одесского знакомого Григория Котовского, с которым еще до империалистической
войны сиживал в одной камере одесской следственной тюрьмы, попал в
разведотдел Первой конной армии и наконец-то нашел свое место в жизни.
Работал в киевском подполье, отсиживался от врангелевской контрразведки в
одесских катакомбах, сидел в известной камере смертников города Ревеля, но
никогда не терял бодрости и присутствия духа.
- Устали? - участливо спросил Дзержинский. - Как понимаете, отдыха не
будет.
Антон покачал головой.
- Конечно, устал, - признался он. - Но я не в обиде. Я понимаю!
- Трудно в Средней Азии? - спросил Дзержинский.
- Не то слово, - сказал Антон. - Они же из каменного века недавно
вылезли. Хотя есть и разумные люди. Но будет нелегко. Восток любит лесть и
деньги. Потребуется масса терпения и огромная работа, чтобы там что-то
сдвинуть с места.
- Феодализм, - припечатал Дзержинский. - Им предстоит совершить скачок
через формацию.
- Не думаю, - с сомнением сказал Антон. - Всех этих баев никто не
заставит прыгать. Да и люди там иные - они еще живут в прошлом, для них
близкий бай выше далекого шахиншаха. Они так и будут делиться на баев и
рабов. Даже если партбилетами обзаведутся.
Дзержинский, сутулясь, подошел к окну, некоторое время разглядывал
шумную суету московской улицы.
- В Лукоморске когда-нибудь бывали? - неожиданно спросил он.
- А где это? - с любопытством поинтересовался Кторов.
- Ясно. Черноморское побережье это не только Одесса. - Дзержинский сел
за стол, размашисто написал на чистом листе бумаги короткую записку. -
Зайдете в АХО и в финансовую часть, там вас обеспечат всем необходимым.
Особо деньгами не сорите, они могут понадобиться в самый неподходящий
момент.
Теперь о задании... Садитесь поближе, как всегда, записывать ничего не
придется, слушайте и запоминайте. Детали уточните у Бокия, он в курсе всех
дел.
***
В гостинице "Метрополь" жили многие.
По распоряжению правительства в отелях класса "Метрополь" могли жить
лишь ответственные работники, занимающие должности не ниже членов коллегии,
и высококвалифицированные партийные работники. Но это писаное правило
постоянно нарушалось, и отель был заполнен разными лицами, вообще не
состоящими ни в каких учреждениях. Сильные мира сего устраивали в отель
своих любовниц, друзей, приятелей. Заместитель Троцкого Склянский занимал
три роскошных апартамента для трех своих семей на разных этажах. Другие
следовали его примеру, и лучшие помещения были заняты черт знает кем. Здесь
шли оргии и пиры, здесь ссорились, дрались, пили и мирились, чтобы через
некоторое время вновь устроить пьяный дебош. С одной стороны, в "Метрополь"
невозможно было проникнуть без пропуска, так как вход охраняли
красноармейцы. С другой стороны, опасному элементу не приходилось прилагать
особых усилий, чтобы проникнуть в гостиницу - он здесь просто-напросто жил.
У Кторова был в гостинице номер, но это еще ничего не значило. Иной раз
на нескольких человек выделялся один номер - все равно большую часть времени
люди находились в командировках. Случалось и такое, что ответственный
работник, возвращаясь в номер, который он считал своим, обнаруживал на
постели небритую личность, только что вернувшуюся из Сибири или еще более
отдаленных мест, а то и просто освобожденную из тюрьмы предписанием ВЧК или
юридического отдела Совнаркома.
К удаче Кторова, номер пустовал, и он отпер его своим ключом. Воды,
разумеется, не было, ее давали по выходным дням и не в номера, а в особую
ванную комнату, куда пускали за отдельную плату. Но Кторов оказался рад и
этому. Его чемоданчик тоже не тронули, немудреные пожитки лежали на прежнем
месте. Антон побрился, глядясь в маленькое зеркальце и поливая себе из
графина над кадкой с фикусом.
Спать не хотелось.
У входа в ресторан курили несколько человек, уже в изрядном подпитии, а
потому багроволикие и косноязычно-громкоголосые. Один из них - невысокий
русоволосый молодой человек с приятным даже в таком состоянии лицом - о
чем-то спорил со своим спутником. Тот не соглашался и размахивал руками.
Устав убеждать его, молодой человек снял лакированный туфель и несколько раз
ударил им своего собеседника, громко повторяя:
- Как я ненавижу тебя за твою клерикальность и богоискательство!
Его собеседник поднес к носу молодого человека увесистый кулак.
- Нюхай, нюхай, сукин кот, - сказал он. - На учителя руку поднял?
- Антон! - позвали Кторова.
Он оглянулся. Окликнувший его багроволицый молодой человек в кожаной
куртке с неестественно большой желтой кобурой на поясе приветливо помахал
ему рукой.
- Какими судьбами?
В то же самое мгновение Кторов его узнал. Перед ним стоял Яков Блюмкин,
работавший в ЧК.
- Здравствуй, Яша, - сдержанно сказал Кторов.
- А мы тут с Сережей отдыхаем, - сказал Блюмкин, беспричинно поправляя
кобуру на поясе. - Слышал, наверное? Есенин Сергей, чертовски талантливый
человечище. Сережа, Толя, - сказал он, обращаясь к собутыльникам. -
Знакомьтесь: Антон Кторов, наш человек и недавно - оттуда, - выделил он
интонацией.
- Яша! - укоризненно сказал Кторов.
- Да ладно тебе, - отмахнулся Блюмкин. - Проверенные товарищи, я за них
лично ручаюсь. Знакомься: это Сергей, а это Толя Мариенгоф. Тоже незаурядный
и, надо сказать, недурственный сочинитель. А вот это наш патриарх, фамилия
ему - Клюев. Тоже пишет хорошие стихи. Можно сказать - гениальные. Хочешь
выпить?
- Не хочу, - сказал Антон.
- Забурел, забурел, - с явной укоризной сказал Блюмкин. - Ты не бойся,
они теперь спокойнее стали. Я тут на днях Сереже расстрел показывал. Эрлих
белых офицеров к Духонину отправлял. Очень этот расстрел на Сережу
неизгладимое впечатление произвел. Ведь произвел, Сережа?
Блондин в лакированных штиблетах, еще недавно бивший туфлей одного из
своих собутыльников, кивнул и радостно расплылся в пьяной улыбке.
- Только я не понял, зачем духовой оркестр играл, - сказал он. - Для
торжественности, что ли?
- Чтоб крики глушить, - мрачно сказал Блюмкин и повернулся к Антону. -
Не хочешь пить, и черт с тобой!
И компания устремилась в зал, отчего самому Кторову входить туда сразу
же расхотелось. На улице моросило. У гостиницы мокли под дождем несколько
извозчиков. Кторов сторговался с одним и отправился на Арбат, где в подвале
двухэтажного дома располагалось артистическое кафе "Белая лошадь". Народ
здесь собирался подозрительный и разнообразный - тут можно было наткнуться
на налетчиков, празднующих очередной удачный грабеж, на продавца марафета,
на длинноволосого анархиста, на проститутку из бывших гимназисток, но и с
глупыми расспросами здесь никто не лез и в компанию не набивался.
- Девочку не желаете? - из сумрака зала ткнулся неопрятной бородой
хитроглазый сводник. - Можно дворяночку, с родословной!
Словно собаку предлагал. Ишь, тварь, с родословной девочки у него! Но
Кторов сдержался. Сутенер всегда под чьим-то присмотром. Затевать с ним
ссору - себе дороже выйдет. Конфликты Кторову были не нужны.
- Не интересует, - сухо сказал он.
Интересно, а знают об этом вожди? - неожиданно подумал Антон. Знают ли
они об этом гное, который медленно заполняет подвалы здания их светлого
завтра? Ведь не для того же затевалась революция, чтобы на останках великой
империи пиршествовало воронье. Не для того ведь марксисты брали в руки
власть, чтобы дворянская дочь отдавалась в подворотнях за кусок хлеба любому
желающему, и тем более не для того, чтобы неграмотное быдло мусолило сотни,
желая за свои, за кровные, девочку поблагороднее, кололись морфием и
упивались даже не водкой - дешевым самогоном.
Красный разведчик Антон Кторов, вернувшийся из Средней Азии, попал в
новый для него мир, в котором все оказалось поставленным с ног на голову:
место идеалов как-то незаметно заменили эталоны, на гребне волны мировой
революции вскипела и обрушилась на мир накипь, изнанка человеческой жизни
незаметно стала ее лицом, в то время как одни умирали с голоду, другие
жировали, наращивая ляжки и зады, и торжествующий хам, о котором однажды
писал Мережковский, вдруг утвердился в мире, требуя от него свое.
Антон пил скверное сладковатое пиво и смотрел на сцену, где умело
полуобнаженная красотка с мушками на потасканном лице почти пела томным
бархатным голосом - словно большая гибкая кошка мурлыкала:
- И тогда вошла Силикима, окинув нас фамильярным взором. Уселась она на
скамью. И посадила Глотис на одно колено, а Киссию - на другое, и молвила:
"Приблизься, малышка!"
Но я сторонилась ее. Она повторяла: "Приблизься. Чего ты сторонишься
нас? Приблизься, приблизься, ведь дети эти так любят тебя.
Они научат тебя всему, что ты отвергаешь - медовым ласкам женщин.
Мужчины грубы и ленивы. Ты их познала, конечно. Ненавидь их отныне. У
них плоская грудь, жесткая кожа, мохнатые руки, и они лишены фантазии!
А женщины, Билитис, они прекрасны..."
К столику протиснулась очередная небритая рожа и интимным шепотом
предложила:
- Папиросы? Есть в пачках и россыпью - "Дукат", "Париж", "Савой"?
- Не нуждаюсь, - сказал Антон и, не глядя на посетителя,
поинтересовался: - Татарин здесь?
- А кто его спрашивает? - в щетине блеснула короткая улыбка. - Что
сказать?
- Скажи татарину, - произнес Кторов, - скажи, что Луза Никиту
Африкановича ищет.
Никита Африканович Мохов был хозяином преступного мира Москвы. Человек,
который ищет встречи с такими людьми, всегда вызывает интерес и почтение:
лоточник еще раз ожег Антона любопытным взглядом и исчез в накуренной
полутьме.
Глава третья
Все дороги на юг идут через Харьков.
Пассажирские вагоны, изрядно обветшавшие за годы революционной разрухи,
составили небольшой поезд, который упрямо тянул через сальские степи черный,
похожий на трудолюбивого жука паровоз. Разумеется, никаких отдельных мест не
предусматривалось - все вагоны были общими, и только в служебном купе сидели
два чекиста в черных, одуряюще пахнущих кожанках. Хмурые и неразговорчивые,
они не расставались с большим портфелем. У обоих курьеров на кожаных ремнях
висели большие - точь-в-точь как у Блюмкина - желтые кобуры. Оружие и
мандаты давали курьерам власть над толпой, и прежде всего, над юркими и
угодливыми проводниками, которые для чекистов морковного чая с
ядовито-сладким сахарином не жалели.
Поезд немного напоминал библейский ковчег, на котором, как известно,
было каждой твари по паре.
Напротив Кторова сидел дюжий бородатый мужик в армяке. Было уже тепло,
и армяк выглядел совсем не по сезону, но бородач армяк не скидывал,
справедливо полагая, что снятое с плеча может оказаться вконец потерянным. С
мужиком на лавке ютились несколько детишек разного возраста, которые
разглядывали Антона с недетской серьезностью, словно прикидывали, сгодится
он каким-то боком в хозяйстве или так - ненужный на селе предмет.
- До Лукоморска далеко? - спросил Кторов.
Проводник окинул его взглядом, словно пытался определить социальный
статус, не определил, но все-таки отозвался:
- А это как с углем в Харькове повезет, а то, глядишь, ведрами на
станциях закупать придется.
Харьков их встретил обложным дождем и революционными плакатами на
стенах вокзала. Поезд стоял долго, и мимо постоянно ходили женщины,
предлагая компот, молоко в глечиках и нехитрую домашнюю снедь за сумасшедшие
украинские карбованцы, а некоторые - закутанные в платки - шепотом
предлагали мужчинам стыдные услуги. На площади перед вокзалом кипел людской
водоворот, шныряли всезнающие беспризорники, прогуливался въедливый наряд в
скрипучих кожаных черных регланах и серых шинелях, и цыганки в цветастых
юбках голосисто обступали намеченные жертвы, а за всей этой людской никому
не нужной суетой с крыш близлежащих домов наблюдали равнодушные красноногие
и горбоносые голуби.
- Вот так, - сказал усатый проводник вернувшемуся в вагон Кторову. -
Повезет, так к утру в Лукоморске окажемся, - он снова скользнул взглядом,
стараясь определить, какое обращение - "господин" или "товарищ" - ближе
пассажиру, не определил и осторожно добавил: - Сударь.
- Слушай, - сказал Антон. - Деньги у меня есть. Поспать бы мне в
нормальных условиях. Здесь разве уснешь? А и уснешь, нахватаешься разных
вредных для жизни и здоровья насекомых. Не выручишь?
Проводник, которого звали Григорием Кузьмичом, выручил. А чего не
выручить хорошего человека, у которого имеются деньги и который эти деньги
желает потратить на улучшение своих бытовых удобств? Тем более что остановки
становились все чаще и чаще, и самому проводнику отдыха не предвиделось.
Поезд тронулся, а Кторов уже сидел в купе проводника, пил горячий приторный
чай из обжигающей пальцы алюминиевой кружки и все вспоминал с грустной
усмешкой берлинский экспресс с его спальными местами и чопорными
проводниками, разносящими ароматный вкусный чай в высоких стаканах с
серебряными подстаканниками.
Дверь открылась, и в служебное купе вошел некто, пахнущий плохо
выделанной шкурой теленка, водкой и смертью.
- В соседях будете? - неприятно осклабившись, спросил он. - Документы?
Мандат?
- Ваш мандат на право проверки? - в свою очередь, поинтересовался
Кторов.
Мандат чекиста впечатлял, только вот сам Антон первым впечатлениям не
слишком доверял. Хватало еще на Руси авантюристов, имевших на руках письма
за подписью Дзержинского и даж4 Ульянова-Ленина. Народ на Руси был
неграмотный, покажешь такому бумагу со свободной размашистой подписью и
неразборчивой печатью, и вот тебя уже за посланника Господа нашего принимают
и кланяются подобострастно. Впрочем, у чекиста бумаги были в порядке.
Поколебавшись, Кторов протянул ему свой мандат.
Увидев подпись Дзержинского, чекист снова заулыбался, но уже иначе.
Словно волкодав, который признал своего, а потому и клыки спрятал.
- Ну, - сказал он, возвращая бумагу Кторову и переходя на "ты",
- выходит, мы с тобой из одного котла кашу хлебаем? К себе, извини, не
приглашаем, сам понимаешь - почта. Но ежели что, поддержку окажем в два
ствола.
***
В Лукоморск поезд прибыл ранним утром.
Как обычно в такое время года утро было холодным, но день медленно
наливался спелой голубизной, обещавшей жару. Кторов встал рано и даже успел
попить с Григорием Кузьмичом чаю. Проводник разговаривал охотно, но
вполголоса, поглядывая с видимой опаской на служебное отделение, в котором
засели чекисты со своей почтой.
- Вы ухо востро держите, - благожелательно говорил проводник.
- Места здесь неспокойные, одно время за сутки власть по два-три раза
из рук в руки переходила. Да и сейчас, говорят, батька Кумок никому покоя не
дает. Местный он, потому его ЧОН гоняет, а поймать никак не может. Не любит
он большевичков, сильно не любит.
- Мне с ним детей не крестить, - отхлебывая горячий сладкий чай, сказал
Антон. - У него дела свои, а у меня свои. Нет у нас общих интересов.
Проводник еле заметно усмехнулся.
- Так ведь оно как бывает, - сказал он. - Сегодня и интересов общих
нет, а завтра вместе банчишко метнули, надо карты раздавать.
Я к чему клоню: городок этот непростой, на первый взгляд многое
странным показаться может. Так вы не удивляйтесь, в жизни много странного
происходит, но, как говаривал мой дед, чудес на свете не бывает, рано или
поздно все находит свое простое и жизненное объяснение.
- Умный у вас был дед, - осторожно заметил Кторов. - Истинный философ.
- Приказчиком он служил, - продолжал проводник. - В магазине Семена
Глузмана на Сретенке. Но я не про дедушку, он свое, слава богу, пожил. Я это
к тому, что вам здесь многое странным может показаться. Так вы не спешите
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг