Сергей Синякин
Медная луна
1.
Главный розмысл пытливого ведомства Энского княжества любомудрый Серьга
Цесарев пребывал в печальной раздумчивости. Опять все шло несподобно - порох
из далекого Китая завезли ниже кондиций, жерла разрывало на части сразу
после начала полета, отчего пуски в небеса казались шутихами, праздничными
забавами, коими жители чайной страны праздники свои отмечают. Шутка ли - два
десятка изделий, любовно кованых искуснейшими мастерами ковального дела,
собранными по Руси, превратились ныне в жалкие обломки, разбросанные за
рекою Омон в степных просторах и предгорных районах холодных краев. Узры,
жившие по берегам далекой реки Яик, говорят, об огненных змеях песни
сложили, легенды рассказывают. Да что там говорить! Попугали тороватых
купцов из персидских земель. Шахиншах две ноты прислал, все возмущался, что
едва его личного купца Шендада-оглы вместе с кораблем ко дну не пустили. А
не плавай в местах, для опытов отведенных! О нем глашатаи на лошадях второй
месяц честных людей оповещают. И не надо оправдываться, что не знаешь
великий и могучий русский язык! Не знаешь - научим, не хочешь понимать -
заставим. Такова уж полита к великого княжества русского! Разумеется, о
змеях огненных шахиншаху сообщать не стали, все списали на баловство
атаманское и извечный разбойный речной промысел. Что ему, басурманину, абазу
бестолковому, правдивые слова говорить, все едино не поймет, угрозой
воспримет.
А что до запусков огненных змеев в степи, то где же их еще запускать?
Одно время пробовали близ Энска, испытательное поле так и назвали -
Энск-тринадцатый, несчастливое, значит, место. Не правды ради, исключительно
чтобы любопытных отвадить. Только место и в самом деле оказалось
несчастливое - один из огненных змеев пал наземь не ко времени, да и пожег
детище. Это потом уже погорельцы врали: налетел-де огненный змей, пал на
город, схватил в когтистые лапы местную княжну - и был таков. Только его под
облаками и видали. Конечно, бред это был, полная брехня, не было у огненного
змея хватательных приспособлений, да и сам он неодушевленным был, вроде сохи
крестьянской. Княжна, скорее всего, бежала с каким-нибудь дружинником или
того хлестче - смазливым пастухом. А блуд огненным змеем прикрыли.
Но неудачи неудачами, без них никуда, коли мир познаешь с усердием.
Князь же замахивался на небывалое - проклятых асеев иноземных, искусных в
ремеслах, обогнать, запустить в небеса наподобие луны шарик металлический,
дабы показать, что и русские мастеровиты и вельми искусны в науках. А как их
обогнать, коли сам Валька Коричневый в супротивниках ходит? Переметнулся к
клятому немцу, за длинной гривной погнался! Взяли его те в крестовый поход,
славу боевую обрести, так нет, сбежал, сдался в плен сарацинам и на Гроб
Господень наплевал со всей своей окаянной душой. Но басовый ведь, рукокрылый
мастер! Натаскался, гадина, в сарацинских землях, христопродавец, он ведь
сарацинам боевые ракеты делал, а те их на христианских рыцарей пускали и
столько невинного народу погубили.
Одну только балладу послушаешь, печалью сердце изойдется.
Самсон погиб, и граф Грандоний убит, и Ги Сентожского ракета вышибла из
седла, и Асторию удача не улыбнулась, и Жерару из Руссильона не повезло...
Да что о них, Готфрид Бульонский, Джованни Сыроед, Антоний Салатини, Балдуин
Мародер - все они стали калеками, все несли героические отметины, кто на
лице, кто на теле. А этот, подлец, вернулся из арабских пустыней, спрятался
в немецких землях и имя себе новое взял. Был Валька Коричневый, стал Вернер
Браун, только переведи эти слова на нормальный русский язык - сморщишься и
сплюнешь с досадою на поганца. Но сказать по совести, лучшего мастера нет на
свете, вряд ли кому под силу задуманное князем, разве что за Серьгой
Цесаревым Вальке вовек не угнаться.
Но и князюшка нераздумчив. Молод еще, зелен, аки майская трава, вот и
замыслы дальние кидает, мир тщится поразить. Такие запуски надо обмыслить,
умом попробовать, а потом лишь за дело браться. А ну луна железная
хрустальный купол пробьет? Что тогда случится? И звезд на небе не станет, и
Солнце по другому пути пойдет, а чем это обстоятельство жителям земным
грозит, о том кто-нибудь подумал? Это ведь считать и считать надо, чтобы
железная луна на излете у хрустального купола упала, не поцарапала его, не
разбила. Тут одной арифметикой не обойтись, тут уж надо за арабскую алжгебру
приниматься. А где найти такого умача? Есть, правда, один умный жидовин,
вельми искусный в любых вычислениях. Удивляться, конечно, нечему, жиды
завсегда в вычислениях толк знали, на разных продажах в первых не зря ходят,
авантаж свой никогда не упустят, хотя и пользуют при торговле всего два
действия: вычитание у людей и деление меж своими. А этот жидовин, хоть и
имечко носит, что не выговоришь и не запомнишь с первого разу, всей, как
говорят греки, палитрою пользуется, и более того. Не зря человек
астрогнозией занимается! Правда, Серьга его за гелертера почитал, за
человека, который обладал обширными книжными познаниями, а в практике
беспомощностью отличался.
Размышления мастера непревзойденного прервал немец со смешной фамилией
Янгель.
Приблудился он к княжескому дому вместе со странником, что веру в
Христа проповедовал, да так и прижился. Толковый оказался мужичина, как
всякий немец или любой иной асей. Грамоте разумел, по мере сил и
возможностей помогал Серьге Цесареву ладить пороховые движители для огненных
змеев. Удачливость его не покидала - два последних огненных змея ушли на
запад, дразня и пугая зевак со случайными степными путниками огненными
языками. По расчетам, они никак не могли до небесного свода долететь. И то
ладно, ни к чему судьбу всего мира испытывать!
- Здоров буди, Серьга! - сказал немец, снимая головной убор и крестясь
на красный угол. - Что постным блином выставился? Или думы обуяли?
Цесарев рассказал ему о вчерашней беседе с князем.
- Вон как! - удивился Янгель. - Божий промысел на себя решил взять?
- А ты как думаешь? - спросил розмысл.
- Задача изрядная, - потер бесстыдно выбритый подбородок немец. -
Арифметикой здесь не совладать, надо к греческим древним философам
обратиться. Аристотеля полистать, Пифагором думы завлечь.
- Хочу, говорит, чтобы плыл в небе шарик, а из него колокольный звон до
земли доносился, - пожаловался розмысл.
- Лепота! - сладостно прищурился немец.
- Ты ведь знаешь, мы огненных змеев для иного измышляли, - недовольно и
хмуро сказал розмысл. - А тут... колокола в небесах!
Серьга невесело хехекнул.
- А мне нравится, - сказал немец. - Сей мыслью забавно себя озадачить,
пифагорейцем всемогущим себя чувствуешь.
- Как прошел запуск последнего огненного змея? - сухо спросил розмысл.
Не нравилось ему благостное спокойствие немца, недомыслием ему казалась
чужая несерьезность.
- Сказочно, - доложил немец. - Выглядело так, словно джинн из арабских
сказок попытался построить рыцарский замок Зигфрида на земле. Все заволокло
пылью, клубы ее вздымались в небеса и грозили застить солнце. И тут блеснуло
пламя. Словно нехотя наш огненный змей оторвался от земли, заревел страшно и
унесся, все прирастая скоростью, в синеву небесную. Никто даже не успел
вознести молитвы, чтобы не покарал змей свободомыслие людское прямо на
испытательном поле.
- Янгель, Янгель, - укорил товарища розмысл. - Не пойму я, то ли ты
песнь свою пытаешься сложить, то ли сказку рассказываешь. Установили ли
место падения змея? Далеко ли пролетел он в сей раз?
- Далеко, - сказал немец деловито. - Так далеко, что конные из виду его
потеряли. Но вот что привело меня, Серьга: хозяина постоялого двора, что на
Ветровке, знаешь?
- Жарену? Как не знать? Не раз бывал у него, - признался розмысл. - Как
говорится, мед-пиво пил, по усам текло, да все в рот попадало.
- Ты его стерегись, - предупредил Янгель. - Доносы сей кабатчик на тебя
князю пишет. Сам видел одну поносную грамотку, где он о твоих непотребных
словах о княжестве и княжении сообщает! Ой, гляди, заваждают тебя, очернят!
Розмысл недоверчиво хмыкнул.
- То князю Землемилу без нужды, - сказал он. - Князь, свет наш,
неграмотный!
- Не веришь, - вздохнул немец. - И зря! Был бы донос, а доброхот, что
прочтет князю грамотку, всегда сыщется!
- Приму во внимание, - уже без прежней недоверчивости сказал Серьга. -
А насчет луны металлической что скажешь? Из какого материалу робить ее
придется?
- Из меди, конечно, - не задумываясь, сказал немец. - Дабы, находясь в
небесах, сия луна от обычного ночного светила только размерами отличалась.
Только ковать ее тоненько-тоненько придется, лишний вес даже быку помеха.
2.
Ковали и подмастерья мяли медь и железа, жидовин все считал и
высчитывал, справляясь, какого размера будет рукотворная луна, сколь мощны
будут пороховые заряды и из какой провинции чайной страны будет тот порох
доставлен. Выходило, что сила огненного змея будет недостаточной.
- Вот, смотри сам, - горячился жидовин, подсовывая розмыслу атласные
китайские бумаги, исписанные цифирями и непонятными значками. -
Синьцзяньский порох нужен, он у них ленточный и горит равномернее.
- Да где ж я тебе его возьму? - возражал розмысл. - Караваны из чайной
страны раз в год приходят! Да и князь наш каждую копейку бережет, только
терем свой за последние два года восьмой раз перестраивает!
- Серьга! Серьга! - предостерегающе сказал, оторвавшись от старинного
пергамента, Янгель. Мудр немец был, знал восточные грамоты, даже те, которые
справа налево читают, не приведи Господи таким манером писать!
- Да что Серьга? - авдотькой болотной раздраженно кричал розмысл. - Без
ножа меня режет! Иудино племя! Христа продали, за святую Русь взялись! И
считает, и считает!
- Могу и не считать, - оскорбленно сказал жидовин.
- Нет, взялся, так считай, все считай, до мельчайших подробностей!
Что ты с него возьмешь, с пытливого умом человека!
И неизвестно до чего спор бы этот дошел - возможно, на кулачках бы
сошлись, только какой с жидовина боец, вся сила в мозги ушла, но тут в терем
пытливого ведомства гость пришел. Вошел, брякнул массивной шипастой палицей
об пол, прошелся по терему - дубовые доски под ним прогибались. Сразу
видно - бранник, в битвах не раз участвовал. А ежели не участвовал - так
всей душой готов был в схватках с неприятелем участие принять.
- Добрынюшка! - обрадовался старому близняку розмысл. Братьями по
кресту они были, а это родство порой посильнее кровного!
По русскому обычаю троекратно и крепко расцеловались.
- Вот, - сказал бранник. - Возвратился в родимые места, так сказать, в
пенаты и сразу же - по гостям. Примите ладком, посидим, как говорится,
рядком, браги пенной пригубим, медовухой усы да бороду омочим.
Розмысл уже торопливо сбрасывал со стола чертежи. Так у русских
заведено: коли друг на порог, то дела - за порог. Янгель, даром что немец,
был по-русски понятливым - встал, пошел в угол светлицы, прикатил дубовый
бочонок с липовой пробкой. Ай, хороша у князя медовуха!
- Да где ты был, Добрынюшка? - начал расспрос розмысл, едва по чаше
прошлись. - Сказывай, друг любезный, где и каким ветром тебя носило?
- В Греции был, - ответствовал бранник. - Учил тамошний люд стрельбе
по-македонски, одновременно из двух луков.
- И что там, в Греции? - поинтересовался Серьга.
- В Греции есть все, - сказал Добрыня. - Сам понимаешь, Греция! Но
народ там страдает.
- А чего ж он страдает? - удивился розмысл. - Сам говоришь, все у них
есть. Тут лыка хорошего на лапти надрать невозможно, все липы попилили.
Князь сказал, вязы высаживать будем. А какое у вязов лыко! Видимость одна...
Так какого лешего они страдают, Добры-нюшка?
- Они, понимаешь, недавно от тирании к демократии перешли, - объяснил
воин. - Как демократию выбрали, так и страдать начали. Некоторые горячие
головы уже кричат: долой демократию, вертай тиранию!
- А в чем разница? - спросил розмысл.
- Понимаешь, тиран все решает сам и не таит этого, - объяснил
бранник. - А демократ тоже все решает и делает сам, а объясняет, что
поступает в соответствии с волей народной.
- Тогда понятно, - кивнул розмысл. - Кому приятно, если тебя порют и
говорят, что делают это за ради Бога и по твоему хотению?!
- Лихое дело, - вздохнул Янгель. - Не тот грек пошел! Не тот!
- Нечего было под римлян ложиться, - сказал вдруг жидовин, который
участия в пиршестве не принимал, а все сидел и высчитывал, сидел и
высчитывал, так высчитывал, что и сомнений не было - все учтет до последнего
грамма. Этот бобра не убьет, в расчетах не ошибется! Ин ведь надо же, все
молчал, молчал, а тут вдруг - заговорила Валаамова ослица!
Добрыня неодобрительно глянул в его сторону. Ученые занятия он принимал
лишь в опытах, а все прикидывания да приглядывания считал делом несерьезным
и недостойным настоящего мужчины. Отец его, боярин в пятом поколении, все в
посылах был, дела княжьи в чужих землях улаживал, самое дело сыну бы пойти
по родительским стопам, но Добрыня по причине рослости своей в бранники
пошел. Уступил настояниям своего кумира Ильи да поддался уговорам друга
детства Алеши. В точных науках он сызмальства не силен был, так - пальцы на
обеих руках посчитать, конечно, смог бы и на торжище бы его вряд ли
кто-нибудь сумел объегорить, но чтобы так вот - в грамоты цифирь записывать!
Добрыне это казалось сродни волшбе и чародейству.
И не Добрыня он был по записи, отец его в землях аглицких был, в честь
какого-то тамошнего изрядного героя назвал сына Доберманом, но виданное ли
дело, чтобы русский человек иноземным именем назывался? Вот и переиначили
имя сына посыльного на русский манер - Добрыней кликать стали.
Посмотрел Добрыня на жидовина, ожидая продолжения, чтобы в порядке
спора скулу человеку можно поправить было, по усысе наглой бритой дать, да
не дождался. А дождался он очередной чары, которую и осушил в два молодецких
глотка.
- Этот-то чего у вас делает? - спросил он розмысла. Выслушал рассказ о
задумке князя, покрутил стриженой под горшок головой.
- Чудит князь Землемил!
- В летописях имя свое желает оставить, - вздохнул Янгель и потянулся к
бочонку.
- Князья чудят, холопы головы ломают, - щуря глаз, отозвался розмысл.
- Серьга! Серьга! - оборвал его немец, голосом коря за неосторожное
высказывание.
- Да все свои! - фыркнул розмысл.
- Это точно! - поддержал его Добрыня. - Кто сор из избы выносить
начнет, тому я самолично кишки на кол намотаю!
И так грозно поглядел в угол, где занимался вычислениями жидо-вин, что
сразу стало ясно, кому его угрозы предназначаются. Выпили еще самую малость.
- Слушай, Серьга, - сказал бранник, вытирая короткую бороду. - А ведь
если шарик можно с помощью огненного змея в небо пустить, так и человек
полететь может!
На него посмотрели с веселым недоумением.
Ишь чего пьяному Добрыне в голову пришло - на огненном змее верхом
прокатиться!
- А вы не скальтесь, не скальтесь! - сказал Добрыня, недобро щурясь. -
Ты, розмысл, без выкомуров, ясно скажи - возможно это или игривость
мозговая?
Серьга Цесарев молчал, перекатывая слова закаленного бойца в своей
голове с одной извилины на другую.
- А что ж, - вдруг сказал он. - Если шарик запустить можно, то и
человека на огненном змее в небеса можно отправить. Только больно сложностей
много, овчинка выделки не стоит.
- Смотри, розмысл, - сказал Добрыня, подставляя просторную свою чашу
под пенную струю. - Будешь дружину собирать на огненном змее кататься, о
друге Добрынюшке не забудь.
Розмысл окинул его пытливым глазом.
- Да не подойдешь ты для того, - сказал он. - В плечах широк, слишком
уж высок и весу в тебе - небось на семь пудов потянешь? Другое дело дружок
твой Алешка Попович - и ростом достаточен, и складом изящен, и весом четырех
пудов не добирает. Только пустое это занятие, Добрыня! Сам посуди - куда-то
бранника сажать надо, потом голову ломать, как ему на землю живым
опуститься. К тому же рискованное это дело - порох ненадежный, да и летит
змей огненный пока не туда, куда мысль приложишь, а как в той поговорке -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг