- А вас пока ни о чем не спрашивали, - сказал ему Густых ровным
голосом.
Ковригин опустил глаза.
Густых снова повернулся к Коростылеву.
- У меня к вам, между прочим, тоже есть вопрос. Вы, как этнограф и
любитель собачьей мифологии, можете как-то объяснить все эти факты?
Коростылев пожал плечами и почему-то сморщился.
- Науке известны многие факты, которые выходят за рамки реальных
представлений, - туманно сказал он.
- А конкретнее?
- Ну, мифы об оборотнях, ликантропия, и прочее...
- Вы хотите сказать, что волчица - оборотень?
- Не знаю, Владимир Александрович. Возможно, она вообще не существует.
- То есть? - поднял брови Густых.
- Это нечто нематериальное.
Члены комиссии разом заговорили, замахали руками, кто-то даже тихонько
засмеялся.
Густых восстановил тишину одним взглядом. Спросил, обращаясь ко всем
сразу:
- А у вас есть другие объяснения?
- Объяснений может быть сколько угодно, - проворчал Ильин. - Психоз,
галлюцинация. Фокус, в конце концов: выкрасили волкодава белой краской и
натравили на Максима.
Повисло тяжелое молчание.
Густых прихлопнул по столу - в точности так, как это делал губернатор.
- В последние дни множество бродячих и бывших домашних собак покинули
город, прячась по окрестностям. С них мы и начнем. Одновременно в районах
области, где обнаружены волки, создаются команды лучших охотников,
желательно из местных жителей, хорошо знакомых с местностью. Приказываю:
операцию по отстрелу волков и бродячих собак начать завтра. Точнее, она уже
началась. Но завтра вступит в решающую стадию. Есть вопросы?
- Некоторые частные предприятия в районах в технике и горючке
отказывают, - пробурчал начальник штаба управления по ЧС.
- Действует мобилизационный план, - сказал Густых. - И он касается
предприятий всех форм собственности. Список "отказников" у вас есть?
- Так точно! - начальник штаба вскочил и положил бумагу на стол перед
Густых.
Густых глянул в список, передвинул его Кавычко и сказал:
- Андрей Палыч, займитесь немедленно. Обзвоните всех, из-под земли
достаньте. Если будут отказывать - оформляйте обращение в военную
прокуратуру. Теперь всё?
Члены комиссии молчали. Но Коростылев вдруг сказал скрипучим голосом:
- А как же быть с фантомом, Владимир Александрович? Ведь, как я понял,
эта волчица сейчас в городе.
- С фантомами мы не работаем, - отрезал Густых. - Все патрули, военные,
милиция, даже ветеринары оповещены.
- А есть ли предположение, где она, так сказать, дислоцируется? Надо же
ей где-то скрываться, отлёживаться днём... - не отступал Коростылев.
- Предположение есть. Но пугать я вас не хочу, - загадочно отрезал
Густых.
Коростылев встал, поклонился и сказал:
- А меня, Владимир Александрович, запугать не так-то и просто.
Густых снова поднял брови, а Кавычко наклонился к нему и стал что-то
быстро шептать, поглядывая на Коростылева. Под конец он покрутил пальцем у
виска.
И взглянул на Коростылева. А взглянув, вздрогнул: глаза этнографа за
разбитыми стеклами очков внезапно вспыхнули пронзительным янтарным светом.
* * *
Когда все вышли, Густых сказал Кавычко:
- Не нравится мне этот Коростылев. Говоришь, пустая комната?
- Ну да. Холодина, иней на стенах прямо лохмотьями. А сам - в костюме и
босиком на какой-то шкуре лежит.
- На какой?
- На белой.
Оба заметно вздрогнули и взглянули друг на друга.
После довольно долгой паузы Густых сказал:
- Ну, вот что. Надо поинтересоваться, кто это такой - Коростылев.
Кавычко просиял.
- Владимир Александрович, досье на Коростылева я начал готовить еще по
указанию Максима Феофилактовича.
- И где оно?
Кавычко пожал плечами.
- Может быть, в его сейфе, или здесь, в бумагах.
- "В бумагах", - передразнил Густых. - Что, прикажешь выемку
производить?
Кавычко кашлянул. Придвинулся к Густых и сказал:
- Я сам занимался некоторыми вопросами. Например, связался с
жилконторой лесопромышленного комбината, на балансе которого был этот дом.
Так вот, в 1981 году в этом доме проживала семья из трех человек - молодые
родители и сын. Дом они получили от тестя, ветерана войны, который получил
от горисполкома трехкомнатную квартиру. Так вот. В один день вся семья
заболела и оказалась в реанимации.
- Чем заболела?
- В официальной справке, которую мне выдали по приказу Ковригина в
Третьей горбольнице - осложненный дифтерит. Сначала умерла девочка, а потом
и родители. Дом был продан некоему Свиридову, работавшему на хладокомбинате.
В 1990-м году Свиридов внезапно скончался от острой сердечной
недостаточности. Ему сорока лет еще не было. Проживал один, хотя к нему
приходила женщина.
- Что за женщина?
- Наверное, знакомая. Сожительница. Проводила с ним несколько суток и
уходила, - это по свидетельству Анны Семеновны Лаптевой, соседки. Её
опрашивал сам Чурилов.
- И где эта женщина? - не без труда соображая, спросил Густых.
- Лаптева? Ей уже за восемьдесят было, скончалась несколько дней назад.
- Да причем здесь Лаптева! Эта приходящая сожительница!..
Кавычко развел руками.
Густых смотрел на Кавычко расширившимися глазами.
- И ты все эти дни молчал? - сурово спросил он.
Кавычко пожал плечами.
- Максим Феофилактыч сказал, что все это относится к высшему разряду
секретности. Он даже фээсбэшников не подключал, велел мне самому. Только
Чурилов знал - он в милицейских картотеках справки наводил, и отчасти
Ковригин. Он же приказал выдать мне справку и о третьей семье.
Густых откинулся на спинку кресла.
- Была и третья?
- Была.
- И тоже вымерла от холеры?
- Нет. От пищевого отравления.
Густых обвел глазами стол, приставные тумбы с телефонами, кипами бумаг,
канцелярскими мелочами.
Наконец сказал:
- Где досье?
Кавычко молчал.
- Откуда взялся этот Коростылев?
- Неизвестно, - сказал Кавычко. - Этим занимался Владимиров, - ФСБ
подключили в последний момент, когда стало ясно, что Коростылев нигде не
фигурирует, - только записан в домовой книге. Бывший хозяин прописал его как
своего дальнего родственника.
- Тот, который от отравления умер?
- Ну да... Извините, Владимир Александрович, но я ведь всего досье не
читал... А в жилконторе бардак страшный. Лесопромышленный комбинат стоит,
всю социалку сбрасывает. В том числе и эти дома. Домовые книги раздали
владельцам домов. Так что я и книги не видел - только запись в карточке.
Густых подумал.
- Хорошо. Иди.
Кавычко поднялся. Как-то неуверенно пошел к дверям. Оглянулся:
- Все нормально, Владимир Александрович?
- Все просто прекрасно! - язвительно ответил Густых и махнул рукой.
Когда дверь за Кавычко закрылась, Густых набрал номер, послушал гудки.
- Владимиров, - раздался как всегда спокойный голос начальника
управления ФСБ.
- Густых, добрый день. Что же ты, Александр Васильевич, про досье на
Коростылёва мне ничего не сказал?
Владимиров на секунду замялся.
- У меня были инструкции, - наконец сказал он.
Густых хотел было спросить - чьи, но передумал; вспомнил разорванный,
полуобглоданный труп Максима Феофилактовича. Ему стало муторно.
- Вот какая просьба к тебе, - сказал, наконец, Густых. - Надо
установить за домом Коростылева наблюдение.
Владимиров помолчал.
- Согласен, - сказал наконец.
- Негласное, конечно. Чтоб не дай Бог сам Коростылев хоть что-то учуял.
А нюх у него, по-моему - будь здоров.
Владимиров кашлянул.
- Наблюдение уже ведется.
Густых покраснел, но проглотил и эту горькую пилюлю. Владимиров никому
не обязан подчиняться, только напрямую Москве. И отчитываться был не обязан.
Разве что так, неофициально. Или по особому запросу губернатора.
- Давно? - с усилием спросил Густых.
- Наблюдение ведётся ещё с осени прошлого года, - каким-то вкрадчивым
голосом ответил Владимиров.
Густых про себя выматерился от души.
- Ну, надеюсь, твои шпики за заборами не сидят, - грубо сказал он.
Хотел еще что-то добавить, но внезапно передумал и бросил трубку.
Посидел, перебирая протоколы заседаний комиссии, которые велись еще при
Максиме Феофилактовиче. И вдруг его осенило.
Он снова поднял телефонную трубку.
- Владимиров, - отозвался ровный голос.
- Слушай, Владимиров, - сказал Густых, - А досье на Коростылева
случайно не у тебя?
Владимиров вздохнул.
- Откуда вам известно о досье? - спросил он. В этом "вам" звучало нечто
железобетонное.
- Кавычко сказал.
- Понятно, - отозвался Владимиров. - Никакого досье нет. Есть
разрозненные справки, выписки, документы.
Сделал паузу и добавил:
- Да, они у меня.
* * *
Медико-криминалистическая лаборатория УВД
Ка лежал в металлическом холодном гробу, и отчетливо сознавал это. Он
знал, что не выполнил своего предназначения, не сделал того, что должен был
сделать, когда боги вернули его на землю.
Он лежал голый, с вывернутыми ногами, с торчащими как попало
переломанными пальцами. Но тело больше не принадлежало ему. Оно было
холодным, окоченевшим, чужим.
Там, на металлическом столе, его долго мучили и пытали, резали,
сверлили, пилили, совали в него иглы и растягивали крючками. Он не
чувствовал боли. Он даже не видел своих палачей. Он лежал в полной тьме,
освобожденный от земного, но все ещё живой.
Он хотел, он страстно хотел искупить свою вину. Но здесь, в
металлическом гробу, в чужом теле, сделать это было невозможно.
Поэтому Ка просто затаился и терпеливо ждал.
Подходящий момент рано или поздно наступит.
Боги позаботятся об этом, - они не забывают отверженных душ.
* * *
Густых приехал в бюро под вечер, когда на улице уже смеркалось.
Начальник бюро Шпаков ожидал его.
- Чайку? - спросил он. - Или сразу перейдем, так сказать, к телу?
Густых оглядел крохотный кабинетик с засиженным мухами портретом
Горбачева на стене, с допотопным телефонным аппаратом, и сказал:
- Не до чаю, Юрий Степаныч. К телу давайте.
- Тогда - прошу. Вы у нас уже бывали?
- Бывал, - кратко ответил Густых; он был здесь год назад, когда
специальная "белодомовская" комиссия решала, выделять ли деньги на капремонт
здания бюро, или эксперты еще потерпят. Решили тогда, что потерпят. Но на
новое оборудование денег все-таки дали.
Они прошли маленьким коридорчиком мимо дверного проема: оттуда сильно
несло формалином и запахом нежити. Свернули в соседнее помещение.
Санитар, сидевший за компьютером и, судя по звукам, игравший в
"Принца", поднялся.
- Саш, открой холодильник. Владимир Александрович хочет взглянуть на
нашего маньяка.
Санитар кивнул. Подошел к металлическому сооружению, напоминавшему
вокзальную камеру хранения, открыл дверцу и выкатил труп.
От санитара явно попахивало спиртным.
- Холодильник у нас новый, германского производства, - сказал зачем-то
Шпаков. - Благодаря вам, Владимир Александрович.
- Не мне - Максиму, - мрачно ответил Густых.
Санитар кашлянул и отошел в сторонку. Густых оглядел голый посиневший
труп, изрезанный и грубо заштопанный суровыми нитками, с обезображенным
лицом.
Густых стало холодно. Очень холодно. Ему даже показалось, что вместо
мурашек он вдруг весь покрылся инеем. И волосы заиндевели, и окаменели
конечности, и лицо превратилось в маску.
Он хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему.
Сердце вздрогнуло и провалилось. Комната в белом кафеле, пьяный санитар
в мятом халате, Шпаков, никелированные дверцы холодильника - все поплыло
перед глазами, завертелось, и стало таять, исчезать.
Густых хотел ухватиться за край каталки, и неимоверным усилием воли ему
удалось это сделать.
- Что с вами? - раздался издалека тревожный голос Шпакова.
Густых не ответил. Он умер.
* * *
- Это, без сомнения, он, - сказал Густых.
Он огляделся, узнавая и не узнавая комнату, где только что был. Или он
и не уходил из нее?
- Кто? - спросил Шпаков.
Вопрос показался Владимиру Александровичу настолько глупым, что он едва
удержался от смеха.
- А вы не понимаете?
- То есть, Лавров? - уточник Шпаков.
- Именно. Значит, никаких дополнительных исследований не потребуется.
Этого, вашего, анализа ДНК.
- Однако... - заволновался Шпаков. - Все это нужно документально
оформить. Опознание... понятые... Надо вызвать прокурора...
- Вот и вызывайте. Если от меня что-то потребуется еще - звоните. А
труп необходимо как можно скорее закопать.
- Что вы сказали? - Шпаков не верил своим ушам.
- Закопать! - спокойно повторил Густых.
- А родственники? - вскричал Шпаков. - Конечно, это дело особое,
государственной важности, но родственники-то пока ничего не знают!
- И хорошо, что не знают. Зачем им знать, что близкий человек оказался
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг