момент ненавидел Аххада. Его озабоченный вид, лысый череп, множество складок
на лбу, его отсыревший плащ, его показная забота о солдатах, - все вызывало
в душе Берсея мутную волну поднимавшейся ярости.
Он вскочил, зажал нос рукой и ринулся за полог, разделявший шатер на
две половины. Он надеялся, что его вырвет, и рвота принесет облегчение. Но
за пологом, над тазом для умывания стоял Аххад. Он стоял к Берсею спиной и
судорожно пытался натянуть на голову подшлемную шапочку.
Кровавая пелена возникла перед глазами Берсея, и он, не думая, ударил
кулаком в шею Аххада. Аххад обернулся с выражением изумления и тут же стал
падать, опрокидывая таз, а следом за Аххадом стал падать Берсей. Он рухнул
со звоном, переворачивая посуду, и тут же опомнился.
Здесь не было Аххада.
Колыхнулся полог, заглянул испуганный Аммар.
- Прочь! - зарычал Берсей, поднимаясь на ноги. Потом передумал:
- Коня мне! Агеме трубить тревогу!..
* * *
Дождь усилился. Берсей ничего не видел ниже гривы своего коня, лишь
слышал тяжелые всхлипывания грязи под копытами. Чуть позади мчались два
ординарца, а дальше - четыре сотни телохранителей, "царской стражи" - агемы.
Путь Берсею указывал Агг, скакавший почти рядом, как бы слегка
приотстав. Размытая дорога вела на северо-запад, почти параллельно течению
Арагемы - реки, в устье которой стоял Каффар.
В сплошном водопаде ливня не было слышно бега четырех сотен коней, и
вокруг не было видно ничего, кроме дальних всполохов молний, которым нечего
было освещать, кроме хлещущих струй. Река повернула на северо-восток и
дорога откачнулась от нее. Мелькнул одинокий фонарь каффарской почтовой
станции и пропал.
Берсея догнал командир агемы низкорослый, широкоплечий Руаб:
- Лошади устали, повелитель! Есть отставшие!..
Берсей не ответил, крепче сжав ногами разгоряченного коня.
Еще раз качнулась дорога, возвращаясь к реке. И тут сквозь приутихший
ливень донеслись звуки, которых давно ожидал Берсей - топот далекой конницы.
Берсей осадил коня, крикнул Аггу:
- Назад! Они впереди!
Тяжелая конница, с трудом преодолевая инерцию, стала останавливаться,
Берсея окружили ординарцы и командиры отрядов агемы.
Телохранители оттеснили Берсея с дороги. Вдоль нее, спешившись, рядами
выстраивались лучники, чуть дальше солдаты стали валить на дорогу деревья,
таскать камни с берега реки и какой-то мусор - все, что попадалось под руку.
И в тот самый момент, когда дождь, приутихший было, ударил с новой
силой, - свершилось. В грохоте копыт потонули вопли тех, кто попал под
стрелы. Темная масса людей и коней, наткнувшись на завал, стала растекаться
в стороны, и тут, в грязи, напарывалась на копья. В дальнейшем все
происходило в молчании - Берсею даже показалось, что он оглох. Началась
всеобщая свалка. Падали кони, летели в грязь всадники, с треском ломались
копья, звенели мечи.
Это продолжалось несколько долгих мгновений; вдруг Берсею что-то
послышалось в звенящей тьме. Он рванулся было вперед, не смог преодолеть
цепь телохранителей и выкрикнул:
- Факела!
Его услышал Аммар, повторил команду. Где-то за краем битвы с шипением
зажглись факела, солдаты прикрывали их от дождевых струй щитами, и все равно
свет их был слишком тусклым. Но и в этом свете Берсей увидел, с кем сражался
на темной дороге. Он привстал на коне, оттолкнул ординарца. Конь понес его к
завалу, туда, где еще не затихла битва.
- Трубить отбой!..
С опозданием взревели трубы, и только тогда разлепились темные мокрые
фигуры коней и людей, и стало ясно, что аххумы бились с аххумами.
Втянув голову в плечи, Берсей дикими глазами глядел на бывших
противников и ничего не понимал. Он ожидал повторения припадка и пригнулся к
луке седла, вцепившись в нее правой рукой, - благо, верный Аммар, всегда
готовый его поддержать, был рядом.
Вспыхивали все новые факела, и хотя дождь все не унимался, стало почти
светло.
Берсей очнулся, когда увидел перед собой Карраха - тысячника, отряд
которого сейчас должен был искать намутцев в лесах севернее Дефа.
Каррах зажимал рукой рану на предплечье, ординарец уже снял с него шлем
и длинные темные волосы намокли от дождя.
- Господин! - прохрипел Каррах, пытаясь выпрямиться в седле. - Мы
поймали лазутчика. И от него узнали, что намутцы готовят ночную атаку на
лагерь. Мы торопились...
Берсей молчал. Он все еще плохо понимал, что происходит. Он видел
Карраха, но ему вдруг показалось, что это - призрак, видение из его
припадков. Потом он оглянулся, увидел Агга, ординарцев и офицеров. Факела
шипели и гасли, но солдаты разжигали новые. Наконец он пришел в себя.
- Завтра расскажешь все.
Повернулся к Аммару:
- Пусть займутся ранеными.
* * *
Лазутчик, о котором сказал Каррах, не был намутцем. Его выдавал не
только выговор, но и внешний облик - слишком утонченный для грубых
разбойников-горцев. После первых же слов Берсей перешел на киаттский язык -
и не ошибся. Лазутчик вздрогнул, остатки выдержки покинули его. Взгляд
метнулся по сторонам и тихо-тихо он произнес по-киаттски, глядя себе под
ноги:
- Полководец, прикажи, чтобы нас оставили одних. Я расскажу тебе все,
что знаю и видел.
Берсей уже готов был ответить грубостью, но взглянул на Аххада,
напряженно прислушивавшегося к разговору, на верного Аммара, на тысячников,
которые тоже могли быть верными, а могли...
Тяжелое слово "предательство" возникло перед его мысленным взором как
грозовая туча, которая превращает день в ночь.
- Пусть нас оставят все, кроме писца. Аххад, ты узнаешь обо всем, что
скажет этот человек. А сейчас - прости, мы останемся с глазу на глаз.
Аххад не вышел - выскочил из шатра, лысина его горела от унижения.
- Сядь, - сказал Берсей. - Сядь и говори. С самого начала.
Рыжебородый киаттец - кажется, бороду он отращивал специально для того,
чтобы сойти за намутца, - осторожно присел напротив Берсея и, не отрывая
глаз от узора на ковре, глухим голосом начала:
- Меня зовут Суальт из дома Уальтов. Вся моя семья занималась лекарским
искусством, мы жили на берегу озера Малатто, в маленьком зеленом городке.
Потом началась война. Вы, аххумы, умели воевать лучше нас. Видишь мои руки?
Эти руки умели лечить, а не убивать. Но когда пришли аххумы, они убили всю
мою семью, всех детей, всех стариков. А меня в рабском ошейнике повели на
войну, чтобы я лечил раны ваших воинов. Нас было много в войске Аххага.
Лекари и писцы, изготовители мечей и шлемов, учителя и даже ученые. Мы не
умели воевать, но не хотели делиться с вами нашими знаниями. Кое-кто,
получив видимость свободы, объединился в тайный союз. Я был среди них, как и
многие приближенные великого царя. Мы искали союзника и нашли его.
- Алабарский волк... - сказал Берсей.
- Алабарские волки, - поправил Суальт. - Неужели ты думаешь,
полководец, что один Эдарк мог бы с горсткой разбойников остановить армию?..
Берсей закрыл глаза. Покачнулся.
- Вы не остановили армию, - тяжело и раздельно возразил он.
- Мы остановили ее, - не повышая голоса сказал Суальт. - Дальше Нуанны
аххумы не прошли. Нгар разгромлен в Данахе. Гарран, прозванный Счастливым,
потерял флот и отправился за своим неведомым аххумским счастьем. Музаггар
сейчас на пути в Аххум, но что это за путь? Путь по кровавым следам
Аххага...
Суальт метнул взгляд на Берсея. Тот молчал. Лишь взглянул на писца,
сидевшего, раскрыв рот: писец был аххумом, и не понимал странной киаттской
речи. Значит, Аххад ничего не прочтет...
- Теперь ты скажешь, рыжебородый пес, кто остановил меня? - голос
Берсея не был угрожающим, скорее - спокойным и уставшим, как голос
измученного бесконечным повторением слогов учителя.
Киаттец поежился под его взглядом.
- Нет, еще не остановил. Но уже задержал. Это не киаттцы, полководец. И
не только разбойники-намутцы... О, это настоящие плотоядные звери, и давно
уже мне хотелось оставить их вместе с их предводителями-волками...
- Тогда кто же? Эдарк, а кто еще? Бывшие рабы, которых мы освободили на
невольничьих рынках Арроля?
- Ты думаешь, Эдарк один?.. Их много, называющих себя Эдарками. Их
много - тех, что крались за аххумской армией как волки. Среди них есть
киаттцы, есть арлийцы, таосцы и данахцы. И в этой армии не только намутцы,
полководец. Все народы, которые пролили целые моря крови из-за жестокости
Аххага...
Берсей вскочил, и киаттец отшатнулся в испуге.
- Договаривай! - прорычал Берсей. - Значит, и аххумы есть среди них?
Белый как полотно киаттец лишь судорожно кивнул. Рука Берсея сжала его
горло.
- Назови имена!
И, повернувшись к перепуганному писцу, рявкнул:
- Прочь из шатра!
Писец исчез.
- Я назову... Я назову всех, кого знаю. Но знаю я немногих... -
прохрипел киаттец.
Берсей совсем низко склонился к его рыжей бороде, чтобы не слухом -
глазами, по движениям губ, понять и запомнить.
- Главное имя, собака... Назови мне имя главного предателя! - прошептал
он.
И когда киаттец беззвучно шевельнул губами, Берсей отпрянул. Густая
вонь гнили ударила ему в нос и он, побелев, без сил опустился на ложе.
- Ты лжешь, - наконец выговорил он.
* * *
Когда Аммар вошел в шатер, он увидел бездыханное тело киаттца. Сам
Берсей угрюмо возлежал на ложе.
- Тело вывезти за ворота, закопать... - Берсей поморщился, - Закопать
тихо и без свидетелей.
Ближе к ночи небо прояснилось, дождь перестал. Когда взошла луна и
лагерь уснул крепким солдатским сном, в шатер темника был вызван командир
агемы, коренастый ветеран Руаб.
- Возьми и прочти, - Берсей протянул командиру клочок пергамента. -
Запомнил имена?
- Да.
- Все запомнил?
- Да.
Берсей взял пергамент и бросил его в жаровню.
- Всех этих изменников ты должен арестовать до рассвета. При
сопротивлении - убить. Остальных - в гарнизонную темницу до особого
распоряжения.
Когда командир вышел, Берсей обхватил голову руками. Припадок давно уже
начался, и лишь нечеловеческим напряжением воли Берсей сдерживал себя. Ему
казалось, что глаза вот-вот вылезут из орбит, и череп расколется, и тогда в
шатре станет темно от тысячи черных птиц.
Но он дождался, пока пергамент не превратился в горсть золы, и только
потом слабеющей рукой налил в кубок вина и добавил в него опиума.
Выпил залпом. Стальные клещи, пытавшиеся раздавить голову, ослабили
хватку. Берсей задумчиво глядел в жаровню. Уже и пепел пергамента
рассыпался, но он все же поворошил остывающие угли.
Список предателей все еще стоял у него перед глазами, хотя глаза и
слипались от принятого лекарства. Первым в списке значился Аххад. Хотя
киаттец не назвал его имени. Аххад должен умереть. Не только потому, что мог
предать, но и потому, что он слишком приметлив, потому, что никто не должен
знать, куда идет Берсей.
В сожженном списке не было никого из тех, чьи имена прозвучали.
Наоборот: Берсей вписал в него тех, кого не назвал киаттец.
Сон освежит и ободрит, и завтра... завтра... Берсей повалился на ложе
как был - в плаще и в сапогах, - закрыл глаза. Боль, слава Аххуману,
отступила. Завтра мы продолжим наш путь. Пора вырваться из этого
заколдованного круга.
Только призрак сможет опередить призрака.
* * *
На исходе второй стражи Берсей очнулся и поднялся на ноги. Прислушался.
Все было тихо. Даже Аммар спал, свернувшись клубочком на своей подстилке за
пологом.
Берсей натянул сапоги, завернулся в плащ и выскользнул из шатра.
Два стражника, очнувшись от дремы, повернулись к нему. Берсей молча и
строго приложил палец к губам. В разорванные тучи выглянула луна и жест
Берсея был хорошо понят.
Темник пошел вдоль шатра, обогнул его... Там, у служебной половины,
тоже была стража - но стражники крепко спали, присев на корточки и
прислонившись к стене.
Пригибаясь, чтобы не попасть в поле зрения караулов у костров, Берсей
быстро зашагал к северным воротам лагеря. Они охранялись лучше южных, но ими
пользовались значительно реже.
У палаток караульных частей зашевелились: третья стража готовилась
сменить вторую. Берсею удалось незамеченным пройти до самых ворот. Здесь он
перестал горбиться и открыто вышел на дорогу.
- Стоять! - раздался окрик.
Берсей остановился, подождал, пока три солдата с факелами во главе с
начальником караула не подойдут ближе.
Свет факелов упал на его лицо.
- Темник Берсей? - удивленно прошептал офицер.
- Да, - сказал Берсей. - Можешь потрогать меня...
Офицер не двинулся с места. Тогда Берсей приказал:
- Открой ворота.
Офицер повернулся было к страже и вдруг передумал.
- В чем дело? - нетерпеливо спросил Берсей.
- Я не могу этого сделать без приказа тысячника Угра...
- Моего приказа тебе недостаточно?
- Недостаточно, темник. Разве ты не знаешь устава?..
- Сейчас не время уставов. Если ты не подчинишься, я прикажу арестовать
тебя и казнить, как изменника...
Берсей замолчал. На дороге послышался топот, и через минуту рядом с
Берсеем спрыгнул с коня Аммар.
- Повелитель, я здесь!
Берсей долго, молча смотрел на него. Потом вздохнул.
- Все в порядке, Аммар. - Повернулся к офицеру стражи: - Ты молодец. Я
прикажу поощрить тебя. Поступай так и впредь.
Он развернулся и пошел к центру лагеря, к своему шатру.
ДОЛИНА ТОБАРРЫ
По всей Великой Голубой Степи пылали костры. Говорили большие круглые
барабаны-наккары: глухие удары, то частые, то редкие, неслись от стойбища к
стойбищу. Наккары призывали хуссарабов в поход.
Вся степь пришла в движение. Поднимались многочисленные роды, и
движение, начатое несколько месяцев назад, увлекало по дороге на юг все
новые и новые орды.
По широкой долине Тобарры, прорезавшей весь материк с севера на юг,
скрипели повозки, медленно двигались неисчислимые табуны невысоких северных
лошадей; с глухим гулом проносились военные отряды. Селенья, встречавшиеся
на пути, предавались огню.
Поток заполнял всю гигантскую долину и растекался в стороны, по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг