что старухи скажут.
Неклюд промолчал.
Штаден встал, пошатываясь.
- А теперь - спать. Квас крепкий. И ты ложись.
Неклюд дождался, когда Штаден, кряхтя, разденется за занавеской.
Палашка кинулась было ему помогать, - Штаден прогнал.
Через минуту он захрапел. Палашка стала убирать со стола, и Неклюд
молча, с равнодушным лицом, ухватил её за крепкую ягодицу, подтащил к себе,
усаживая на колени.
- Что ты, как зверь какой, - вполголоса сказала она. - Иди на лавку, я
приберусь - приду.
* * *
Штаден застонал и проснулся.
Над ним стоял Неклюд, в холщовой рубахе, красный со сна. Держал в руке
восковую свечку. Лицо его было встревоженным.
- Вставай, хозяин, - вполголоса сказал он. - Из Москвы верный человек
прибыл. С дурными вестями. А Коромыслова - нет нигде. Исчез Коромыслов,
пропал.
- Что такое? - Штаден приподнялся, мотнул головой и охнул от боли.
- Бежать бы нам надо, - сумрачно сказал Неклюд. - Слышно, царь
опричниками недоволен. Грешили, мол, много, а грехи замаливать некому,
кроме, значит, его самого.
Штаден приказал подать кафтан, накинул на плечи.
Сел к столу, сказал:
- Зови гостя.
Неклюд помялся, роняя капли воска.
- Может, опохмелишься?
- Это что? Это опять надо вино пить?
- Ну да. Легче станет!
- Нет. У нас это не в обычае. Зови, говорю!
* * *
А через час с небольшим, в самое глухое время ночи, выехали со двора
Штадена двое саней. Сам Штаден сидел в кибитке, завернувшись в свое беличье
одеяло и накрытый шубой с огромным стоячим воротником.
Следом за санями верхом скакал Неклюд и еще трое-четверо самых
преданных опричников.
Отъехав версты три, остановились. Здесь был пригорок, и кто-то
оглянулся, - ахнул.
- Пожар!
Штаден не без труда выпростал себя из-под шубы и одеяла, встал на снег.
Далеко внизу, там, где осталась его деревенька, взвивались к небу языки
пламени. Слышались треск и истошные крики какой-то бабы. С колокольни
ударили в набат.
- Ну, брат, беда, - сказал Неклюд. - Неспроста это все.
- Почему?
- А поджог ведь кто-то. Может, мужики, а может, и сам дьяк.
- А для ча?
- Кто знает, что у него на уме... - Неклюд покачал головой в гигантской
островерхой шапке с собольей опушкой. - И собака яму рыла - тоже неспроста.
* * *
- Куда едем-то? - спросил Неклюд спустя некоторое время.
Уже совсем рассвело, черный лес стоял стеной вдоль дороги.
Штаден молчал.
- Я так полагаю, что в Москву нам нельзя, - сказал Неклюд.
- Тогда - в фатерлянд, - ответил Штаден.
- Ясно. - Неклюд обернулся к спутникам и крикнул: - Значит,
сворачивайте, братцы!
- Это куда? - спросил Штаден, высовывая голову из-под шубы.
- Неприметными дорогами поедем. В Литву.
- А ты знаешь, где Литва?
- Как не знать! - усмехнулся Неклюд. - Я уж там бывал: Феллин-город
воевал...
- А-а! - сказал Штаден и снова сунул нос в шубу. Задремал.
Сани потряхивало - кони бежали шибко по едва видной, пробитой в
глубоких снегах колее.
А потом пошли медленней, и Штаден, очнувшись, догадался: колеи не
стало, заехали в глушь, в бездорожье. Тревожное предчувствие шевельнулось у
него в душе. Он нащупал кинжал на поясе, пожалел, что ручница - так русские
называли пистоли, - лежит в ящике, незаряженная.
- Ну, значит, всё, - раздался спокойный голос Неклюда. - Вылазь,
нехристь тевтонская.
Штаден завозился под шубой, торопливо открывал ящик, доставал пистоль,
пороховницу.
- Вылазь, я те грю! Не хочим шубу кровью мазать. Шуба-то не твоя,
боярская, - с имения Лещинского.
- А? - сказал Штаден. - Здесь плохо слышно. Зачем шуба? Сейчас,
сейчас...
Торопливо сыпал порох, вкатывал круглую пулю. Порох сыпался мимо, пуля
не лезла в ствол.
Неклюду, наконец, надоело. Он нагнулся прямо с седла, откинул полог
кибитки, вгляделся в темноту. Услышал шипение, треск... Почувствовав запах,
отшатнулся.
Ослепительный огонь ударил его прямо в лоб.
Кони дёрнулись, понесли. Из-под снега вылетели какие-то птицы,
испуганно квохча.
Кони провалились в сугроб по брюхо, ржали, бились. Кибитка завалилась
набок.
Штаден выкатился наружу, всё еще сжимая в руке дымящийся пистоль.
Увидел: Неклюд, раскинув руки, висел в седле головой вниз. Конь его стоял
смирно. Троих всадников не было видно.
- Значит, собака к покойнику яму рыла? - тихо сказал Штаден. - Ты
ошибся. Du hast aber Mist gemacht! Теперь мы знаем, кто о чем в Москву
писал, Коромыслов-дьяк, или ты, верная царская собака. Du Arschoch! Du
Drecksack!
Он встал во весь рост. Оглянулся. Кругом стоял черно-белый непроходимый
ельник. Над ним металась, каркая, стая ворон. Штаден выругался. Далеко
выбираться придется...
Он подошел к лошади Неклюда, кряхтя, сволок грузное тело с седла,
бросил в снег. Взял лошадь под уздцы и повернулся, разглядывая следы,
которые должны были вывести на дорогу.
Спиной почувствовал чей-то взгляд, и, ещё не оборачиваясь, понял, -
чей.
Под ближней елью лежала серебристая, огромная, как медведь, волчица.
Она зевнула черно-алой пастью. Потом поднялась, встряхнулась. И неторопливо
пошла прямо к Штадену.
Лошадь всхрапнула, задрожала. Штаден удерживал её обеими руками, во все
глаза глядя на волчицу.
Но волчица всё так же неторопливо прошла мимо. Отойдя немного,
оглянулась на ходу. И снова пошла.
"А! Дорогу показывает!" - догадался Штаден.
И уже с легким сердцем пошел следом за ней, зная, что теперь он не
один, и никто не сможет его обидеть - ни царь, ни его верные палачи-слуги.
И еще он знал: у него в жизни произошел очень важный, решительный
перелом. Может быть, ему повезло. Может быть, ему, единственному из всех
живущих на земле, выпала такая странная честь: стать настоящим Воданом.
Великим Воданом. Охотником за звездами и душами людей.
* * *
Черемошники
Человек с белым бритым лицом, изборожденным морщинами, стоял у окна,
глядел на черную ночь и хлопья снега, белого от лунного света. Очки сияли,
отражая свет, и казалось, что человек этот - слепец.
Переулок, казалось, вымер, хотя было еще не поздно. Шли редкие
прохожие, где-то играла музыка. Не было только одного - собачьего лая.
Собаки никуда не делись, - сидели по конурам, прятались от снегопада.
Но молчали, словно вступили в заговор.
Человек отошел от окна, растворившись во тьме. А через минуту во дворе
его дома появилась огромная белая собака. Она понюхала снег, подышала с
открытой пастью; снежинки приятно щекотали язык.
Потом легко и бесшумно перемахнула через забор и побежала по переулку.
Собаки словно проснулись: то там, то здесь раздавались робкий, или
злобный лай, рычание, повизгивание.
Белая не обращала на них внимания.
Она выбежала из переулка, пересекла железнодорожную линию, и побежала
по обочине, не обращая внимания на проносившиеся мимо машины.
* * *
Полигон бытовых отходов
На мусорной свалке, - ПТБО, - царила тишина. Наконец-то всё вернулось к
обычному порядку вещей. Днем мусоровозы привозили кучи мусора, бульдозеры
нагребали из них новые холмы и горы, бомжи выходили и подсобить, и
поживиться.
Ночью наступала тишина. Двое охранников спали в вагончике, дежурная
дремала в своей сторожке.
Ночь приближалась к середине, к самому глухому времени суток. Со
стороны дороги к полигону быстро бежала белая собака. Она миновала
собачник, - теперь, как обычно, полупустой, - лишь несколько собак,
объевшись, дрыхли без задних ног. Перепрыгнула через сетчатый забор и
приблизилась к сторожке.
Поднявшись на задние лапы, заглянула в окно.
На кожаной кушетке лежала женщина в телогрейке и оранжевом жилете.
Маленький телевизор, стоявший в углу на табуретке, работал, но программы
закончились, и по экрану бежала рябь.
На столе лежали гроссбухи, остатки ужина, прикрытые кухонным
полотенцем, чайник. Возле кушетки стоял масляный радиатор.
Белая ударила лапой по стеклу: раздался скрип когтей.
Женщина на кушетке пошевелилась.
Белая снова ударила, царапнула.
Женщина повернулась к окну, приподняла голову. Что-то сказала - слов не
было слышно.
Белая отскочила от окна. Шерсть её поднялась дыбом, так, что
показалось, будто собака мгновенно превратилась в чудовище. Прыжок!
Треск рамы, струящийся звон стекла.
А дальше - выставленные вперёд руки женщины и её перекошенное от ужаса
лицо.
Настольная лампа упала со стола, разбилась. Почему-то замигали и лампы
дневного света на потолке.
Белая одним движением перекусила руку, освободила пасть и рывком
достала горло.
И мгновенно, развернувшись в мягком кошачьем прыжке, выскочила в окно.
Отбежала за сугроб. Бока её ходили ходуном, с морды капала черная кровь.
В вагончике охранников раздался шум. Минуту спустя распахнулась дверь и
пожилой охранник в камуфляже высунулся во тьму. Стоял, присматриваясь и
прислушиваясь.
- Ну, чего там, Егорыч? - спросил сонный молодой голос. - Закрой
дверь - холоду напустил.
- Пойду посмотрю. Что-то вроде почудилось...
Пожилой вышел, закрыл за собой дверь. Подошел к сторожке - и оцепенел,
увидев не разбитое - а просто вынесенное вместе с рамой окно.
Егорыч подбежал, глянул в окно, холодея от ужаса.
В комнате все было в порядке. Шипел и рябил телевизор. Горел свет.
Но на кушетке лежала женщина с вывернутой головой: вместо горла у неё
была огромная зияющая рана, в которой еще хлюпало и журчало. Лужа крови
натекала под радиатор. И в этой луже отражался экран телевизора и мигающие
лампы дневного света.
Егорыч, вцепившись руками в остатки рамы, стоял, не в силах отвести
глаз от этого дикого, нелепого зрелища.
И напрасно.
Потому, что эта картина была последней, которую он увидел в своей жизни
и которую унес с собой в вечность.
Сзади ему на спину длинным стремительным прыжком упала гигантская тварь
и сомкнула волчьи челюсти на заплывшей, в складках и седой поросли, шее.
* * *
Молодой охранник вышел, услышав вскрик. У него был служебный "макаров",
и его-то он и пытался достать из кобуры, когда бежал к распростертому на
снегу Егорычу.
Егорыч лежал, раскинув руки, в белом круге фонарного света. Кровь под
ним казалась совершенно черной, и черным делался снег. Но с виду Егорыч был
совсем как живой, только испуганный. И - ни одной царапины на лице.
- Ты чо, Егорыч? - крикнул молодой, вытащив, наконец, "макарова",
механически снимая пистолет с предохранителя. - Ты чего упал-то?
Молодой проследил за взглядом Егорыча. Задрал голову: получалось, что
Егорыч с ужасом рассматривал звездное небо. Но на небе не было ничего
необычного.
- Во, блин! - растерянно сказал молодой, озираясь.
Он озирался, поворачиваясь на месте, вместе с пистолетом. И палец
судорожно прилип к спусковому крючку. Он озирался, и в таком состоянии,
казалось, не мог ни о чем думать. Но на самом деле в голове у него
проносились картины одна за другой: с неба слетел Бэтмен. На полигоне
приземлилась летающая "тарелка", и шустрые зелёные человечки с непомерно
огромными головами и страшным оружием в руках прикончили не успевшего ничего
понять Егорыча и мгновенно улетели. Среди обитавших на полигоне бомжей
появился маньяк. Какой-нибудь новенький из города, выдающий себя за
бездомного: решил спрятаться здесь от правосудия, но не стерпел искушения.
И... И... И что дальше?
Он снова невольно поднял голову. И на этот раз - показалось - увидел.
Какие-то быстрые тени мелькнули над ним, заслоняя звезды. И далекий,
гаснущий в ночи лай послышался на краю небес.
И тут краем глаза возле здания собачника охранник заметил быструю тень.
Он мгновенно повернулся. Но всё было тихо и пусто, и никто не бродил
вокруг собачника с окровавленной лопатой в руке, и никто не прятался в тени.
Молодой сделал несколько шагов. Поднял "макарова", подошел к дверям
собачника, прислушался. Собаки, кажется, тоже беспокоились. Порыкивали -
наверное, во сне.
Всё-таки надо заглянуть, - решил молодой. Откинул крючок, распахнул
дверь. И прямо перед собой увидел желтые янтарные глаза, смеющиеся и
благожелательные. Глаза, которые не обещали ничего дурного. Но в следующий
момент глаза вспыхнули неистовой злобой, и охранник, падая на спину, начал
стрелять. Он палил во что-то мягкое, тяжелое, что придавило его к бетонному
полу. Он палил и пытался вывернуться, сбросить с себя непомерную тяжесть.
Потом раздался хруст, - боли он почти не почувствовал. И глаза, сиявшие
над ним, снова стали благожелательными, как знаменитый ленинский прищур.
Он уже умер, когда рука сама сделала последний выстрел. Но, как и
прежние, выстрел прозвучал глухо, словно из-под подушки, и пуля увязла в
чем-то невероятно плотном и вязком.
Когда охранник перестал биться, Белая подняла голову и, стоя над
трупом, оглядела сбившихся в кучку собак.
Они поняли её безмолвный приказ. Скуля, прижимаясь животами к бетону,
поползли к трупу. И по очереди, страшась и восторгаясь, ткнулись мордами в
горячую пахучую кровь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг