Черт возьми, не за тем же я забирался в эту дыру, чтобы дрожать за
свою шкуру!
Исчезновение тела Фэнча аборигены толкуют как знак ненависти духов к
иностранцам. Конечно, иностранцы, монополизировав на острове торговлю,
порядком насолили местным жителям и порядком пограбили их, так что рано или
поздно дойдет до прямых столкновений.
Утверждают, будто мертвеца похитили партизаны. Мура собачья. Я так и
сказал сегодня Куицану, к которому перешел универсальный магазин: "Зачем
партизанам тело вашего родственника? Вот если бы они рассчитывали на
крупные денежки!" - "А зачем им денежки?" - расстелил улыбку Куицан. "Как?
- сказал я. - Если они всерьез задумали мятежить, им не обойтись без
оружия..."
Да, это достойная цель - написать о жизни островитян так, чтобы
мировая общественность обратила внимание на их проблемы. Книга об Атенаите
будет лучшей из моих книг - она послужит спасению неповторимой человеческой
природы.
Впервые после разлуки с Анной-Марией я почувствовал, что мои дни еще
могут наполниться смыслом, и был благодарен Такибае, твердо порешив,
однако, что не стану навязываться ему в друзья или набиваться в советчики.
Люди, облеченные большой властью, никогда не вызывали во мне симпатии - тут
срабатывало какое-то инстинктивное чутье...
Я не теряю времени даром - изучаю улочки Куале, растянувшегося вдоль
залива, давшего имя столице. Северовосточные холмистые берега - это почти
непроходимые джунгли. Напротив, южный берег болотист. В низовьях Покори,
главной реки острова, водятся крокодилы, там же, среди душных, смрадных
болот благоденствует малярийный комар. Меры по его уничтожению, принятые
британской администрацией до независимости, не дали результатов. С помощью
ДДТ, опасный характер которого никого всерьез не трогал, комар был
наполовину истреблен в деревнях на побережье, но болота Покори, источник
малярии и коварной слоновой болезни, остались непотревоженными...
Удобство заливу Куале придает запирающий его почти целиком островок
вулканического происхождения. Он необитаем из-за отвесных скал и рифов,
нигде не позволяющих удобно пристать к берегу. Зато островок облюбовали
птицы - оттого он и называется Бёрдхоум. Правительство планирует построить
там маяк или тюрьму, но, кажется, не будет сделано ни того, ни другого. К
острову боятся подходить даже опытные мореходы. Приливы и отливы тут трудно
поддаются прогнозированию. Когда движутся огромные массы воды, возле
островка Бёрдхоум возникают мощные течения. По преданьям, на дне залива
покоится не менее трех десятков кораблей. Первооткрыватель Соломоновых
островов Меданья де Нейра, племянник перуанского вице-короля, побывавший
здесь в 1567 году и оставивший, как и повсюду, трупы несчастных аборигенов
и сифилис, расстался у входа в залив с лучшим своим кораблем: буквально на
его глазах трехмачтовый галион подхватило подводным течением и швырнуло на
рифы...
Многие исследователи с пренебрежением отзываются о меланезийцах. Но
этот народ породил мифы, по силе фантазии и философской глубине не
уступающие мифам Древней Греции. Здесь живые существа могут рождаться из
мысли, здесь не вызывает сомнения, что всякое приближение к предмету
означает удаление от него и что всякое познание углубляет невежество...
Не знаю, как будет выглядеть в тропиках зима, но два дня с небольшими
перерывами хлещет дождь. Несмотря на упрямство, он кажется мне ленивым. Над
землей стоит желтая пелена испарений. Идти никуда не хочется. Вечерней
мглою, когда устанавливается жуткая тишина, в парке хлюпают по лужам
лягушки, уркая странными голосами. Говорят, это увесистые создания, но я их
пока не видел.
Атенаита - остров материкового и отчасти вулканического происхождения,
как утверждает Макилви, антрополог и этнограф из Огайо, с которым я
познакомился вскоре после приезда. Как и австралийский континент, остров
сложен из докембрийских пород, базальтовый щит уходит в толщу земной коры,
благодаря чему остров считается сейсмически устойчивым. Горное плато
Атенаиты чуть ли не самое высокое в Океании. "Между прочим, - подмигнув,
сказал мне Макилви, - в ущелье Коруа обнаружены золотые жилы и выходы руды
с 76-процентным содержанием железа".
- А вам-то что? - спросил я. - Или вы намерены создать компанию по
разработке ископаемых?
Макилви только загадочно хмыкнул.
Вообще мне пришелся по душе этот рыжебородый тип. Видя, что я скучаю,
Макилви рассказывает о своих путешествиях и "вахинах", женщинах Океании, -
перед приездом на Атенаиту он охотился за экзотикой на островах Тонга и
Туамоту...
Вчера Макилви нецензурно бранил своих сограждан за трусость,
высокомерие и поклонение сытости.
- Не исключено, что все мы обречены, потому что умерщвляем все, к чему
ни прикоснемся. Даже здесь, в Океании, лет пять назад были совсем иные
нравы. Цивилизованные люди тянулись друг к другу и сходились запросто, даже
незнакомые. У меня в номере месяцами жили волосатые субъекты, которых я
поил и кормил только за то, что они обращались ко мне со словом "брат".
- Да, - согласился я, - повсюду прогрессирует отчуждение.
- Политикой я не интересуюсь. Здесь нет телевидения, а радиопередачи
ориентированы на обывателя... Нет смысла жить, если не ценить каждого, кто
встречается на пути...
Желая отплатить искренностью на искренность, я принялся вспоминать
Вену, своих друзей и знакомых. Макилви умел слушать! Его занимали и трогали
все детали. Я чувствовал его симпатию и был уверен, что отныне целиком могу
полагаться на него.
- Мистер Фромм, - проникновенно сказал Макилви, - ваши слова оживляют
тени моего прошлого. И я острее наслаждаюсь тем, что получил здесь, вдали
от суеты. Там у меня было то же самое: бег, гнетущая неудовлетворенность,
беспокойство, что события обходят меня. Сколько упущенных шансов! Сколько
незаработанных денег!.. Только на Атенаите я обрел подлинную свободу. Подле
меня нет лихорадочных идиотов, заражающих меня тою же лихорадкой. Здесь
тепло, здесь нет необходимости задумываться о своем гардеробе. Да и о своем
поведении. Все общество - небольшой аквариум. Мне плевать здесь на доллары,
политические интриги и социальную борьбу. Здесь не Полинезия, но все же и
здесь полно женщин, которых ты можешь употреблять, не опасаясь конкуренции,
- каждая из них предложит себя строго по прейскуранту и не сорвет ни
шиллинга больше. Ее не перекупит ни один богач мира, потому что у каждой
есть свое достоинство: получив деньги, она спокойно и гордо уйдет к чумазым
детям, к мужу или родственникам... В конце концов мы, конечно, и здесь
выкорчуем непосредственность, но пока, пока, черт возьми, это единственное
место на свете, где душа не знает постоянного пресса зависти и конкуренции.
Где тебя принимают таким, каков ты есть. Где от тебя никто не ждет ни
подвигов, ни славы...
Мой добрый друг слишком перегрузился кокосовой водкой и явно
преувеличил преимущества, связанные с жизнью в Океании, но я был благодарен
ему; подспудно меня терзало именно то, от чего он, кажется, освободился: я
по-прежнему беспокоился о своем лишенном устойчивости и гарантий положении.
Слова Макилви немного успокаивали меня, ослабляли нервное напряжение. Я
пожал Макилви руку, и мы, довольные друг другом, отправились пошататься по
ночному городу.
Это необыкновенное чувство - в полной безопасности идти по темным
улицам. Освещается лишь, и то скверно, главная дорога и немногие
учреждения. Все остальное погружено в первозданную тьму, лишь кое-где
нарушаемую тихим сиянием керосиновых ламп или огнями костров, - это уже в
бидонвиле, беднейшем квартале.
Из-за дороговизны нефти и нефтепродуктов потребление электроэнергии в
Куале весьма ограничено. Небольшая электростанция некогда работала на
мазуте, но еще британская администрация приспособила ее для использования
городских отходов. Станция не обеспечивает всех нужд, поэтому в первую
очередь энергией снабжаются холодильные установки, почта, телеграф,
клиника, канцелярия его превосходительства, главная техническая школа и два
колледжа. Из-за нехватки топлива десять месяцев в году простаивает на рейде
военный флот республики - несколько катеров и поношенный сторожевой корабль
"Глория", подарок американцев к годовщине провозглашения независимости.
Мы спустились по Индепенденс-стрит в район порта, к причалам. На фоне
звездного неба темнел австралийский сухогруз, совершающий чартерный рейс
между островами Океании. Там же швартовалось еще несколько моторных шхун.
Улочка напротив причала не сохранила ни единой пальмы. Зато тут было
четыре ресторана с ночлежными номерами во дворах и экспресс-бар,
принадлежавший недавно умершему сингапурцу, - единственное заведение
побережья, вовсю пользовавшееся электричеством, содержавшее джаз-банд и
труппу певцов, танцоров и фокусников.
На веранде экспресс-бара чернорабочие или безработные, сплошь
меланезийцы, гоняли биллиардные шары по полю из белого пластика. Азартные
глаза, мускулистые торсы - обнаженные или в безрукавках. Тут же, галдя,
толпились зеваки, среди которых были и австралийские матросы. Они
поддерживали друг друга для общей устойчивости. Я заметил наглых парней в
оливковых шортах и оливковых куртках. Они явно задирались, разговаривая
между собой громко, будто кроме них на веранде никого не было.
- Будет драка, - определил Макилви, увлекая меня в затемненный зал
экспресс-бара. - Вы еще не знакомы с этими субчиками?
- Кто такие?
- Об этом громко не говорят. Официально - инструкторы местных
полицейских сил, фактически - наемники, ударная сила адмирала в борьбе
против партизан. "Дикие гуси", "солдаты удачи"...
- И много их, инструкторов?
- Кто знает, - отозвался Макилви, высматривая свободный столик. -
Кое-кто называет наемников "батальоном белогубых", но, по-моему, их здесь
десятка три, учитывая, что не всем одинаково везет и кое-кто выбывает...
Танго хлынуло с маленькой эстрады, над которой кружились причудливые
фонари из цветной бумаги.
Запахи пота, табака, дешевых духов и кухни меня не угнетали - было
хорошее настроение. В ожидании ужина мы пили какую-то дрянь и смотрели, как
танцуют стройная меланезийка в кружевной короткой юбке и широкогрудый
бородач в оливковой униформе.
Ритм держала труба. Попеременно рыдали то аккордеон, то скрипка, -
качались прижавшиеся друг к другу тени, плыли по полу цветные пятна...
К нам подсел плешивый гуляка из европейцев. Дирижируя пивной кружкой,
человек плакал, размазывая по щекам слезы.
- Джентльмены, - сказал он, - я плачу!
- Вижу, сэр, - равнодушно отозвался Макилви.
- Прошли времена, джентльмены, когда гвоздь или наперсток определяли
нашу цивилизованность!..
Макилви развел руками:
- Сэр, я не выписываю чеков на предъявителя.
Крепко выругавшись, незнакомец поплелся в дальний угол зала...
Подали сырого тунца с лимоном и напиток из цветочного сока кокосовой
пальмы. Я не был трезв настолько, чтобы по достоинству оценить вкус
напитка, ради которого, очевидно, была погублена пальма - для сбора сока
перерезают ее верхний стебель, подвешивая к нему сосуд...
- Что такое одиночество? - вдруг спросил Макилви. - Фразы, фразы,
надоели фразы!..
Говорить и спорить не хотелось. Я упрекал уже себя за выпивку. Мой
организм не выносит взбадривания - алкоголь надолго выбивает меня из колеи.
- Человек боится правды, - покачав головой, продолжал Макилви. - Чем
мы отличаемся от меланезийцев с их табу? Они не называют вслух многие вещи,
оттого что боятся злого духа, который помешает им достичь цели. Может, того
же боимся и мы? Мне кажется, мы гораздо подлее - умалчивание обнажает нашу
трусость не перед духами, а друг перед другом... Я не писатель, я не
изощрялся в проповедях. Но я уверен, одиночество - это чувство
безнадежности. Оно подстерегает нас повсюду. Даже среди близких. И если
страшно, когда нет личных перспектив, неизмеримо страшнее, когда их нет
больше ни у кого...
Странная мысль.
На этом благословенном острове, где все поет и пляшет, а природа в
изобилии предлагает свои дары, подумал я, глупо говорить об одиночестве:
или не Макилви утверждал, что тут не ставят себе неосуществимых целей?
Источник напряженности в обществе, - когда один пожирает то, что
принадлежит многим. Здесь, слава богу, видимо, не очень стремятся к
излишкам богатства, - им попросту не находится применения...
Танго сменилось космо-роком "банано", разновидностью меланезийского
ритуального танца. Партнеры танцевали соло, повернувшись спиной друг к
другу и при этом временами в такт ударяясь. Некая толстуха сбила
пьяненького морячка на пол. Восторженно взревели мужские глотки...
Мне было весело. Все качалось, все ходило ходуном. Я, кажется, тоже
участвовал в пляске. Смутно помню, как к нам с поклонами и улыбкою на лице
подошел Куицан, новый хозяин экспресс-бара. Макилви с ним говорил, но
довольно грубо, и Куицан извинялся...
Гортензия отыскалась - осматривая владения Герасто, она получила
солнечный удар и потеряла сознание.
Герасто чего-то боится, если готов уступить участок.
Я слышал, будто на иностранцев собираются ввести налог, а на
землевладельцев-иностранцев наложить еще тяжкие обязательства. По-моему,
Такибае не такой дурак, чтобы не представлять себе, чем это ему грозит. Без
помощи белых они здесь передохнут, потому что при нынешних отношениях между
собою уже не прокормятся без уничтожения более слабых.
У Герасто объявился важный гость - какой-то мультимиллионер. То ли из
Канады, то ли из ЮАР. Он долетел до Бугенвиля, а оттуда на своей яхте
добрался до Атенаиты. Герасто собирается устроить по этому случаю
грандиозную попойку.
Участвовать в попойке - это выйти из формы на целый месяц. Если
Гортензия хочет поразить общество новым нарядом, пусть принимает
приглашение. А я жертвовать временем не намерен. Я понесу свой терновый
венец до победы, отрекаясь от всех соблазнов...
В городе множатся слухи о Фэнче. Говорят, даже члены правительства
были у него на дотации. Если, как обещают, откроется сессия парламента,
дойдет до потасовки. Слухи, только слухи. Однако благодаря им власти
приняли решение провести расследование обстоятельств, связанных с
исчезновением покойника и, как теперь утверждают, драгоценностей и золота
на баснословную сумму. Расследование поручено Асирае, главному инспектору
полицейского управления.
Познакомился с м-ром Фроммом. Почти земляк. Мой отец был швейцарцем
немецкого происхождения. И хотя я не говорю по-немецки, мне близка манера
мышления Фромма. На фоне развязного Макилви он производит впечатление
большого скромника. Он без ума от жизни на острове, где нет налогов,
торговых наценок, суеты и телевизора, опасного урода, возникшего от случки
грязной газеты и нечистоплотной политики. Фромм восторгается публикой
двухшиллингового кинотеатра "Сюрприз океана" - в самые острые моменты
аборигены лупят в барабаны и хором выкрикивают заклинания...
Настоящему художнику не обойтись без музыки, без стихов и без
философии. Философия для художника - сила, организующая натуру.
Во всем плохом есть хорошее - в этом основа компромиссов. Природа
защищается диалектикой. А человек? Может ли защититься?
Гортензия все более увязает в парапсихологической белиберде. Я сам
втянул ее в оккультизм и мистику, и, боже, вся эта полуглупость,
объясняемая необъяснимостью страданий, прилипла к ней. Она уже сомневается,
человек ли она, не действуют ли вместе с нею в ее оболочке другие типы?
Я не лишен воображения и потому не отрицаю его в других. Я не стану
объявлять шизофреником человека только на том основании, что он не похож на
меня. В сущности, критерии нормальности никому не известны, и я лично
считаю нормой не безликую серость, а гениев, говорящих на языке, непонятном
для своей эпохи.
Гений приходит прежде всего для того, чтобы поддержать другого гения.
Если прервется их цепочка, мы утонем во мраке...
Мы судим обо всем, и даже о жизни, по отношениям между вещами и между
людьми. Достаточно ли этого? Согласен, мы выясняем какие-то состояния. А
сущности? А закон? А будущее?..
Разум должен непременно находить решение проблем. Но были и есть
проблемы, какие не могут быть решены усилием разума. Требуется еще
озарение. Гортензия называет его астральным доопытным знанием...
Когда глубже постигаешь людей, иначе относишься к успеху среди них.
Пуста и трагична слава среди невежд и холуев...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг