Они искусно разыграли - особенно Зиная - взаимную вражду и отчуждение, чем
притупили мою бдительность. Я торопился настичь их. Жаль, что здесь в моем
распоряжении нет опекунов...
Что им нужно в лаборатории? Почему они рвутся туда?
Правильный путь среди множества трещин и пустот я отддскивал по
обрывкам изоляционной пленки, там и сям торчащим из лъда.
Что они затевают?
Ведь то, что им удалось обмануть меня, ровно ничего не значит. Как
только мы возвратимся, их судьба снова Судет в моих руках. Машинально я
отломил осколок льда и сунул в рот. Ощутил приятный освежающий холод. Лед
показался сладковатым.
Почему-то вдруг вспомнилась шахматная позиция в том положении, как она
прервана. Ответа на мои последние ходы с Земтера не пришло. Там теперь
стало не до шахмат, Впрочем, меня тоже перестал интересовать исход игры.
Однако я никак ке мог отвлечься от позиции. Вспомнилась она с такой
четкостью, точно я видел перед глазами доску с расставленными фигурами.
Надо же, как запечатлелась в памяти эта злосчастная позиция!
Но скоро выяснилось, что не только эта позиция - с такой же ясностью я
вспомнил остальные девять партий, одну за другой. Невольно стал обдумывать
очередные ходы за своего партнера.
Со мной творилось что-то невероятное, необъяснимое: в доли секунды я
вспомнил все ходы, сделанные раньше, и мог без малейшего усилия
восстановить все до единой партии, сыгранные давным-давно. Сейчас я с
невероятной легкостью отыскивал собственные ошибки и не понимал, почему мои
партнеры не использовали столь очевидных промахов. Глоб, играй это он,
наказал бы меня.
Насколько же все-таки он играет сильнее прежних моих партнеров. И
насколько я сам вырос!
"Все прошедшие годы вы состязались со счетной машиной".
Эту фразу, произнесеннную Джамасом, сейчас я словно услышал наяву.
Мысленно увидел и его самого, ничуть не похожего на себя теперешнего. В уме
мелькнуло что-то важное, какой-то тревожный вопрос, который необходимо
решить немедленно, не откладывая... Но я опять погрузился в шахматную
позицию.
"Точно! Джамас был прав!"-едва не воскликнул я в непонятном
возбуждении.- Джамас бесконечно прав: против меня играл не Глоб, а машина.
Программа, заданная ей, стала ясна мне вдруг, будто я сам составлял ее. Мой
воспаленный мозг работал неистово и стремительно. Про себя я мог
разыгрывать и анализировать все прежние партии одновременно. Сортировал их,
группируя похожие варианты, мог сравнивать, как играл сам и как играли
против меня в аналогичных позициях. Мысленно проследил все этапы роста
своих соперников, точнее - теперь я был убежден в этом одного соперника -
машины. Мне стало ясно, каким путем продвигался Глоб, меняя и совершенствуя
программу. Как он сам постепенно открывал законы шахматной игры и
закладывал их в программу. А теперь машина сама научилась совершать
кое-какие изменения в программе, отыскивая новые возможности, учитывая свой
прошлый опыт.
Все стало так ясно, что я поразился, почему не догадывался об этом
раньше?
Сейчас я и сам мог предсказать ответы машины на свои последние ходы.
Все же ее действия пока сильно скованы жестким алгоритмом.
Программа машины имела всего лишь один изъян. Видимо, Глоб убежден,
что в любом игровом положении возможно отыскать единственный, наилучший
ход. Он думает - достаточно определить все признаки, по которым следует
оценивать плюсы и минусы позиции, и задать точные цифровые оценки. Свести
поиск решения к простому арифметическому расчету. .Но именно этот пункт и
давал мне преимущество. Не знаю, будут ли когда-нибудь открыты безупречные
правила, по которым машина станет играть, но что лучшего и единственного
хода не может быть, я убежден. Для меня, по крайней мере, на всех десяти
досках было что выбрать: если бы я играл не с машиной, а с самим Глебом, я
избрал бы другой путь, с Джамасом сыграл бы еще иначе. Правда, есть
позиции, где выигрыша можно достичь форсированно. Для них-то и хороша
программа Глоба.
Все эти мысли промелькнули в какие-то доли секунды.
В следующее мгновение меня поразило другое. С чего у меня вдруг
объявилась необыкновенная способность? Никогда, даже на специальных
тренировках, я не достигал такой четкости - как будто в самом деле видел
перед собой все десять досок, мог даже разглядеть небольшие щербинки, какие
появились на фигурах, или крохотные пятнышки там, где облупилась краска.
Я попробовал вспомнить что-нибудь другое. Выбрал самое для меня
трудное - папку с бумагами Джамаса. Оказалось, что их я тоже могу увидеть с
такой же четкостью, как шахматные фигуры. Значки и буквы формул, которые
для меня не содержали ни малейшего смысла. Все страницы - каждую по
отдельности - я мог рассматривать в подробностях, точно они находились
сейчас перед глазами. Я попробовал читать. Удалось и это. Более того, я без
усилия разбирал смысл написанного. Все, что когда-то учил, но давно и
прочно позабыл, вспоминал в нужный момент. А там, где знаний не хватало, я
постигал суть формул, вникая в чужую мысль.
Должно быть, у меня воспалился мозг... Но если даже и так, воспаление
было не болезненным, я ни на мгновение не забывал, где нахожусь, куда и
зачем ползу. Я продвинулся не больше десяти метров, на это ушло с минуту -
когда я мысленно перелистнул последнюю страницу в папке Джамаса.
Суть его эксперимента стала ясна. Джамас не побоялся подсунуть мне
свои выкладки, будучи абсолютно уверенным, что при моих знаниях я ничего не
пойму. И он не ошибался: в обычном состоянии я ничего бы не понял. Но
сейчас на меня накатилось озарение. То, что готовил Джамас, нельзя назвать
киборгом. Киборг все-таки - симбиоз человека и счетной машины. А Элион - не
счетная машина, скорее искусственный человек, неодушевленная модель
Джамаса. Если под душой понимать знания, интеллект, психику, умение
управлять своим телом, мускулами. Опыт Джамаса состоял в том, чтобы
мгновенно без длительного и трудного обучения передать Элиону все, что знал
и умел сам Джамас. Как бы спроецировать в робота свой мозг, свою душу.
Иначе говоря, зарядить Элиона духовно. Зачем Джамасу понадобилось создавать
двойника? - вопрос другой. Блажь! Но какой-то расчет у него был.
Так кто же сейчас находился с нами: Элион или Джамас? И еще, мне не
ясно было, как Джамас проник в лабораторию, если вход в нее охраняли
опекуны. Если бы на месте опекунов были люди, другое дело. Но они роботы.
Далеко впереди блеснуло. В ледяной стенке, отделяющей лабораторный зал
от коридора, образовался пролом. Светило из него. Я погасил фонарь, теперь
он стал не нужен.
Злобно заворчала Феба, но, узнав меня, затихла. Яркий луч ударил в
глаза, ненадолго ослепил.
- Это ты,- узнал я голос Зинаи.- Где Элион? Ты его не видел?
- Разве он не с тобой?-после яркого света я ничего не мог разглядеть в
зале.
- -Он опять что-то замышляет! Зачем ты его взял?
Наконец глаза привыкли, и я разглядел Зинаю. Вцепившись кошками в
ледяной пол, она в неловкой позе удерживала в руках продолговатый предмет,
плавающий в воздухе.
Потом я сообразил, что это совсем не предмет, а человек, закутанный в
одежды. Зиная обхватила его голову, дышала ему в лицо.
- Он живой! Живой... Он только закоченел, не может прийти в себя.
Человек - Элион или Джамас, я бы не рискнул утверждать, кто именно,-
похоже, спал. Правда, дыхания не было слышно. Да и недвижим он был, точно
мертвец. Я пощупал руку: нет, все-таки живой. У мертвого тело давно бы
окостенело в этом леднике.
- Нужно нести его в ушканку и быстрее на корабль, Там он придет в
себя,- сказала Зиная.
- Будем надеяться - придет. Но... кто это?
- Джамас. Неужели ты до сих пор считаешь того Джамасом?
- Возможно, ты и права. Ты полагаешь, Элион способен на что-нибудь
опасное... скажем, на убийство?
- Еще как способен! Разве это не ясно. Ведь он пытался убить Джамаса.
Надеялся, что тело раздавит льдами. А потом, огда мы собрались сюда,
испугался, что Джамас жив а его самого скоро разоблачат. Элион что-то
затеял. Где ты его оставил? Нельзя было упускать его из вида.
- Не паникуй,- остановил я ее.- Пока он ничего не сделал: если он
надумает вернуться на корабль один, мы услышим рев мотора.
- Тогда будет поздно.
- Не будет. Свяжемся с кораблем. Когда Элион появится, его сразу
арестуют, а ушканку снарядят за ними. Скорее всего, Элион заблудился. Ты
видела, как здесь много боковых трещин.
Разговаривая, мы выбрались из зала в коридор.
"Будет поздно". Зиная и не подозревает, насколько она права. Связь с
кораблем я могу держать только из ушканки.
Я нарочно не сказал ей этого. А если... Элиону взбредет в голову
оставить нас здесь, через сутки-двоe мы превратимся в ледышки. Вернувшись
на корабль, он сочинит какую-нибудь небылицу о нашей гибели. Но почему он
тогда до сих пор не удрал? Чего он ждет?
И снова внезапная догадка обожгла меня.
- Тише! - шепотом остановил я Зинаю.- Погаси фонарь.
Мы остались в темноте. Тусклое мерцание исходило теперь лишь от
комбинезона Зинаи. Притихли в ожидании и собаки.
- Что? - совсем близко прозвучал возбужденный шепот.
- Оставайся здесь, не зажигай света, не двигайся, не подавай никаких
звуков. Я поползу один.
Я не стал говорить всей правды: наше положение было отчаянным. Я даже
не был уверен, смогу ли сделать что-нибудь.
Теперь я понял, почему он ждет. Если бы Элион знал, что телеустановка
в лаборатории вышла из строя, он давно бы пустился в обратный путь, бросив
нас в леднике. Но он боится, что я свяжусь с кораблем раньше, чем он
прибудет туда.
Я отчетливо представил его, сидящего сейчас в ушканкe иа водительском
кресле. Элион положил руку на пусковой рычаг и ждет нас. Когда мы подойдем
близко- включит дюзы. Струи раскаленного газа испепелят нас. Элион
затаился, боится дышать, подозрительно прислушивается, ждет, когда на
ледяных стенах пещеры появятся отблески света наших фонарей.
Я продвинулся совсем немного; пробираться по узкому лазу в темноте
было непросто.
Внезапно услышал чье-то тихое дыхание. Затаился. Кто-то осторожно и
мягко прикоснулся ко мне сзади. Рука уткнулась в теплую шерсть, шершавый
язык лизнул мою ладонь,
Феба. Она как будто все понимала и продвигалась так же осторожно,
беззвучно. Донесся шепот Зинаи:
- Возьми ее. Я велела ей слушаться тебя.
Хоть я и не представлял, какой, прок может быть от собаки, все же мне
стало не так тревожно.
Какой же я все-таки болван! Решительно ничего не заподозрил. Даже
такой знак, как давешний шум в боковой трещине, ничего не подсказал мне.
Лед ведь сам по себе не мог загрохотать: в невесомости глыбам некуда
рушиться. Стало быть, там прятался Элион и выжидал, когда я пройду мимо.
Мы с Фебой достигли узкого пережима. Ушканка неподалеку. Я удвоил
осторожность. Понятливая Феба, похоже, и дышать перестала. Если бы в
темноте рука иногда не натыкалась на ее шерстистую спину или бок, можно
было подумать, что ее нет поблизости.
Я и прежде поражался тому, как ловко передвигались собаки по коридору
"Гроссмейстера" в невесомости. А сейчас Феба легко выбирала путь даже в
кромешной темноте.
Наконец последний пережим. Где-то здесь ответвлялась трещина, в
которой недавно укрывался Элион.
Осторожно выглядываю: черный корпус ушканки рядом.
Если сейчас запустить двигатели, от нас с Фебой не останется и горстки
пепла.
Из приоткрытой дверцы кабины на ледяную стенку падает полоса света и
тень от головы. Поза Элиона говорит сама за себя. Он сидит в водительском
кресле наготове, голову высунул наружу, прислушивается и ждет. Как только
заслышит нас, захлопнет дверцу и рванет рычаг.
Тихо-тихо слышится похрустывание льдинок. В уме прикидываю, что лучше:
попытаться подкрасться к нему и напасть или вступить в переговоры? Сказать
ему, что мне все известно про его замысел, что он провалился: я сообщил о
происшедшем на корабль. Только вот вопрос, захочет ли он говорить со мной,
не запустит ли двигатели, едва услышит голос? Подкрасться ближе невозможно.
Глаза Элиона привыкли к полумраку, он увидит меня. А если не увидит, так
услышит: пролезть в дыру, не поднимая шума, я не смогу.
Рядом я ощутил чужое тепло - это была Феба. Несколько раз влажный и
теплый язык собаки коснулся моей щеки. Сейчас эти дружеские прикосновения
ничуть не были противны мне. Феба словно чего-то ждет от меня.
Что если попытаться?..
Я прижался губами к самому уху собаки.
- Феба, вперед - взять,- шепчу ей.- Только, пожалуйста, осторожней.
Последних слов я мог бы и не произносить: ведь она обучена понимать
одни команды.
Неслышный толчок лапами, и распластанное ловкое тело бесшумно
проскользнуло сквозь дыру. Элион ничего не услышал, не изменил позы. Феба
изящно скользила в воздухе, медленно приближаясь к нему. Сейчас он уже не
мог видеть ее - мешала приотворенная дверца. Я затаил дыхание. Феба
подобрала задние лапы, сжалась в комок, спружинивая мускулы для
решительного броска. Я не уловил момента, когда она кинулась на Элиона.
Раздался отчаянный вопль.
Я рванулся вперед, но застрял в тесной дыре. Вопль ужаса и
непереносимого страха ни на мгновение не замолкал. Элион не ждал нападения,
не приготовился к нему. Включить двигатели сейчас он не сможет, если даже
ему и удастся рвануть рычаг - запустить их можно только при закрытой
дверце. Я торопился на помощь Фебе. Пират опередил меня. Он ухитрился
проскользнуть сквозь дыру, когда она была почти полностью заклинена моим
телом. Собачий лай и ворчание удвоились. Я подоспел, когда Пират и Феба
выволокли Элиона из кабины. Его трясло от пережитого страха, руками он
закрывал лицо. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Глава седьмая
Мы были наедине с Джамасом.
- Начнем с шифровки,- сказал я.- Вы узнали ее содержание? Каким
образом?
Джамас, устало откинувшись на спинку кресла, сидел напротив меня. Нас
разделяла ширина стола. Когда я включил записывающий автомат, из столешницы
на пружинах поднялись шесть микрофонов: три в мою .сторону, три в его.
Джамас пристально разглядывал их, будто ничто другое его не интересовало.
Опекунов я не тревожил, в их услугах не было нужды. Джамас и без того еле
жив. Он еще не пришел в себя, его все время клонит ко сну. Если бы не
чрезвычайная обстановка, я отложил бы дрпрос на день-два. Сейчас у меня не
было такого права. Этот человек едва не сорвал намеченную операцию. Пока я
не выясню, как ему удалось это сделать, никто на борту "Гроссмейстера" не
может оставаться спокойным. И попросту говоря, меня разбирало любопытство.
Джамас наконец оторвал взгляд от микрофонов. По его губам Скользнула
усмешка.
- Почему эта чертова глыба не разлетелась на куски?
Я не ожидал вопроса. Вообще мне в голову не приходило, что и ему может
быть что-то неясно.
- Взрыв - дело твоих рук? - спросил я.
- Да,- признался он.- Дело моих рук.
Он с каким-то изумлением поглядел на свои кисти, бессильно лежащие на
столе. Даже перевернул ладонями кверху, как будто самому не верилось, что
это и есть те самые руки, которые повинны во всем,
- Зачем ты это сделал?
Помимо воли в моем голосе прозвучала жалость. Может быть, жалость и не
к нему - к себе. Я бы сейчас многим пожертвовал, чтобы возвратить наши
недавние отношения с ним. Я подавил в себе это чувство: не время для
сантиментов.
Он как-то странно смотрел на меня, будто хотел прочитать мои мысли.
- Чистосердечное признание смягчит твою участь,- произнес я
стереотипную фразу.
На самом деле - я отлично знал - никакая чистосердечность и самое
искреннее раскаяние не спасут его от смертного приговора; он едва не сорвал
военную операцию.
- Может быть, я еще и раскаяться должен? Этого вы добиваетесь? - с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг