пахнуло разгоряченным телом, укрытым космами шерсти, - у брюха они свисали
свалявшимися, грязными сосульками. Иосифу показалось даже, будто он
разглядел скошенные глаза, выражавшие обиду и презрение.
Мамонт свернул возле скал и стал спускаться к реке, двигаясь наискось
так, чтобы не поскользнуться, - сдвинутые камни и разворошенная глина
обозначили его путь.
"Зверь уйдет, если переберется через реку. Он отлично плавает, хотя и
остерегается зимней воды..."
Выждав еще немного, Иосиф направился в ту сторону, где должны были
быть охотники. Он не боялся встречи с ними: обычай всех племен строго
запрещал причинять вред чужаку, если он никого не обидел; напротив, люди
обязаны были накормить и обогреть пришлеца, а если это малый ребенок, то и
сыскать ему кормилицу. Это невесть когда и кем установленное правило
торжествовало на всем обитаемом пространстве, и, кажется, не было еще
случая, чтобы его нарушили.
Временами Иосиф замирал на месте и вслушивался, но не различал иных
звуков, кроме ветра, шороха снежинок да гомона ворон, доносившегося из леса
за рекой.
"Э-ге-гей!" - призывно закричал Иосиф. Раз, другой, и охотники,
правильно истолковав крик, изменили направление движения. А вскоре разом
обступили Иосифа.
Эти люди имели жалкий вид, но Иосиф ничем не выдал своих чувств, -
высокомерие и насмешка считались самым грубым оскорблением.
Охотники были смуглы, у каждого на шее - амулет, на бедрах - понёва из
шкуры мелкого зверя мехом наружу, скорее всего кошачья или заячья.
- Эй, человече, - сказал, почтительно поклонившись и опустив свое
копье, старший из охотников. - Ты не видел, куда побежал мохнатый зверь?
- Туда, - показал рукою Иосиф. - Зверь выбился из сил. Если его
преследовать, к полудню добыча станет вашей.
Охотники посовещались. Никто не навязывал своего мнения, каждый только
ответил на вопрос старшего.
- Мохнатый зверь силен и опытен, - сказал старший охотник. - Удача
миновала нас, мы не подготовили второй ловушки, а копьем взять этого
великана невозможно. Мы возвращаемся домой. Если хочешь, ступай с нами.
Иосиф поклонился и молча пошел за людьми, так же молча потянувшимися
вслед за старшим охотником.
Никто не озирался на Иосифа, никто ни о чем не расспрашивал.
Разговаривать на охотничьих тропах не полагалось, расспрашивать же
незнакомца считалось нарушением воли богов.
Примерно через час пути, когда Иосиф уже совершенно выбился из сил,
подошли к обрывистому холму, у подножия которого темнела пещера. Неподалеку
молодые женщины палками выбивали из расстеленной на земле шкуры мамонта
грязь и пыль, вычесывали шерсть деревянными гребнями, похожими на грабли.
Следуя приглашению старшего охотника, Иосиф, нагнувшись до пояса,
ступил в пещеру. На миг ослеп от темноты. В нос ударил смрад скученного
жилья.
Приглядевшись, увидел сбоку от входа небольшой костер. В глубине
вместительной пещеры угадывались люди, слышался приглушенный скулеж грудных
детей.
- Слава богам и хранителям рода! - старший охотник поклонился огню и
тронул рукой старейшину, шевелившего угли. - Сегодня мы упустили добычу:
злые духи повернули мохнатого зверя на тропу, где не было ловушки. После
трапезы возобновим загон... А это - встреченный человек из чужого племени.
Старейшина, бородатый мужчина лет сорока, худой, болезненного вида,
указал Иосифу место подле себя.
- Можешь подремать, человече, - сказал он. - Здесь тепло, а блохи
перед трапезой кусают не так сильно, как после...
Иосиф только у очага почувствовал, как перемерз. Наслаждаясь теплом,
он старался разглядеть обитателей пещеры, отметив про себя, что жизнь их
далеко не проста и не радостна, - впрочем, в нем говорили предрассудки,
навязанные цивилизацией, поклоняющейся вещам и личным удобствам.
С удивлением он установил, что больным и слабым людям отведен самый
низкий и холодный угол пещеры. Было очевидно, что те члены общины, от
которых уже нельзя ожидать прибыли для общего дела, не пользуются большой
заботой и вниманием. Иосифу показалось это несправедливым - забыть о добре,
которое принесли люди в пору своей молодости и силы. Но в племени
господствовала другая, освященная веками мудрость: все преимущества - тем,
кто поддерживает крепость и славу рода, хранит предания, умеет врачевать и
добывать пищу...
Немощных стариков в пещере было немного - трое или четверо. Столько же
и матерей с младенцами. Всем остальным оставаться в пещере не полагалось,
они выполняли какую-либо работу: готовили дрова, чистили шкуры, шили
одежду, обрабатывали куски кремня, чтобы получить скребки или наконечники
для копий и стрел...
Неожиданно Иосиф почувствовал прикосновение: старейшина с интересом
пощупал его вельветовую куртку.
- Человече, - тихо сказал он, - за твое одеяние, сделанное, верно, из
очень мягкой кожи, я готов дать целую корзину яиц куропатки. Это большое
лакомство.
Иосиф поразился предложению. Обычай разрешал торги только в особых
случаях. Кажется, старейшина вообще не смел заводить разговор на эту тему.
Чтобы выиграть время, Иосиф спросил:
- Где ты держишь яйца куропатки?
- Покрытые пчелиным воском, они сложены в корзину, а корзина опущена
на дно ручья. Так поступали предки.
"Предки никогда не понуждали к обмену", - подумал Иосиф и, закрыв
глаза, сделал вид, что погрузился в дрему.
Но старейшина, видимо, крепко пленился мягким вельветом, потому что
вновь ощупал его пальцами:
- Я добавлю тебе то, что мы жертвуем для духов земли и неба, - орехи и
толченые целебные корни с янтарным медом.
Иосиф и ухом не повел, зная, что племя обычно жестоким образом карает
старейшину, изобличенного в непочтении к обычаям, а заодно казнит и всякого
из причастных.
- Отвечай же, пришлец!
- Я вижу, в твоем племени не принято укрывать от холода тело. Ни боги,
ни люди не простят уклонения от обычая.
- Чепуха, - возразил старейшина, озираясь, однако. - Мне больше по
нраву обычай твоего племени: зачем изнурять тело непогодой, если можно
укрыть его шкурой, не стесняющей движений?.. Нам досталось от старины много
обычаев, которые следовало бы искоренить. И прежде всего возмутительный
предрассудок, будто большинство собрания знает толк во всяком деле.
Иосиф промолчал: определять мудрость решения по большинству голосов -
древний обычай, в справедливости которого нельзя было усомниться.
Считалось, что обычай даровали людям сами боги. Разве не от них пошла
притча о Мардуре, самонадеянном предводителе племени гоакинов?.. Однажды
злой дух вселился в Мардура и внушил, что его племя, потесненное со своих
угодий, получит покой и счастье, если утонет в водах священного озера
Танан. Мардур велел построить огромную лодку, вывез всех своих людей на
середину озера и ночью прорубил днище лодки. Когда кто-то из соплеменников
в ужасе спросил, как можно было принять такое роковое решение, не
посоветовавшись с собранием, Мардур ответил, что собрание не утвердило бы
решения, потому что оно кажется безумным. "Но оно действительно безумно! -
воскликнул тот человек. - Даже если большинство ошибается, на его стороне
боги!" - "Я выше всех богов!" - воскликнул Мардур. Услышав кощунственные
слова, человек столкнул Мардура в воду, и тот пошел на дно...
- Что скажешь о сделке? - старейшина дернул Иосифа за рукав. - Не
хочешь меняться, подари!
- Чужеземец не вправе навязывать своего мнения о дозволенном и
недозволенном. Я боюсь нарушить обычай, он священ повсюду.
- Это только так говорится, - проворчал старейшина, подкладывая в
огонь смолистый комель. - Умные люди не признают глупые обычаи. Надоело
насилие мертвецов. По какому праву они командуют живыми? У них был свой
опыт жизни. У нас свой.
- Нет, - сказал Иосиф. - Опыт, за который заплачено слезами и кровью,
- общий опыт.
Старейшина долго молчал. Было заметно, что он крепко раздосадован.
- Власти, настоящей власти недостает, чтобы покончить с пустыми
баснями старины, - наконец сказал он, шумно вбирая ноздрями воздух. - Я
избран старейшиной, но велика ли моя власть? Я распределяю работы,
поддерживаю очаг и стараюсь помнить, кто куда ушел... Я не имею права даже
раздать пищу, наградить того, кто лучше других понимает меня и помогает
мне!
Он покачал головой. А Иосиф подумал про себя, что разум одного
человека, как бы ни был могуч, все же таит в себе много противоречий,
поддается влияниям и может быть использован во вред остальным людям...
Женщины закричали снаружи, извещая, что вернулись охотники.
Иосиф вышел из пещеры вместе со старейшиной. В ярком свете дня
гомонили добытчики. Они оказались более удачливы - принесли на шестах
убитого оленя.
Отрубленную голову с рогами тут же возложили на жертвенный камень, и
все запели молитву, восхваляющую мужество охотников и благосклонность
божества, охраняющего род. Пение подхватывали даже маленькие дети и
старики, поднявшиеся со своих лежанок.
Иосиф с восторгом внимал общей молитве. Возможно, ее пели и тысячу лет
назад.
Слава Матери-Природе, она помнит о нас.
Слава доброму духу, он заботится о нас.
Видите, мы сильны
и можем сами добывать пищу.
Видите, мы опытны в любом деле.
Значит, не напрасно согревает нас солнце,
не напрасно поит река,
и ветер несет прохладу - не напрасно.
Как радостна удача для всех!
Долго-долго ждем мы порой,
но удача приходит,
потому что среди нас нет тех,
кто изменил бы нам!
После молитвы принялись за разделку туши. Старейшина суетился среди
мужчин, указывая, какая часть мяса пойдет на обед, какая будет оставлена
про запас.
Задымил приготовленный очаг. Однако куски мяса распределял уже не
старейшина, а старший группы удачливых охотников.
Иосиф нашел это весьма справедливым и разумным. "Конечно, - подумал
он, - реальная власть должна быть сопряжена с конкретным трудовым вкладом,
только тогда она моральна..."
Было видно, что старейшине не нравится, как идет дележ. Он надулся,
встревал со своими замечаниями, ревниво следил за старшим охотником,
который самый первый кусок положил себе, так что все воочию видели, как он
оценивает своих сотоварищей и остальных сородичей, не участвовавших в
охоте.
Это был прилюдный экзамен на объективность и мудрость, и тот, кто не
выдерживал его, завтра уже не мог рассчитывать на избрание старшим
охотником.
Отменные порции получили все охотники, даже те, которых в тот день
удача обошла стороной. Большие куски мяса достались гончару, оружейнику,
женщинам-кормилицам, несколько меньшие - остальным женщинам и детям и еще
меньшие - больным и старикам, не привлекавшимся уже к трудным общим работам
и имевшим почетное право съесть половину того, что они собирали на поле или
в лесу: это были, как правило, большие знатоки трав и кореньев, пищи
грубой, но целебной.
Последними получили свою долю старик-хранитель огня, он же колдун
рода, и старейшина.
Все принялись за еду. В мигающем свете костра бородатые лица казались
страшными и свирепыми. И тем более поражала сила обычая, которому
беспрекословно подчинялись люди.
Мужчина, раньше всех закончивший трапезу, стал обсуждать историю
какого-то Клобла, как выяснилось, удачливого охотника из соседнего рода, -
он покинул сородичей, назвав их дармоедами. Ослабленные мором, они не
смогли наказать строптивца.
Этот Клобл подговорил людей другого племени бросить занятия рыбной
ловлей, водил их куда-то за Фиолетовые Горы, и каждый привел оттуда по
молодой жене и по пленнику. Пленников заставили взрыхлять поле и ухаживать
за посевами, дающими съедобные клубни.
- Клобл обидел людей своего рода, - сказал молодой, с отечным лицом
мужчина. - Однако же никто не оспорит, что он и те, кто пошел за ним, живут
ныне богато и весело. Они построили себе семейные дома из прутьев, все щели
обмазали глиной, а пленников загоняют на ночь в пещеру, пещеру закрывают
кольями и сторожат. Хлопотно, зато днем сторожа спят сколько хотят и едят
сладкие клубни.
- Клоблу помогают добрые духи, - вздыхая, говорили другие. - Если бы
нам помогали, разве мы оставались бы в этой смрадной пещере? До самых
холодов мы жили бы в деревянных хижинах, где больше света, воздуха и места.
Однако большинство людей гневно осуждало Клобла.
- Чем восхищаетесь, братья? Презрение древних обычаев принесет всем
нескончаемое горе. Прадеды, давшие нам законы, знали о жизни такое, чего не
могут знать нынешние гордецы, призывающие плевать на стариков и забывающие,
что сами идут к старости... Кто наймет раба, сам уподобится рабу, кто
захочет свободы и радости только для себя одного, всех ввергнет в рабство и
печаль. Потомки Клобла станут рабами - таков непреложный закон.
- Чепуха, - оспаривал мужчина с отечным лицом, переглянувшись со
старейшиной. - Кто же из сильных и опытных людей будет стараться, видя, что
его долю раздают другим, слабым и ленивым? Если бы старательный человек
работал на самого себя, он имел бы пищи и всего другого гораздо больше, чем
теперь.
- Ложь это, ложь и слепота сердца! Позорят нас такие речи! Мы остаемся
братьями, пока помогаем друг другу, пока храним бескорыстие, доброту и
честность. Кичась своей случайною силой и удачей, безумец забывает, что без
поддержки сородичей он лишь пылинка, гонимая ветром. Сегодня здоров и
доволен, завтра болен и полон отчаяния - кто утешит его, кто обогреет у
очага, кто защитит?.. Злой дух может совратить нечестивца, но к чему это
приведет? К крови, к нужде, к опустошениям! Предки повторяли, что легко
сбить спесь с гордеца и ленивца и вернуть их в лоно служения родным
святыням, но трудно остановить нищету и насилие, которые вспыхнут среди
людей, едва они разойдутся в стороны и отдадут сильнейшему долю
слабейших... Все это уже было на земле - необузданное самолюбие,
обособление, пресыщение и слава одних, голод и униженность других, но
окончилось печально... Человек сохранит радость, пока будет трудиться ровно
столько, чтобы прокормиться и поддержать предания и обычай. Если труда
будет меньше, человек растворится среди зверей, если больше, погибнет от
тщеславия и страстей, от ненависти и соперничества...
- Старики пугают своими выдумками, - вмешался старейшина, с явным
удовольствием слушавший весь спор. - Установления ветхой старины хороши до
тех пор, пока не мешают почину и поиску. Кто хочет приостановить жизнь -
прав ли он?
- Странные речи молвишь, старейшина, - заметил пожилой охотник. -
Отныне я не верю тебе: ты не выполняешь долга - не бережешь заветов,
которые охраняют нас от напастей... Да, человек может сотворить
необычайное, но необычайное похитит обычное. Нет ничего на земле, что не
имело бы изнанки... Гордыня и лишняя собственность обрывают связи человека
с богами и землей. Нет для духа равновесия там, где нет пределов для жажды
обладания и власти. Или ты забыл старую поговорку: "Зачем делать сосуд из
глины, если он замутит сосуд ручья?.."
Наконец все завершили трапезу. Маленьких детей напоили из горшка, а
все остальные отправились на водопой к мелкой, спускавшейся с гор речке,
видимо, притоку той большой реки, к которой ушел мамонт, спасаясь от
погони.
Иосиф с любопытством глядел, как люди, смеясь и подталкивая друг
друга, спустились по камням к берегу и, рассредоточившись, стали ломать
тонкий лед и пить, зачерпывая воду руками.
- Словно стадо диких животных, - скривившись, презрительно заметил
старейшина. - Все эти порядки страшно надоели. В племенах, где ценят ум и
понимают толк в жизни, они почти разрушены... В прошлый солнцекруг я был за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг