БИБЛИОТЕКА ПРИКЛЮЧЕНИЙ
И НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ
МОСКВА ~ 1983
СЕРГЕЙ СНЕГОВ
ЭКСПЕДИЦИЯ
В ИНОМИР
Научно-фантастические
повести
"ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА"
Р2
С53
Художник
М.Неверов
С510-83
(c) Издательство "Детская литература", 1983
ЭКСПЕДИЦИЯ В ИНОМИР
Научно-фантастическая повесть
Часть первая
МИР НЕ ПО АРИСТОТЕЛЮ
Глава первая
ПУТЕШЕСТВЕННИКИ В ДЗЕТА-ПРОСТРАНСТВО
1
Отчет послан в центр. Мы четверо можем лечиться и отдыхать в полную
силу. Николай ворчит, что отдых мощностью в десять лошадиных сил ему
невмоготу. Вчера он объявил врачу:
- Полный курс лечения в вашем санатории могут вынести только отменные
здоровяки.
Что до меня, то на второй день в санатории я сказал друзьям:
- Считайте себя жертвами медицины и покоритесь!
Артур и Жак без энтузиазма смирились. Я веду себя безукоризненно: по
самым строгим врачебным правилам: хожу, лежу, сплю, просыпаюсь, натираюсь,
вытираюсь, охлаждаюсь...
В строжайшем режиме выздоровления имеется существенная недоработка, и
я ею воспользовался: больным не запретишь думать. Под моей подушкой лежит
мыслеграф, он записывает все, что мне взбредет на ум. А в уме моем оживают
детали экспедиции в миры иных измерений, я все снова возвращаюсь к
пережитому. Отчет составлял Артур, мы помогали ему и потом трое скрепили
своими голосами, я первый "расписался" - так по-древнему именуется эта
операция превращения пленки в официальный документ. Артур гениален, но
педант. Могу лишь пожалеть экспертов Института Иномиров, когда они примутся
расшифровывать его абстрактные рассуждения по любому мелкому конкретному
поводу. Выслушать Артура способен и профан, но понять его могут лишь те, у
кого лоб шире плеч. Это мое личное мнение. Я его никому не навязываю.
Теоретические объяснения я часто пропускаю мимо ушей, они выше моего
понимания. Но к деловым выводам не только прислушиваюсь, но и стараюсь
превратить их в практические действия; в выводах он редко ошибается. Жак,
его сокурсник и давний помощник, как-то рассказал, какой конфуз вышел на
защите Артуром докторской диссертации. Профессор Нолайер, тот самый -
знаменитость, автор теории ротоновых ливней, взрывающих вакуум, - махал на
трибуне руками, как крыльями, и чуть не со слезами признавался:
- Впервые встречаюсь с таким парадоксом: все теоретические предпосылки
диссертанта - полный вздор. Все его выкладки - галиматья пополам с ерундой,
а окончательные результаты до невероятия верны, я каждый проверял своим
методом и обнаружил, что все они неправдоподобно точны.
Вот таков Артур Хирота, теоретик нашей экспедиции. И я собираюсь
заново, не торопясь, задерживая в воспоминании любое событие, то шире, то
уже реального времени его существования - как мне пожелается, - повторить
нашу экспедицию в иномиры. Нет, это высшее из удовольствий - зная наперед,
что будет в следующую минуту, все снова ждать с опасением, с тревогой, с
радостью эту уже не загадочную следующую минуту. Каждому суждена лишь одна
жизнь. В воспоминании мы можем прожить нашу единственную жизнь
многократно - преимущество, каким не следует пренебрегать.
Итак, я вспоминаю начало экспедиции в дзета-пространство. Наш "Орион"
в те дни вернулся на Латону из ближнего рейса - обследовали подходы к
"черной дыре" Н-115. Задание было простенькое: установить кривые
безопасного пролета мимо этого грозного местечка, расставить на трассе
автоматические планеты-маяки и определить, что же таится за разверстыми
воротами в неведомое, куда уже были втянуты звездолеты "Дракон" и
"Медея", - они лишь успели сообщить, что гибнут, внезапно захваченные
неведомым исполинским полем. Границы допустимого пролета мы начертили
быстро, активного вещества в трюмах "Ориона" в избытке хватало, чтобы
скатать дюжину планеток-маяков в дополнение к крутившемуся там шатуну
Немесиде, а что до мощности "черной дыры", то мнения наши разошлись:
приборы показывали, что на этом месте сколлапсировала звезда средних
размеров, а наш астрофизик Николай Дион доказывал, что в преисподнюю
рухнуло целое звездное скопление в миллион или два светил, - некоторые
наблюдения допускали и такое экстравагантное заключение.
Я честно зафиксировал в отчете расхождение оценок и приступил к тому,
что на Латоне именуется плановым отдыхом. У меня не было сомнений, что
через одну-две недели "Орион" срочно загрузят доверху активным веществом,
разыщут меня, в каком бы уголке латонских рощ я ни прятался, и предпишут
срочно мчаться куда-нибудь к Тельцу или Гончему Псу, чтобы и там вокруг
новооткрытой дыры в космосе расставлять маяки и прокладывать трассы
безопасности, - скоро четырнадцать лет, как я только этим и занимаюсь.
Но меня разыскали не через две недели, а на пятый день. И не строгий
начальник базы, а непоседливый Николай. Он примчался на пляж, где я мирно
жарился под двумя дневными солнцами, и еще издали заорал, чтобы я
немедленно поднимался.
По-моему, в мире нет лучшего местечка для ничегонеделания, чем Латона:
два белосияющих дневных солнца, три темно-красных ночных, полноводные реки,
роскошные леса и такой ароматный воздух, что его хочется жевать или пить, а
не равнодушно засасывать в легкие. Просто удивительно, что именно на такой
райской планете разместили Главную Галактическую базу со всеми ее
космическими заводами, станциями связи и прочим хозяйством: чтобы
понежиться в стороне от гула машин, нужно теперь улетать на сотню
километров.
Увидев Николая, я повернулся к нему спиной. Он так торопился, что
песок, разбрасываемый его каблуками, жалобно визжал. Я закрыл глаза и
притворился, что похрапываю. Николай воскликнул:
- Казимеж! Неужели тебя не интересует, для чего я примчался? Ты же
знаешь, я не терплю валяться на грунте.
- До свидания! - пробормотал я. - Доклад переносим на завтра. Не
застилай левого солнца.
- Слушай, Полинг! - возгласил он торжественно. - На Латону прилетели
Артур Хирота и Жак Бангалур.
- Я это перенесу. Передай им привет. Скажи, что встретимся через пять
лет на Земле. - И снова закрыл глаза.
- Не спи, Полинг! - Он потряс мое плечо.
Я вскочил и с упреком заметил, что в добрые старые времена подчиненные
относились к своим начальникам гораздо почтительней. Он возразил, что на
отдыхе я ему не начальник, а друг, а с другом можно и не церемониться.
- И вообще, ты больше не будешь надо мной начальствовать, - объявил он
с воодушевлением. - Дело в том, что Земля разрешила экспедицию в дзета-мир.
Именно для ее организации и появились на Латоне Артур и Жак. Проектируют в
эту экспедицию и тебя: Артур просил разыскать и без промедления доставить
тебя к нему. В жизни не видел более бесчувственного человека, чем ты,
Казимеж! На твоем месте я бы плясал от восторга!
- На своем месте я продолжу заслуженный честной работой отдых под
двумя солнцами!
Я снова блаженно растянулся на нежном песке. Больше всего на Латоне
люблю ее речные пески - красноватозолотые, мелкозернистые, мягкие,
теплые... Я назвал песок нежным, это не выспренняя похвала, а сухая
характеристика материала. Меня не тянуло бросить пляж. Что бы там ни
навоображал себе Николай, Артур Хирота отлично обойдется и без меня.
Хорошо помню, что был в ту минуту безмятежно спокоен. Экспедиция в
дзета-миры ни с какой стороны не могли коснуться меня. В мире не
существовало человека, столь же далекого от нее, как я. Я просто слишком
невежествен для такого предприятия. Иной любознательный школьник тут мог
дать мне десять очков форы. Конечно, я знал, что любое материальное
образование, называемое миром, характеризуется определенным числом
измерений; и что под измерением понимается такой признак, без какого ничто
в мире не существует; и что только миры с числом измерений, кратным
четырем, по теории устойчивы; и что первый такой мир, альфа-мир,
четырехмерный, "нижележащий", пока не открыт и неясно даже, существует ли
он во Вселенной; и что наш мир, именуемый гамма-миром, восьмимерный, каждый
предмет в нем характеризуется восемью координатами, тремя
пространственными - длиной, высотой, широтой, одной временной, одной
массовой и тремя энергетическими константами - ротонным объемом,
бета-линией, корда-точкой; и что следующий по устойчивости мир,
"вышележащий", дзета, обладает уже двенадцатью координатами, но никто из
гениев Института Иномиров не может толково объяснить, что это за
координаты. Вот и все мои знания по этому предмету.
Могу лишь добавить, что, в отличие от специалистов по иномирам, не
умеющих объяснить высшие координаты дзета-мира с девятой по двенадцатую, я
не способен дать объяснения и нашим трем космическим - ротонным, корда- и
бета-измерениям: знаю, что они существуют, притворяюсь, что что-то в них
понимаю, и стараюсь, чтобы мое понимание не подвергли серьезной проверке.
Человек со столь высоким уровнем невежества не мог интересовать виднейшего
из теоретиков иномиров, каким со студенческой скамьи считался Артур Хирота.
А меня соответственно не интересовали другие миры, с меня вполне хватало
моего родного космоса, его я знаю, не хвалясь, досконально!
- Вставай - и полетели! - настаивал Николай.
Я хотел было послать его в преисподнюю двадцатичетырехмерного мира,
есть, наверно, и такой, но только теоретики до него не добрались - можно
вообразить, что за страх там преисподняя! Вдруг прозвучал сигнал вызова, и
у кромки воды сфокусировался экран, а на экране возник улыбающийся Кнут
Марек. Этот человек всегда улыбается, особенно когда говорит
неприятности, - ехидней, но и беззлобней, а кстати, и умней существа, чем
он, не знают на наших далеких планетах. Вероятно, поэтому он девятый год
командует Главной Галактической базой, стаж прямо-таки мафусаилов: ни один
из его предшественников не задерживался больше двух лет.
- Собери свои кости, старик, - сказал он сердечно, - и мчи ко мне.
Хватит прохлаждаться!
Спустя час мы с Николаем входили к Мареку. Его кабинет - чудо
космической техники: в нем люди сияют. Именно так - не освещаются со
стороны, а порождают собственное свечение, и как утверждает Марек,
соответствующее их характеру. Штуку эту изобрел астрофизик Павел Сидоров,
погибший на "Медее" в черной пасти звездной "дыры" Н-115, марековский
кабинет остался единственным свидетелем технической фантазии несчастного
астрофизика. В сумрачном зале передвигались три клубка света -
ободряюще-золотой Марек, голубовато-синий, холодноватый Хирота,
растроганно-салатный Бангалур, а к ним теперь добавилась настырная,
стремительная оранжевость Николая и какая-то чудовищная комбинация из
хмурого темно-красного и оживленно-язвительного зеленого - таким изобразило
меня настенное зеркало.
- Садитесь, и начинаем, - ослепительно засияв золотой улыбкой,
предложил Марек. - Мы слушаем тебя, друг Артур.
- Ты, конечно, знаешь, друг Казимеж, какую задачу поставили перед
экспедицией в дзета-пространство, поэтому говорить об этом не буду, - так
обратился ко мне Хирота.
- Я, конечно, не знаю ничего о задачах экспедиции. Поэтому, друг
Артур, прошу поговорить и об этом, - учтиво отпарировал я.
Мне показалось, что он рассердился. В глазах его погасла
голубоватость, в них зажглось что-то негодующесинее. Но он сдержался. В
выдержке он превосходит нас всех. Думаю, в ней одна из главных причин его
успеха: теории его вызывали столько нападок, часто несправедливых и злых,
что без слоновьей стойкости от одних язвительных шуток можно было
рехнуться. Сам он утверждает, что, в отличие от нас, хорошо воспитан, и
цитирует при этом какого-то древнего мудреца: "Воспитанность - это умение
делать свои недостатки нечувствительными для окружающих". Возможно, и так.
Мои недостатки окружающие чувствуют.
Артур начал объяснение с таких азов, что я скоро потерял интерес к его
речи. Я еще терпеливо выслушал, как наши предки открыли, что
пространственный вакуум - вместилище колоссальной энергии; что делалось
много попыток овладеть этой энергией; что в результате бесчисленных
неудавшихся попыток установили восьмимерность нашего мира, хотя раньше его
считали четырехмерным; что восьмимерности мало для вычерпывания энергии
вакуума, характеризующегося тридцатью шестью параметрами; и что в
результате всех этих исследований доказано наличие устойчивых, параллельно
возникших из вакуума материальных миров; и что нижний наш сосед, альфа-мир,
неинтересен, а второй, повыше, двенадцатимерный дзета, наоборот,
захватывает воображение, ибо нас связывают с ним шесть общих измерений, а
это обеспечивает надежный проход в тот мир; и что дзета-мир связан с
вакуумом не восемью нашими измерениями, а ровно двенадцатью - это в полтора
раза больше; и что полуторная связь, взятая в шестой степени - так
почему-то надо, - обеспечивает ровно в четырнадцать раз более легкую
возможность выкачивания энергии вакуума...
В этом месте я зевнул, но Артур, уставясь синеватопылающими глазами в
пол, не заметил, как я воспринимаю его лекцию. По-честному, меня раздражали
все проекты утилизации энергии вакуума. Человечество уже триста лет
твердит, что хорошо бы поставить ее себе на службу и что для этого нужно
лишь найти проход в сопряженные иномиры. Такие общие истины преподносятся
каждому юнцу еще в школе, но практического значения не имеют, ибо самое
важное неведомо - где находятся эти самые проходы в иномиры и как ими
воспользоваться. О себе могу сказать следующее: я, пожалуй, больше всех
налетал в космосе, но нигде не повстречал отверстых ворот в миры иных
измерений.
Чтобы больше не впадать в зевоту, я стал присматриваться к тому, кто
как слушает. И меня вдруг заинтересовало одно забавное соответствие. На
Земле давно забыли, что когда-то люди различались по национальностям. Уже к
концу двадцать первого века человечество так перемешалось, что стало
невозможно установить, какая у кого реально национальность. Но что
существовали некие общие черты, называемые национальным характером, никто
не оспаривал, просто и характеры перемешались, как и национальные языки, и
национальные имена, и национальные обычаи. И вот я подумал, что все мы,
сидевшие в фантастическом кабинете начальника Главной Галактической базы,
являемся образцами смешения разных национальностей и смешение это отчетливо
выражено и в наших именах и характерах.
Кнут Марек, отдаленный потомок скандинава и чеха, от своего северного
предка взял высокий рост, светлые волосы, светлые глаза, упрямство и
бесстрашие, а от серединно-европейского - насмешливость, почти
язвительность, любовь к спорту - на Латоне он всех побивает в беге, -
общительность и страсть к рукомеслам. Жак Бангалур, смесь итальянца с
индусом, - огромный, лохматый, добрый, черноглазый, всегда погруженный в
какие-то размышления и чувства, человек как бы не из мира сего. "Так всегда
справедлив, что жутко!" - иронически характеризует Жака Марек. Николай
Дион, полурусский-полуфранцуз, порывист, резок, стремителен, отчаянно
инициативен, очень смел, очень придирчив и одновременно очень покладист,
очень скептичен и очень поэтичен, и вообще ко всем его взаимно
противоречивым качествам надо приставлять словечко "очень" - и мне кажется,
тут тоже присутствуют рудименты характера предков.
Самый интересный из нас, конечно, Артур Хирота, удивительная
комбинация из немца и японца - вежливый и непреклонный, глубокий мыслитель
и энергичный практик, мастер заоблачных абстракций, художник и тонкий
ценитель изящных вещей, то романтичный, то сентиментальный, то суровый до
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг