кооперативной лавке крестьяне оставляли свои последние песо, но чаще
продавали самих себя, покупая в кредит товары. Они брали текилу, кактусовую
водку, а их жены и дети несли последнее на кока-колу, ломкие безделушки и
кино - его крутил через день хозяин кооператива в "библиотеке", небольшом
читальном зале, построенном из стекла святыми отцами - на те же мозольные
песо прихожан...
Прячась за деревьями, я спустился на главную улицу, чтобы побыть еще в
церкви, - боль оросила душу, я не мог не уступить ей.
В этот час люди уже разошлись на поля или хлопотали в домах - никто не
должен был интересоваться мною. Так мне казалось. Вот и кургузая
деревенская площадь с ветхой школой и пыльной баскетбольной площадкой, вот
окруженный акациями старинный колодец, откуда давно ушла вода, вот
стеклянная "библиотека" с сотней затрепанных детективов, - в них к полудню,
обливаясь от пота, будет копаться жирный полудурок Франсиско...
А вот и церковь. У притвора горшки с орхидеями - обычай, соблюдаемый
только в нашей деревне.
Скрипнула высокая дверь. Прохлада и тишина окружили меня цепкой
лаской, выжимающей слезы. Впереди мерцали две свечи, полукруглые своды
потолка тонули во мраке. Я положил монету, зажег свою свечу и поставил ее
перед иконой Святой Девы, по-крестьянски державшей в шерстяном
платке-ребосо своего младенца, будущего Спасителя...
Летиции нравилась эта икона. Ее подарил приходу бродячий богомолец из
Чильпансинго, что в штате Герреро. Икона пришлась всем по душе, хотя никто
не признал за ней чудодейственной силы.
Возле свечи аккуратно пристроил букетик из белых и желтых ромашек.
"Если есть бог, - сказал я себе, - он не оставит милостью Летицию..."
С прошлым было покончено. Обогнув церковь, я примерился взобраться на
холм, чтобы спуститься затем на дорогу своей смерти самым коротким путем -
мимо полей.
Но я ошибся, полагая, что никому до меня нет дела. Сразу за
апельсиновой рощей меня подстерегали четверо - хозяин скупочного
кооператива Цезарь Говеда и с ним трое незнакомых мне кабальеро, метисы,
конечно же, вооруженные, - они смотрели нагло, не вынимая рук из карманов.
Все трое были в щегольских напускных рубахах-гуявера, в джинсах и
одинаковых сомбреро с серебряными звездами по полю. В стороне я заметил
спортивную машину. Тяжелая утренняя пыль еще золотилась возле нее в лучах
солнца.
Место было глухое - сюда редко наведывались крестьяне, и даже скот не
забредал.
- Что ты надумал, Игнасио? - хрипло выкрикнул Говеда, подняв руку и
требуя, чтобы я остановился.
Усы его над верхнею губой зло топорщились, в черных глазах терялись
зрачки, на белках пучились кровавые жилки - бык, выпущенный на арену...
Говеда чуть покачивался с носков на пятки в дорогих кожаных туфлях.
Каблуки были высокими, и тучный Говеда казался крепышом.
Я мог бы сбить его ударом в живот. Пожалуй, мог бы бросить на землю
еще одного или даже двух наемников, привезенных со стороны, но все равно с
четырьмя мне было не управиться. Они это понимали.
И все же я предпочел бы умереть, но не уступить.
- Где Чико? - спросил я в свой черед сеньора Говеду. - Где твой сын,
паршивый трус, не пришедший даже на похороны Летиции?
- Не твое это дело, - сморщился Говеда. - Отвечай лучше, что ты
надумал?..
Что я надумал?..
Меня попросили перегнать скот, и я уехал на высокогорное пастбище близ
перевала Сан-Педро. Там, среди сизых скал и нежной зелени парамос, меня
настигла весть, что семейство Говеда все-таки купило согласие престарелого
Карлоса Мендозы на брак его дочери Летиции и Чико. Летиция пыталась
скрыться, но ее схватили и силой увезли в усадьбу Говеды. Она не хотела
покориться сумасбродной воле отца и домогательствам Чико, и тогда негодяй
решил добиться покорности девушки позором, - грязный, шелудивый поросенок,
ничего не знавший о святости чужой души.
По словам человека, принесшего страшное известие, безумец сделал свое
дело, связав Летицию ремнями с помощью слуг отца. И Летиция вдруг
успокоилась и даже будто бы пообещала что-то этому Чико при условии, если
он в течение часа скупит у жителей деревни и принесет ей в подарок три
золотых кольца. Чико снял с нее путы, запер в спальне и бросился выполнять
желание, не вникнув в его горький смысл. Чико полагался при этом,
разумеется, на мошну своего отца.
Когда сияющий торгаш открыл спальню, Летиция уже не дышала. Она
повесилась, сладив петлю из полос разорванной своей сорочки...
- Так что же ты надумал? - повторил сеньор Говеда. - Знай, закон на
моей стороне, я не допущу мести!..
- Я не дам тебе и твоему сыну такой чести, - оборвал я Говеду. - Я
уезжаю отсюда. И вовсе не потому, что ты заплатил сеньору Мендозе, который
смертельно болен и не владеет собой. Летиция - моя маньяна, моя девушка, и
она осталась моей, а что сотворил твой сын и ты - дело вашей совести и
божьего суда...
И отодвинув плечом Говеду, сжавшись, как пружина, и делая вид, что мне
вовсе наплевать на вооруженных кабальеро, вот-вот готовых наброситься на
меня, я медленно пошел своей дорогой. Не торопясь взобрался на холм и
только тогда обернулся и бросил последний взгляд на деревню. Она вся лежала
передо мною в чаше долины, и петухи в эту минуту перекликались надрывно и с
переливами, - в их голосах мне слышалась моя тоска...
Нет, я не плакал, зачем-то торопясь к нижней дороге, где трижды в
сутки проходили рейсовые автобусы. Я спрашивал солнце, небо и землю, по
которой ступал, почему законы оплачиваются кровью и мукой честных людей, а
пользуются законами негодяи, сидящие на чужих спинах?..
Я не ел с того самого часа, как узнал о смерти Летиции. И вот я сел на
камень и раскрыл свою сумку. В чистом платке я нашел несколько кукурузных
лепешек, выжаренные до сухости шкварки и стручок горького перца - любимую
еду моего отца. С каким умыслом приготовила ее мне на дорогу Мария?
Я жевал свою последнюю пищу и пил из бутылки последнюю живую воду, -
вот-вот должен был показаться мой катафалк.
Совсем неподалеку, - так, в километре от меня, - работали на полях
крестьяне, жители моей деревни. Мне так хотелось побежать к ним, остаться с
ними! Но это было невозможно: мертвым нет места среди живых...
Мертвым? Отчего же мертвым? Сколько столетий отделило живых от
мертвых?
Столетие на торговых судах подставной компании, использовавшей
аргентинский флаг.
Столетие на острове Атенаита.
Десять столетий в пещерах после взрыва...
- Смотрите-ка, - сказал, опираясь на свою мотыгу, совсем взрослый
мужчина в красной майке. Его звали Рафаэль. - Вот тот седой старик, что
стоит на дороге, очень похож на моего родного дядю, каким я помню его по
фотографии. Неужели он все-таки вернулся в Кампо Лердо?..
Слезы памяти - тоже слезы. Ты, Игнасио, не имеешь на них права,
никакого права. Ты должен жить, ты будешь жить, ты никогда не умрешь,
потому что отныне знаешь, в чем она - правда!..
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 29.10.2003 20:57
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг