Теперь не было ни того, ни другого: только толстый слой трухи с
омерзительным запахом гнили и крысиных испражнений. Гарран оторвал от хитона
кусок материи и завязал нос и рот.
Много времени прошло, когда он вышел из хранилища и почувствовал под
ногами осклизлые каменные ступени, которые вели вниз.
И еще долго-долго он спускался по лестнице, пробирался какими-то
переходами, протискивался в щели. Света больше не было; казалось, Гарран
спустился во чрево самого острова.
Он присаживался отдохнуть, расшнуровывал солдатские сапоги и разминал
сбитые ноги. Потом вставал и продолжал свой путь в непроглядном подземном
мраке.
Наконец он ощутил, что в подземелье стало теплее, а потом где-то
впереди засиял зеленоватый мертвящий свет. Он оказался перед огромным
камнем, абсолютно гладким и ребристым, как ограненный чудовищный бриллиант.
Из-за камня струилось сияние, и Гарран уперся в камень руками.
Наверное, он очень ослабел, потому что затратил много времени на то,
чтобы сдвинуть монолит с места. И тотчас же его ослепил зеленоватый свет, и
задрожали каменные своды от нечеловеческого голоса:
- Я знал, что ты придешь, Гарран-мореход... Добро пожаловать в царство
Последней Богини!
Гарран, превозмогая боль, приоткрыл глаза. Перед ним, заслоняя вход
куда-то, откуда лился яркий свет, стоял великан в королевском шлеме, в
пурпурном плаще с серебряной каймой, и в литой бронзовой маске, закрывавшей
лицо.
- Хаонт... - прошептал Гарран и едва удержался на ногах. Хаонт
поддержал его под локоть: рука, казалось, тоже была сделана из литой бронзы.
- Я проведу тебя в царство мертвых, в царство Последней Богини, -
пророкотал тяжкий голос короля. - Но обещай, что выполнишь мою просьбу:
возьмешь меня на корабль и доставишь на остров счастливых, райский остров
забвения - Нильгуам. Триста долгих лет я ждал этого часа. Триста лет правил
крысами и шакалами, и жаждал покоя... Последняя богиня отвергла меня...
- Я доставлю тебя... куда скажешь... - едва ворочая потрескавшимся
языком, ощущая вкус крови, выговорил Гарран. - Но и ты обещай мне... вернуть
моих товарищей... Тех, за кого я в ответе перед отцом-Аххуманом.
Великан помолчал, потом качнул чудовищной короной-осьминогом.
- Все во власти Последней Богини. Проси у нее. Я здесь лишь пленник...
Он сделал шаг в сторону, оставив Гаррана один на один с ослепительным
светом...
* * *
Два мертвых великана в бронзовых шлемах - оба на голову выше Гаррана -
встретили его у каменной арки прохода, из которого бил слепящий поток света.
Один из них протянул руку в немом приказе. Гарран развязал и подал ему
кусок ткани с лица. Потом протянул руку другой. Гарран снял и отдал пояс с
кинжалом. Потом его заставили снять сапоги. Потом одежду. Потом придирчиво
осмотрели его, кивнули и отступили в стороны.
- Иди и не бойся, - прогудел за спиной Хаонт. - Я буду рядом.
И тут же Гарран почувствовал предательский жалящий укол под лопатку,
нанесенный, кажется, его же собственным кинжалом.
Гарран застонал, стал падать вперед, на прозрачный пол из зеленоватого
стекла. Он не успел почувствовать удара, не успел ощутить твердость и холод
стекла. Он умер.
* * *
А потом он открыл глаза. Он лежал лицом вверх, над ним высоко-высоко
светился зеленоватый прозрачный потолок, сквозь который проникал рассеянный,
но яркий свет. А потом что-то волнующее, мягкое коснулось его лица. Это были
волосы - прядь завитых иссиня-черных волос, от которых исходил запах
божественной женской плоти. Он ощутил прикосновение влажных ласковых губ - к
груди, к животу, и сердце его замерло от неземного наслаждения.
Он закрыл глаза, боясь, что сердце вот-вот разорвется от сладости и
печали, но прекрасный глубокий голос вернул его к действительности:
- Привет тебе, Гарран-мореход, добровольно пришедший к нам. Почему ты
лежишь, как раб? Взгляни на меня.
Он взглянул и увидел то, что и ожидал увидеть - женщину, каких не
бывает и не должно быть на свете. Чернокудрая богиня с белой светящейся
кожей стояла над ним и улыбалась.
- Встань. Поприветствуй свою единственную, Первую и Последнюю богиню.
Гарран перевернулся на живот, поднялся на колени и поцеловал ноги,
прекрасней которых он не видел. Легкая рука погладила его голову и Гарран
ощутил на губах вкус собственных слез. Он знал, что богиню нельзя любить, он
знал, что еще жив, и допущен в эти чертоги смерти лишь по счастливой
случайности.
- Богиня... - проговорил он.
- Последняя богиня, - легко поправила она, хотя в голосе чувствовалась
непререкаемая властность. - Первая и Последняя, мореход.
- Богиня, ты прекрасна...
- Ты не первый, кто говорит мне об этом... Видишь всех этих, стоящих
вокруг? Они целыми днями твердят мне, что я прекрасна, что готовы отдать мне
самое дорогое... Но, увы, самое дорогое, что у них было, они уже отдали, и
теперь мне не интересны. Они и не знали, что есть что-то, что в тысячу раз
дороже их жалких, ничтожных жизней, в которых было лишь обжорство, пьянство,
разврат.
В толпе мужчин - самых разных, юных и пожилых, прекрасных и
безобразных, - стоявших в отдалении, пронесся тихий скорбный вздох.
- Что самое дорогое, храбрец? - спросила богиня, повернувшись к толпе.
Тот, с кем она встретилась глазами, прошелестел:
- Жизнь...
Чернокудрая богиня повернулась к Гаррану.
- Вот видишь. Ты тоже так думаешь, мореход?
Не дождавшись ответа, она снова обратилась к толпе.
- Так что же самое дорогое на свете? Скажи ты!
И Гарран вдруг увидел Храма - бледного, с неземным, безжизненным
взглядом. Храм вскинул голову и прошептал:
- Верность...
Богиня нахмурилась. Она ожидала другого ответа.
- А ты что скажешь?
Мрачный воин с лицом, обезображенным шрамами, лохматый, как пес,
ответил, преданно глядя на нее:
- Любовь. Любовь к тебе, богиня...
- Не может быть любви к смерти, глупец! - выкрикнула она. - Уходи! Я не
хочу тебя видеть.
Воин жалко затряс кудлатой головой, бормоча: "Нет, только не это... Не
прогоняй меня, прекраснейшая, Первая и Последняя...". Он бормотал и уходил
спиной вперед, не двигая ни руками, ни ногами - бесшумно и быстро, как
бесплотная тень. Наверное, он и был всего лишь бесплотной тенью - как и
остальные, заполнившие этот огромный - до горизонта - зал.
- Смелость! - выкрикнул другой, и богиня рассмеялась.
- Долг!
- Слава!..
- Богатство!..
Богиня смеялась и мановением руки удаляла несчастливцев.
И внезапно где-то рядом прошелестело:
- Жалость...
В наступившей тишине темнокудрая богиня повернулась к Гаррану -
взметнулись волосы, как ночной ветер, приоткрыв белоснежные плечи.
- Ты сказал - жалость?
Гарран поднял невесомую руку, вытер запекшийся рот и тихо повторил:
- Да. Милосердие. Сострадание. Жалость. Нет ничего дороже для смертного
человека...
Лицо богини потемнело.
- Посмотри сюда. Видишь?
Она показала на группу людей с синими обезображенными лицами.
- Это убийцы. Подлые наемные убийцы, убивавшие из-за угла. Они тоже
достойны жалости?..
Гарран молчал.
- А вот эти, запятнавшие себя самым страшным преступлением -
матереубийцы, - они тоже вызывают у тебя сострадание?.. Но пойдем - в том
зале духи женщин, и ты увидишь среди них чудовищ, поедавших собственных
младенцев...
- И они тоже, - твердо ответил Гарран и взглянул богине прямо в глаза.
- А знаешь, - богиня наклонила голову набок. - Пожалуй, я оставлю тебя
здесь и сделаю своим рабом... Об этом мечтают все мужчины моего царства. Или
нет. Я позволю тебе ласкать меня. Ты будешь моим любовником. Будешь целовать
мою грудь и рассказывать мне о жалости и сострадании...
- Прости, Последняя Богиня. Я не смогу этого сделать, - Гарран снова
опустился на колени. - Мое сердце принадлежит тем, кому я сострадаю. А ты...
Ты, быть может, единственная на свете, кто не нуждается в жалости... Может
быть, потому-то ты и богиня...
- Лжец! - Богиня повысила голос, который как волной отшвырнул от них
плотную толпу воздыхателей. - Ты говоришь о сострадании, и смеешь судить,
кто его достоин, а кто - нет? Зачем же нужно такое сострадание?.. Ты дважды
лжец - ты воин, и немало крови пролил в своих походах. Ради чего? Только
ради богатства и славы?.. Так знай, что ты и есть тот единственный, кто не
достоин ни жалости, ни сострадания. Прощай!
Она отвернулась, тяжело вздохнул позади мертвый король, и тогда Гарран
обнял ноги богини, готовой уйти.
- Да, я лжец и убийца. Мне нравится воевать и управлять кораблями. Да,
ради славы отправился я в этот поход, ради того, чтобы потомки помнили обо
мне и поклонялись мне, как герою... Но я живой человек, Богиня. Я ошибаюсь.
Поднимаюсь и падаю. И все-таки верю, что пока милосердие правит миром - мир
не погибнет, как погиб этот несчастный остров, где не умели щадить
побежденных.
Гнев погас в глазах богини.
- Ты прав в одном, мореход: ты все еще жив. Напрасно я разрешила
привести тебя сюда. Возвращайся. Продолжай свой путь. И жалей не только
слабых, но и сильных. Высшее милосердие не делит людей на слабых и сильных,
и даже - на живых и на мертвых... Встань.
Гарран поднялся.
- Вот часы. Пока течет песок, ты можешь поискать здесь, в моем царстве,
своих павших товарищей и вернуть им жизнь. Но помни, что песок течет так же
быстро и неумолимо, как время, а мое царство значительно больше вашего мира
живых... Если ты не успеешь выйти до того, как истечет отпущенный тебе
срок - ты останешься здесь навсегда.
- Богиня! - прогудел из-за спины Гаррана мертвый король. - Ты знаешь,
что нет мне места ни в мире мертвых, ни в мире живых. Отпусти меня...
Богиня пожала одним плечом.
- Гордец и безумец! Ты снова здесь? Наверное, ты готов теперь к любой
искупительной жертве?..
Заскрежетали латы: мертвый король покачнулся.
- Неужели мала жертва, богиня? Триста лет отчаяния...
- Я вижу, - нетерпеливо перебила богиня, - что триста лет отчаяния
ничему тебя не научили! Ты давно уже мертв. Что тебе еще нужно?
- Покоя... - прогудел король.
- Тогда сними маску и оставайся здесь, в мире теней и вздохов.
- Я не могу ее снять. Это только в твоей власти.
- В моей власти? Наконец-то я слышу разумные слова от последнего короля
давно уже мертвой страны! Тогда искупи свою вину. Милосердный мореход
поможет тебе...
Она взглянула на Гаррана:
- Ведь ты милосерден? Так сжалься над ним! Убей его, если сможешь!..
* * *
Гарран лихорадочно вглядывался в лица мелькавших перед ним бесплотных
людей. Позади громко топал, вздымая серую пыль, мертвый король Муллагонга.
Гарран уже отыскал Храма и Эхнара, который и в смерти оставался безумным,
потом Абаха, но песок тек быстро и неумолимо, и уже Хаонт гудел за спиной,
что пора возвращаться, иначе можно навечно остаться в царстве Последней
Богини.
И вдруг Гарран увидел Хаббаха. У него была огромная рана на животе -
кровь вытекла, и рана казалась распустившимся бледным цветком.
- Хаббах? Почему ты здесь, а не на корабле?
- Измена, - мучительно кривя губы ответил капитан. - Воины подняли
мятеж. Меня зарезал десятник Хаммух. И Эммаха убили...
Гарран не дослушал и устремился дальше. За ним следовал Хаонт, а за
Хаонтом - тени убитых моряков.
Он увидел бледное лицо Ом Эро и увлек его за собой. И кого-то еще, и
еще, он уже не различал лиц и бежал к выходу, стараясь вывести как можно
больше людей, - уже неважно, кого именно, и за ним устремлялись тени
темнокожих невольников из Джайи, и светлобородых наемников из Тсура, и
желтолицые соотечественники Ом Эро... А песочная нить в часах, зажатых в его
кулаке, стремительно истончалась. И свет вокруг начал меркнуть, и люди,
казавшиеся живыми, превращались сначала в безобразные раздутые трупы, а
потом в скелеты в истлевших лохмотьях, и смрад гибели и небытия ударил в нос
Гаррану.
Последние песчинки скользнули вниз, и тотчас длинная костлявая рука
протянулась откуда-то сбоку и вцепилась в часы. Гарран взглянул, не выпуская
их: рука принадлежала безобразному существу, полуразложившейся женщине с
темными волосами до пола, с провалившимися глазницами и оскалом остатков
зубов.
Гарран в страхе схватил часы обеими руками и попытался вывернуть их из
когтистой лапы.
- Где выход? Где выход, Хаонт? - крикнул он.
Великан развернул его за плечи и толкнул в спину и в этот самый миг
часы взорвались, брызнув стеклом. Страшно заревела богиня за его спиной, и
завыли миллионы плененных ею. Из треснувшего потолка зеленым потоком рухнула
вода, мгновенно вспенившись, подняла Гаррана и швырнула во тьму.
* * *
Он очнулся, когда его несли по темным туннелям лабиринта к выходу на
поверхность. Мертвый король хорошо знал дорогу.
Невидимые призраки с каждым шагом обретали плоть: шаги звучали
увереннее, и даже слышались голоса, окликавшие друг друга.
Они выбрались на поверхность, когда кровавый закат залил гавань. Кровь,
казалось, была повсюду - на камнях и траве, на тропе, которая вела к берегу.
И "Альбатрос" тоже был залит кровью.
Когда на корабле заметили плот с ожившими мертвецами, медленно
двигавшийся по кровавой глади воды, началась паника. Гаррану не пришлось
наводить порядок: к тому времени, когда он поднялся на борт, зачинщики
мятежа, связанные и уложенные на палубе, покорно ожидали своей участи.
- Они останутся здесь, на острове, - сказал Гарран. - На плот их, к
берегу!
Мятежники полетели за борт, плот оттолкнули от корабля, а Гарран
приказал немедленно выбрать якоря.
Было безветренно, и гребцы взялись за весла. "Альбатрос" медленно
развернулся носом к выходу из гавани.
Между тем снизу, из самых глубин ада, послышался нарастающий гул.
Кажется, приближалось землетрясение, и вскоре вода в бухте стала закипать и
подниматься стеной. Первая и Последняя рвалась на поверхность, вдогонку за
беглецами.
- Быстрее, быстрее! - кричал Гарран и сам Хаббах схватился за весло.
Скалы дрожали. Трещина пробежала по крепостной стене и закачался один
из бастионов, готовый опрокинуться в кипящую воду.
Волна ударила в берег и повернула обратно. "Альбатрос" оказался на ее
гребне, но благодаря искусству Эммаха развернулся и понесся прямо в пролив.
Зацепив реями скалу, он снова стал разворачиваться. Затрещало дерево и
завопили моряки: весла ломались о камни и калечили гребцов. Несколько
мгновений казалось, что корабль, поднятый едва не к вершине утеса, ухнет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг