палубах, у входов в лачуги, древних старцев, не обращая внимания на стайки
орущей малышни, которые пускались за ними в погоню, отчего лодки начинали
приплясывать.
Наконец они вошли в тростниковую хижину. На ковре, скрестив ноги, сидел
Маан.
- Я привел тебе того, кому нужен мальчишка, - сказал провожатый.
Маан кивнул стражнику и тот вышел вместе с провожатым. Маан вглядывался
в дервиша; в хижине было полутемно, а дервиш по-прежнему прикрывал лицо.
- Садись, - сказал Маан на языке Равнины. - Ты - один из жрецов?
Дервиш кивнул.
- Тебе нужен мальчишка?
Дервиш снова кивнул.
- И что же ты дашь мне за него?
- Это зависит от того, чего ты хочешь, - свистящим шепотом сказал
дервиш.
Маан ухмыльнулся.
- Эликсир вечной жизни. С гарантией. И золото, которое тоже творит
чудеса.
- Это все?
Маан придвинулся ближе, пытаясь заглянуть дервишу под капюшон:
- Конечно, нет. Еще мне нужен корабль с командой. И тебя - в заложники.
Ты отплывешь вместе с нами, а потом мы расстанемся на одном из островов в
дельте Желтой реки.
- Ты много хочешь... - еще тише проронил дервиш. - Корабль и золото мы
найдем для тебя. И один из жрецов-хранителей поплывет вместе с тобой. Но
эликсир... Его просто не существует.
Маан изменился в лице. Его рука потянулась к мечу, лежавшему у стены,
но он сдержался.
- Ты лжешь, - наконец сказал он. - Я сам видел, как ваши жрецы пьют
какую-то гадость, и потом могут не спать и не есть несколько суток.
- Могут, - согласился дервиш. - А потом умирают.
Маан озадаченно взглянул на него. Подумал.
- Но как же великий жрец? Разве он не бессмертен?
Дервиш как будто вздрогнул, но вместо ответа спросил ровным - и
по-прежнему еле слышным - голосом:
- Скажи, когда и где тебя должен ждать корабль. И сколько мер золота
погрузить в его трюм.
- Сегодня в полночь, в Маларгу. У причала - в этом поселке только один
причал.
- А мальчишка?
- Я приведу мальчишку к причалу. Его отпустят, как только предпоследний
из нас взойдет на корабль. А нас достаточно, чтобы справиться с полусотней
воинов - учти это...
- Хорошо.
Жрец хотел подняться, но Маан крепко схватил его за руку:
- Ты не ответил на мой вопрос!
- Ты тоже! - жрец попытался вскочить и вырвать руку, но у Маана была
железная хватка.
- Знакомый голос, знакомая рука! - Маан широко улыбнулся и рывком
сдернул капюшон. - Ведь я тебя знаю, нуаннийский обман...
Он осекся и ослабил хватку. Дервиш вырвался и вскочил, из-под капюшона
освобожденным потоком хлынул иссиня-черный поток волос. На Маана глянула
страшная маска из черной кожи.
- Ца... Царица Домелла?.. - вскричал Маан.
- Амагда, - поправила она и толкнула Маана в лоб мраморной рукой. Маан
закатил глаза и упал навзничь.
В лачугу вбежал провожатый.
- Разбуди его, - велела Амагда.
Маан поднялся, глядя прямо перед собой застывшим взглядом.
- Веди! - приказала ему Амагда.
Маан твердо шагнул к выходу.
Они вышли втроем; Маан остановился у борта и замахал рукой; вскоре одна
из плавучих хижин, стоявших у другого края канала, сдвинулась с места; на
палубе забегали полуголые люди - слишком крепкие и слишком светлокожие для
нуаннийцев.
Когда лодка подплыла и солдаты подтянули ее баграми, Маан рявкнул:
- Мальчишка!
Из хижины появился воин, державший на руках куклу; но это была не
кукла - стонавший мальчик с кровоподтеком в половину лица, со связанными и
распухшими от узлов ногами.
Маан молча протянул руки, взял мальчика и повернулся к Амагде, все еще
глядя в пространство.
- Возьми мальчика, - сказала Амагда сопровождавшему ее жрецу. - И вели
подогнать быстроходную лодку. Полнолуние еще длится. Но надо спешить.
* * *
Дворец явственно содрогался, как будто был живым существом, - а может
быть, он и был живым: тысячелетним каменным монстром, для которого
столетие - краткий миг.
Дождь погасил пламя снаружи, но внутри, в верхних покоях, он еще
дожирал остатки древнего убранства, а выгоревшие до черноты коридоры были
дотуга набиты смертельным для всего живого дымом.
Аххаг пробрался до потайного входа в стене. Спустился по лестницам,
добрался до края бездны и обессилено опустился на каменный пол в углу, под
лестницей; камень был теплым, почти горячим, и из бездны поднимался пар.
Опустив голову между коленями, Аххаг замер, сберегая остатки сил. Он
знал - даже у бессмертных силы рано или поздно кончаются.
Прошло время, и на лестнице раздались шаги. Аххаг поднял голову. Он
знал, кто это идет, и знал, зачем. Он взглянул в темную пасть бездны -
почувствовал идущий оттуда смрад и чудовищное, почти осязаемое вожделение.
Лестница осветилась мерцающими огоньками: жрецы спускались для
последней жертвы. Впереди шла Амагда с застывшими глазами; капюшон был
полуоторван, и ее смоляные волосы выбились наружу, почти сливаясь с маской.
Позади нее шел жрец; на руках он нес завернутого в серую ткань малыша.
Вот процессия спустилась на нижнюю площадку и окружила черный квадрат;
из бездны донесся чуть слышный, режущий сердце писк. Казалось, пищал
младенец - изголодавшийся, умирающий от жажды и неведомой муки. Жрецы
подняли светильники; Амагде помогли снять маску и она протянула руки над
бездной, вызывая того, кто прятался внизу.
Аххаг закрыл глаза. Шло время, писк делался слышнее и жалобнее; однако
это не был голос Хааха.
Аххаг заставил себя очнуться. И увидел его: бледный тонкий жгут
приподнимался над провалом, тянулся вверх и вбок - к распростертым рукам
Амагды - и не мог дотянуться, опадая вниз.
Он жаждал - но умирал.
Амагда обернулась к жрецу, взяла завернутого мальчишку (мелькнули две
избитые в кровь маленьких ножки) - и протянула Хааху.
Белый жгут вынырнул из тьмы, открыл сморщенный ротик и запищал протяжно
и страшно. Напрягаясь, содрогаясь в конвульсиях, он дотянулся до жертвы - и
в это мгновенье Аххаг рванулся вперед. Он оттолкнул Амагду так, что упала не
только она, но и несколько жрецов; сама Амагда отлетела в дальний угол,
выронив свой сверток. Аххаггид внезапно очнулся, завозился в серых складках
хитона, высунул наружу голову. Он не плакал. Изуродованное, распухшее лицо
ничего не выражало, и только один - не заплывший - глаз открылся
широко-широко.
- Отец! - пролепетал он.
Аххаг не обернулся, но успел кивнуть - до того, как жгут внезапно
оказался в его руках и потащил его вниз.
- Остановите его! - закричала Амагда, но было поздно.
Аххаг упал на колени, сполз к самому краю, не выпуская из рук бледную
химерическую нить, которая пищала и бешено билась, пытаясь вырваться.
Потом раздался грохот: где-то вверху стали рушиться перекрытия.
Заколебалось пламя светильников, один из жрецов крикнул почти торжествующе:
- Последняя жертва принесена!
Остальные жрецы, едва удерживаясь на ногах, хором затянули молитву, но
грохот падающих камней заглушил их голоса.
Бездна вспыхнула кровавым отблеском, и все погрузилось во тьму.
Домелла на ощупь нашла Аххаггида, крепко прижала к груди, и завыла,
пытаясь прикрыть его своим телом - от падавших сверху обломков, от тьмы и от
проснувшегося внезапно в душе всепожирающего ужаса.
* * *
Над дворцом стояло плотное белое облако; на фоне молочного дыма стены
дворца казались черными. Из проломов в стенах вытекала вода, и сам дворец
медленно, почти незаметно для глаза, оседал.
Толпы нуаннийцев, собравшись на краю площади, смотрели, как дрожит и
тонет Царский холм. Обводные каналы выходили из берегов, и вода начинала
просачиваться между камнями, которыми была замощена площадь.
Но из дворца еще выходили какие-то люди. Темные от копоти, иные с
оружием, иные без. Они перебирались по мостам на площадь, а мосты на глазах
сжимались, выгибали спины - и начинали трескаться и осыпаться.
Воины несли носилки. Длинной призрачной вереницей они пересекли
площадь, бредя по неуклонно наступавшей воде. Толпа охнула и побежала в
переулки. Потому что в тот самый миг, когда вереница воинов дошла до края
площади, дворец с пронзительным стоном и скрежетом начал накреняться,
заваливаться набок, как смертельно раненый человек.
Теперь уже не было холма, и дворец оседал прямо в воду. Вздыбилась
волна; она побежала во все стороны, все дальше и дальше, постепенно
захватывая всю неисчислимую сеть каналов и проток.
Грохот прокатился по всем улицам и переулкам великого города; волна
добежала до Желтой реки и сдвинула лодки, выплескиваясь на набережные.
Вторая волна была гораздо сильнее: вода вздулась, лодки-хижины стало
выбрасывать на берег, и вой теперь уже заполнил весь город - от края до
края.
А навстречу бегущим водам и людям, вздымая тучи брызг, в сторону дворца
летели всадники в иссиня-черных пластинчатых панцирях, в шлемах с меховой
опушкой. И они тоже казались призраками, летевшими навстречу собственной
гибели.
* * *
Крисс открыл глаза. Он плыл над толпой, которая вопила и бесновалась;
одни бежали мимо, обгоняя его, другие падали на колени, рвали с себя одежду,
рыдали и расцарапывали лица.
Мимо промчался отряд конных желтолицых всадников. Крисс где-то уже
видел их. Где? В преисподней?..
Он закрыл глаза. Он не хотел больше видеть.
Ничего.
Никогда.
* * *
...Спустя долгую-долгую ночь, уже на рассвете, из раскрытых и
стражниками Северных ворот выехала большая группа всадников. Отъехав до
третьего верстового камня по Дороге Аххага, на пригорке, группа
остановилась.
Женщина на коне повернулась назад. Отсюда город был виден как на
ладони - но он был так огромен, что южная часть тонула во тьме за
горизонтом. Солнце еще не взошло, и серый свет залил громадное скопище
бесформенных домов и домиков внутри циклопической стены; полуразрушенный
дворец жрецов высился над домами черной накренившейся глыбой, готовой,
казалось, вот-вот упасть и покатиться, вдавливая в землю глину и тех, кто
прятался в ней.
На коне перед Айгуз, в специально устроенном маленьком седельце, сидел
Аххаггид Безымянный - в маленькой шапке с лисьими хвостами, с почерневшей
щекой, но с блестевшими от любопытства глазами.
- Мама, мы уезжаем навсегда? - спросил он.
- Да, сын, - ответила Айгуз. - Ты рад?
- У меня болит голова, - ответил малыш, надув губы. - Я устал и хочу
спать. И еще... Очень неудобно сидеть. Высоко. И седло очень твердое...
- Я знаю, - сказала она. - Но ты должен привыкать. Ты - повелитель; а
повелители не ходят пешком.
- Я знаю... - мальчик вздохнул. - А куда мы едем?
- Далеко... Через горы. В Голубые степи. Говорят, они очень красивы,
особенно весной. В степи расцветают красные цветы - много красных цветов.
Красные - на голубом... А сейчас в степи как раз весна.
- Красные - на голубом... - повторил малыш. Он посмотрел на город и
вдруг длинно сплюнул на дорогу. Повернулся к Айгуэ:
- Это такая примета - чтобы вернуться.
Айгуз непонимающе качнула головой.
- Ведь это мой город, - пояснил малыш важно. - Я-то знаю, кому они
подарили бессмертие.
Айгуз снова качнула головой:
- Они?..
- Они. Те, что Сидят у Рва.
Внезапно на северо-западе, в непостижимой дали, стали видны громадные
заснеженные вершины; свет невидимого еще солнца вырисовывал их в темном
небе, окрашивая в нежно-розовый цвет.
Айгуз вздрогнула и вздрогнул Ар-Угай, будто его ударили камчой.
Потому, что это были не горы. Это были Сидящие у Рва. Они, наконец,
обернулись, обернулись впервые за тысячу лет, оторвавшись от созерцания
вечно пылающей бездны.
УШАГАН
Они лежали рядом - два непримиримых врага - на одинаковых соломенных
тюфяках. Сквозь прорехи в крыше сарая светились солнечные струны и кололи им
глаза. За ними ухаживали хозяйские сыновья, и старуха-рабыня, и еще одна
смешливая девчушка - она жила по-соседству.
Хуссараб, тысячник Ар-Угая из урочища Махамбетта, поправлялся быстрее
Ахтага. Он уже садился иногда, и сам ел полбу и пил воду из глиняного
кувшина; Ахтага еще кормили и поили, причем один из сыновей или рабыня
держали ему голову.
Ахтаг иногда проваливался в забытье, а иногда, особенно по ночам, когда
в прорехи заглядывали звезды, приходил в себя, ощущая невыносимую боль в
боку, и другую, еще невыносимее - в сердце.
Он ненавидел храпевшего рядом могучего хуссараба, и негодовал на этих
глупых крестьян, которые лечат его и ухаживают за ним так же, как за
Ахтагом - царским наместником Ушагана. Если бы у него были силы, он
перерезал бы хуссарабу горло. Но сил не было, и, едва попробовав
шевельнуться, Ахтаг снова проваливался в забытье.
А однажды его разбудил смех. Открыв глаза, он увидел, что соседская
девчушка сидит рядом с хуссарабом и хохочет над лошадкой, сплетенной из
длинного пучка перекрученной соломы: лошадка под рукой хуссараба плясала,
вставала на дыбы, и призывно ржала, зовя жеребца.
Ахтагу ударило в голову, и он сумел выговорить - нет, выплюнуть! - одно
только слово:
- Враг!
Девочка, сидевшая к нему спиной, подпрыгнула от неожиданности и
обернулась.
Ахтаг, выгнувшись от боли, выговорил:
- Он враг!..
Она всплеснула руками, засмеялась чему-то и убежала. А через несколько
мгновений в сарай заглянул старик-хозяин.
Он недоверчиво глядел на Ахтага, потом крикнул кому-то во дворе:
- Чего стоишь? Беги за костоправом!.. Очнулся, слава Аххуману!..
* * *
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг