своему мрачному месту обитания
физическими полями или, строгими запретами, но без нас его не покидали.
Они, похоже, побаивались открытого пространства и ощущали в нас защитников
от чего-то, что могло там грозить.
Николаю показалось шуткой мое предупреждение, что гнев или смятение
Правого может вызвать гибель городских зданий. Но чем дольше мы пребывали в
городе, тем меньше он нравился мне. Это была, конечно, привычка осторожного
косморазведчика, опасающегося всего неизвестного. И я ничего не мог с собой
поделать: мы отдыхали в городе, не предостерегаясь глубоким экранированием,
я мог бы включить его, чтобы избавиться от тревоги, но мне не хотелось
отстраняться от тайных сил города, мне хотелось быть вне его.
Артур мирно спал, Николай то закрывал глаза, то снова раскрывал их.
Увидев, что я не сплю, он сладко зевнул и сказал:
- Капитана трансмировой экспедиции что-то беспокоит. Чего тебе не
хватает для спокойного отдыха, миропроходец Казимеж Полинг?
- Мне не хватает запаха твоих духов, Николай Дион. Твоей бодрящей,
стимулирующей, организующей кремонской эссенции.
- Я оставил духи на "Пегасе", но если ты разрешишь полностью снять
экранизацию... Не хмурься, шучу, шучу!
Жак, лежавший у стены, поднял голову и пожаловался:
- Мне тоже не хватает запахов! В дзета-мире отсутствуют ароматы. И
город не пахнет, и растения на равнине...
Николай не откликнулся. Он уже крепко спал. Он всегда засыпает
мгновенно, проваливается в сон, как в пропасть, а не спускается в него как
бы по лестнице, - я с Жаком именно так, постепенно, погружаюсь в сон.
Жаку и мне не хотелось спать. Я сказал:
- Поболтаем? Тебе нравится у вариалов? Совсем не то, что у светоморя с
его бешеным шаром, правда?
Жак задумчиво ответил:
- Бытие вариалов напоминает картины на стереоэкране.
- Разве тебе кажется, что вариалы - стереоизображения, а не реальные
существа?
- У них нет тела. О каждого из нас можно удариться, о них удариться
нельзя. Сквозь них можно проскочить.
- Сквозь воду ты тоже проскакиваешь. И сквозь воздух.
- Вода и воздух не имеют формы. Вариалы обладают формой и цветом тела,
а плотности нет... И еще раз повторяю - ничто здесь не имеет запаха.
- У тебя дьявольски вещное восприятие, Жак! Ты понял, что говорил
Артур о вещной логике Аристотеля? Твоя логика еще предметней! Ты словно
толкаешься среди вещей, а не озираешь их. И мир, лишенный ароматов и
плотности, теряет для тебя две трети реальности. Однако, дорогой, много
существует такого, чего нельзя ни понюхать, ни потрогать, ни посмотреть, -
и все это тем не менее реально! Любое силовое поле, например, материально,
но невещественно, как говорит наш проницательный друг Артур.
Добрый Жак никогда не обижался, он только вздыхал и смешно ерошил
рукой темные кудри. Но сейчас он пребывал в каком-то особом настроении. Он
казался взбудораженным и раздраженным. Он почти огрызнулся:
- Не знаю, что ты находишь плохого в вещном восприятии, Казимеж. Между
прочим, невещественные энергетические процессы я воспринимаю не хуже любого
из вас. Я вот интуитивно чувствую, что сегодня в дзета-мире как-то
неладно... Надеюсь, ты не отрицаешь интуиции?
- Нет, конечно. И согласен, что интуиция - особая форма познания:
восприятие невещественных взаимодействий в вещественном мире.
Непосредственное ощущение зарядов и полей... А наши пять чувств - осязание,
обоняние, вкус, слух, зрение - приспособлены лишь для познания предметов, а
не полей. Здесь же, в царстве силовых взаимодействий, вещественность
второстепенна, если Артур не заблуждается, а он так всегда безошибочен...
Здесь органы чувств дают лишь поверхностное... Но что означает твое
интуитивное беспокойство, Жак?
Жак погрузил пятерню в шевелюру и хмуро сказал:
- Не знаю. Каждая волосинка вздыбливается и колется. Боюсь, что
готовится очень плохое...
Мне захотелось подразнить Жака. Нам обоим не спалось, а споры без
иронии пресны. Я засмеялся:
- Видишь ли, старина, в галактическом пространстве я немедленно забил
бы тревогу, там твое ощущение плохого равносильно предчувствию реальной
беды. Но здесь следствия вовсе не следуют за причиной, да и посылка
определяется выводами из нее, и вообще - ребенок рождает мать... Если здесь
телегу поставят впереди лошади, я не удивлюсь, ибо в круговороте
взаимодействий все вытекает из целого, а не из частностей, а кто впереди,
лошадь или телега, согласись, это частности... Ты, кажется, сердишься?
Жак воскликнул с обидой:
- Посмотри на приборы, Полинг!
Я переключил дешифратор и, пораженный, свистнул. В дзета-пространстве
пульсировали все силовые поля, менялась гравитация, электрические
потенциалы, знаки зарядов... Мне показалось, что стенки огромной колбы
валятся. Но колба высилась пока неподвижная. Зато явственно то погасало, то
разгоралось свечение стен. Что-то и вправду надвигалось нехорошее.
- Всех будить!
Я затряс Николая, Жак вскочил и стал толкать Артура. Я увеличил
защитную экранизацию и приказал:
- Всем выходить наружу! Автономия обеспечивает нам отстраненность от
местных беспорядков, но надо посмотреть, что происходит. Держаться вместе,
подстраховывать один другого!
2
Мы бежали по трубопроводам и ретортам, транспортерным галереям и
реакторам, уже не одними приборами, но и чувствами предугадывая беду.
Вариалы, яркие, разноцветные, мирно покоились у потолков, их было
множество, дружественных, не то просто отдыхающих, не то на время
выключенных из жизни. И они не подозревали об опасности - это было
очевидно.
Николай, первым выскочив наружу, показал на купол:
- Извержение! Световая буря!
Та же горная долина, окаймленная зубцами преображенных перспективой
вершин, простиралась вокруг, тот же бледно-золотой свет лился с неба - в
дзета-мире не было чередования дня и ночи.
И только над вершиной купола клубилось сияние.
Оно именно клубилось, а не светилось. Над куполом сгущались
удивительные облака - не пар, не дым, даже не пламя и не отблеск бушующего
пожара, а сам свет, принявший телесный облик облака.
Из купола били гейзеры радиации, они уплотнялись, складывались в
сверкающие образования, крутились и сталкивались, все более разгораясь. А
купол походил на вулкан, выбрасывающий не пламя, не раскаленные газы, не
камни и пепел, а одну радиацию, странную радиацию, лучи, не пробивающие
пронзительно пространство, а накапливающиеся в клубки, - в них не было
ничего, кроме запутавшегося в себе самом света.
- Кривой свет, неподвижный свет! - воскликнул я. - Фотоны, которые не
несутся! Нет, воистину удивительный мир! Николай, тебе, как астрофизику,
придется поломать голову над природой этого красочного явления!
Артур рассудительно заметил, что фотоны все-таки несутся, раз мы видим
издалека светящиеся облака. Но конечно, в иномирах и фотоны должны вести
себя иначе, чем в космосе. Возможно, перед нами не излучающие источники, а
уже излученный свет, скомбинировавшийся в нечто предметное.
- Перестань! - сказал я. - Зачем анатомировать красоту! Полюбуйся
лучше, как в этих красочных световых тучах разыгрывается великолепная
световая гроза.
Один облачный фронт напирал на другой, из купола вырывались все новые
сияющие клубки. Вдруг началось возмущение всех физических параметров.
Особенно менялась гравитация - она падала до нуля, становилась
отрицательной, снова быстро росла. Если бы мы не были экранированы, нас то
тащило бы вверх, то швыряло бы на грунт. Гигантская молния - и ее исказила
расширяющаяся перспектива - пронеслась между облаками. Молния была черна -
река полного поглощения среди нестерпимого блеска.
- Интерференция! - в восторге закричал Николай. - Интерференционная
молния! Вот чего мы еще не видели!
За первой молнией взорвались другие, такие же черные. И, словно
подстегнутые, световые тучи пришли в движение. Теперь они летели к городу
вариалов. Зловещее сияние озарило спящий город, на угрюмых ретортах,
трубопроводах и реакторах заиграли зайчики.
- Может, поднять тревогу? - с волнением сказал Жак. - Пугает меня это
световое буйство!
- Подождем! - Я не отрывал взгляда от летящих туч. Мне почему-то
вообразилось, что дальше красочного спектакля не пойдет. - Да и как будить
вариалов? Не трясти же их руками!
Облака, исторгнутые из купола, повисли над городом. Бледное небо
превратилось в пылающее горнило. Одна черная молния за другой глушила
яркость туч. А затем хлынул ливень, в существование его мы и поверить бы
раньше не могли - ливень света: переплетение вспышек и красок,
низринувшийся с высоты пламень, неистовые световые потоки. Буря напоминала
земные дожди: так же рушились капли и летели брызги, так же от туч к почве
словно протянулись прутики, но все то был свет, а не вода.
И там, куда падали прутья и капли света, вспыхивало пламя - багровое,
оранжевое, сжигающе-зеленсе. Город охватило пожаром: не огонь, перемешанный
с дымом, пожирал сооружения, а тот же свет.
И здания начинали сами светиться, сперва тускло, потом все ярче, и
распадались, превращаясь в световые клубки и облачка. Облачка взмывали
вверх, и из них тоже обрушивались световые потоки уже на другие, еще не
взорвавшиеся светом строения. Свет был кругом, один свет, низвергающийся,
взрывающийся, убийственный свет!
Город растворялся в свете, как соль в воде.
И тут мы увидели гибнущих вариалов.
Одно из здании превратилось во вспышку, за ним световым облачком
вознеслось другое, и в пожирающей радиации заметались разноцветные шарики.
Вариалы отчаянно трансформировались, судорожно меняли яркость. И, уже не
искаженный обычной сумятицей нелогичности, до нас донесся вопль: "Помогите!
Помогите!".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг