- Закуривайте, пожалуйста, - произнес он. Парни взяли по сигарете. Оба
чувствовали себя смущенными.
- Мы тут глупости болтали, вы не обижайтесь, - сказал один.
- Ничего, я привык.
- Вы здесь служите?
- Да. Гидом.
- Правду брешут, будто в алтаре выставлена одна старая картина,
которой нет цены? Говорят, ее держат по,а стеклянным колпаком. Только
прикоснешься к стеклу - за спиной двое полицейских вырастут.
- Правда, - подтвердил Ивоун.
Он не стал объяснять, что в храме находится всего лишь копия
знаменитой картины, а подлинник хранится в старом дворце, и полицейские
охранники тоже дежурят там. Он полагал - это известно каждому.
- Простая раскрашенная деревяшка - и нет цены? - усомнился другой
водитель.
- Цена есть. Но все равно, что ее нет, - миллионы, - объяснил парень,
затеявший разговор.
- Двенадцать миллионов, - по привычке уточнил Ивоун.
Он любил эту картину и старался, чтобы другие составили о ней хорошее
мнение. И если уж их чувства ничем невозможно затронуть, пусть хоть цена
подействует.
Ивоун давно привык, что экскурсантов больше всего интересуют цены и
размеры картин, цены и вес скульптур, их высота. Неизвестно, для чего им
нужны эти сведения: никто ведь из них не собирается ни покупать, ни
перетаскивать скульптуры с места на место.
Встрече с водителями Ивоун не придал значения, ему и в голову не
пришло, что одному из них этот случайный разговор запомнится.
За ночь снегу прибавило вдвое. С утра Пирану буквально осадили
туристы. Всем хотелось запечатлеть в памяти древние улицы, утопленные в
снегу.
Ночью из северных городов пригнали снегоочистители, Однако справиться
с заносом им было не под силу. Снег только сгребли с мостовых на главных
улицах. Мокрые ватные горы загромоздили тротуары. Городская канализация не
справлялась с потоками талой воды, повсюду образовались ручьи, текущие
поверх мостовых. Самым разумным выходом было перекрыть дороги, ограничить
наплыв машин, стремящихся в столицу. Но этого никому не пришло в голову.
Городские власти радовались возможности урвать куш.
Утром, едва лишь выйдя из дому, Ивоун понял - настал последний день
Пираны. Внешне все шло обычным чередом. Ивоуну, по обыкновению, досталась
разноязычная группа.
Среди своих коллег он слыл полиглотом. Утверждали, будто он знает
более сорока языков. На самом деле Ивоун владел лишь пятью. Но этих пяти
было достаточно: в группе всегда находился человек, знающий хоть один из
пяти языков.
Ивоун вел экскурсантов обычным маршрутом по кругу вдоль стен храма
справа налево. Осмотр начинали с витражей. Даже в дни больших служб, когда
к туристам прибавлялись верующие со всего почти города, под старинными
сводами не собиралось такого множества народу.
Собор, как и большинство других старых церквей, выполнял двойную
нагрузку: служил одновременно и культовым храмом и музеем старины. Среди
верующих, погруженных в молитвы, беспечно и развязно прогуливались туристы,
выясняющие стоимость картин, высоту колонн и вес скульптур.
- Ну и жаркий денек предстоит нам сегодня, - мимоходом пожаловался
Ивоуну знакомый гид.
Они двигались навстречу друг другу. Тот уже закончил осмотр верхней
галереи и пробирался к центральному алтарю.
Впервые Ивоун не задержался возле своего любимого витража "Обращение
неверных". Назвал туристам только предполагаемую цену. Ему не терпелось
взглянуть на город с высоты.
Все улицы и проулки, прилегающие к храму, запрудили автомобили. Это
был уже неуправляемый хаос. Никто не обращал внимания на светофоры.
Беспрерывно сигналили клаксоны. Автомобилисты, каждый на свой страх и риск,
пытались вырваться из затора. Чудаки, они еще на что-то надеялись.
Впервые за тридцать лет безупречной службы Ивоун ушел с работы, никого
не предупредив. Он один знал, что произойдет. Давно предвидел это и загодя
приготовился. Беспорядки, которые неизбежно начнутся на запруженных улицах
Пираны, Ивоун решил переждать дома.
Передачу из Пираны вела туристокая кампания. Ивоун расположился в
кресле перед включенным телевизором. Самое поразительное, что даже теперь
никто еще не догадывался о близости и неизбежности катастрофы. Операторы
снимали город, запруженный машинами, заваленный снегом. Крупным планом
давали отдельных пешеходов, бросивших автомобили, отважно бредущих через
сугробы. Там и сям автомобили вылезли на тротуары. Все полагали, что это
временный затор, какие бывали часто. Пройдет час-два, пробку ликвидируют, и
опять можно будет из тесных древних улочек вырваться на просторную
автостраду, где заторы невозможны. Но многие уже отчаялись, покинули
автомобили, разбрелись по ближним отелям и ресторанам, из окон наблюдали за
столпотворением.
Водители автобусов и грузовиков пытались пробиться из города,
расталкивая брошенные легковые машины, тараня их своими мощными бамперами.
Но тщетно. Этим только увеличивали общий хаос и сумятицу. Глядя со стороны,
могло вообразиться, что неразбериху создали сами озверевшие и
взбунтовавшиеся автомобили.
Диктор бодрым, хорошо натренированным голосом призывал :
- Спешите в Пирану. Небывалое, захватывающее зрелище. Снегопады у нас
бывают не чаще одного раза в полтора столетия. Если вы упустите
возможность, второго случая можете не дождаться.
Мысленно Ивоун представил себе загородные трассы.
По ним безудержно мчатся все новые и новые потоки автомобилей.
Вырваться из города удается одиночкам. Предотвратить катастрофу, очевидно,
уже невозможно.
Все происходило так, как предвидел Ивоун. Автомобили запрудили улицы и
переулки, повалили ограды скверов, заполнили площади вокруг памятников и
фонтанов, влезли на паперти храмов, давили и корежили друг друга. Даже
древнейший из храмов, тот самый, где служил Ивоун, не составил исключения.
На телевизионном экране показали знакомую паперть. Автомобили, взгромоздясь
один на Другой, подперли все двери. Собственно, это были уже не автомобили,
а лом. Владельцы бросили их на произвол судьбы. По-видимому, в храме
осталось много народу. Некоторое время они изнутри штурмовали дверь,
пытаясь вырваться из заточения. Видно было, как массивный створ ходил
ходуном. Потом натиск затих. Должно быть, кто-то из служителей подсказал
пленникам, что можно воспользоваться запасными выходами, пока их еще не
забаррикадировало. В случае крайней необходимости из собора можно выбраться
через галерею. Правда, для этого придется взбираться наверх по винтовой
лестнице.
Лишь теперь власти распорядились перекрыть дороги, ведущие в старый
город. Но было поздно. Улицы и площади Пираны уже превратились в
автомобильное кладбище.
По телевидению выступил премьер, призвал к спокойствию, выдержке,
обещал, что через день-два улицы расчистят и город возвратится к нормальной
жизни. Премьер улыбался, шутил. Рекламная оптимистическая улыбка во весь
экран свидетельствовала о хорошем здоровье и бодром духе немолодого уже
главы правительства.
На лицах многих из тех, кто застрял в Пиране, Ивоун замечал точно
такие же идиотски-бодрые оскалы, как и у премьера. Черт бы побрал этот
дурацкий оптимизм.
Он-то и привел Пирану к гибели. Хваленые на весь мир оптимистические
улыбки коренные жители Пираны начинали отрабатывать еще в школе. А после
уже улыбались по инерции до самой могилы.
Телевизионные передачи из Пираны не прерывались.
Время от времени Ивбун включал экран. Как развивались события, он
знал. Целую неделю провел взаперти. Провизией на этот случай запасся. Ивоун
предвидел, что к ресторанам и кафе невозможно будет подступиться. К тому же
цены мгновенно вздулись. А вскоре запасы продовольствия в городе иссякли.
Подвоза не было.
Началось массовое бегство. Толпы беженцев с трудом и риском одолевали
завалы пластмассового и железного лома. Туристские, компании по-прежнему
зазывали людей посетить Пирану, обещали небывалое зрелище. Снег вскоре
растаял, мутные потоки поглотила канализация. Воздух над городом очистился:
мертвые автомобили уже не добавляли в него копоти. Там и сям вспыхнули
пожары. Очаги огня залили пеной со специальных вертолетов.
Еще через несколько дней город опустел.
Чего Ивоун не предусмотрел, так это запастись альпинистским
снаряжением, А веревка и кошки были просто необходимы. Хотя он жил всего в
двух кварталах от собора, на дорогу он потратил почти весь день. К тому же
сильно зашиб колено, ободрал локоть, перепачкался в мазуте и до одурения
надышался бензинными парами. Когда он наконец проник во внутренний дворик,
примыкающий к южной стороне храма, он чуть не замертво упал на ступени
лестницы. Долго приходил в себя.
Церковная ограда являла кошмарное зрелище. В нее набились
неуправляемые уже автомобили, покинутые владельцами. Залез даже один
экскурсионный автобус и, опрокинутый, лежал на боку. Между его колесами
застряла малютка "Лайда"- они точно обнялись в предсмертной судороге.
Поверх автобуса взгромоздились еще несколько легковых автомобилей.
Знаменитая статуя мальчика-язычника, обращенного в веру, украшающая фонтан,
чудом уцелела. Сейчас в окружении разбитых автомобилей заметней было
изумление в чертах детского лица. Теперь-то ему и впрямь было чем
изумиться.
Фонтан продолжал действовать. Только его струи очутились в ловушке -
хлестали в покореженный кузов. Крики всполошенных птиц, чьи гнезда во
множестве лепились под карнизами и вокруг обоих шпилей, терзали душу
Ивоуна.
"Господи, они-то при чем?"
Через вход на галерее Ивоун вошел в храм. Все до единой скамьи были
опрокинуты. Повсюду горы мусора. Так что первую неделю ему есть чем
заняться. Уборка отвлечет его мысли, спасет от отчаяния.
Ивоун и не подозревал, что ему будет чем заняться и помимо собственных
мыслей.
Глава вторая
На южных окнах вблизи западного портала сохранились наиболее старинные
витражи. Только ради того, чтобы взглянуть на них, стоило пересечь океан.
Самые лучшие цветные и объемные репродукции и фотографии не давали верного
представления о красках. На копиях запечатлевался лишь один миг, а витражи
не были застывшими: от освещения менялась не только яркость и прозрачность
многоцветных стекол, но по-другому смотрелось все изображение. Солнечные
лучи приглушали одни детали, то, напротив, высвечивали их. Никакое другое
изображение не способно так сильно изменять настроение человека, то
умиротворяя, то будоража его дух,
На эти витражи Ивоун не мог насмотреться. Чтобы не утомлять ноги, он
принес сюда стул.
Порядок в храме он давно навел. На это ушло несколько дней. Он и
прежде любил бродить, по пустому собору.
Правда, совсем пусто, как теперь, здесь никогда не бывало. Ему и
сейчас беспрерывно мерещились звуки: то шорох чьих-то шагов в отдалении, то
музыка церковного гимна, проникающая из подземных алтарей сквозь потайные
колодцы в стенах. Средневековый храм воздвигали на развалинах древнего,
языческого. Про алтари и молельни, замурованные в фундаменте, вскоре
позабыли. Заново их открыли лишь в середине прошлого века, когда
прокладывали новый водосток. Заброшенные, засыпанные песком и почвой старые
молельни расчистили, провели вентиляцию, заново освятили древние алтари.
После этого там так же начали справлять службы. Часть подземных галерей и
камер превратили в склады.
Ивоуну почудились тихие голоса, шедшие вроде бы из ближней
исповедальни. Вначале он не придал им никакого значения: он уже привык, что
в пустом храме постоянно слышатся посторонние звуки. Лишь услыхав, как
снаружи торкнулись в дверь, он отвлекся от витража. Кто-то пытался открыть
дверь.
- Нам ничего не сделать. Конечно, там никого нет,- явственно
послышался Ивоуну женский голос.
Ивоун и сам не мог объяснить, как это получалось, но по голосу он мог
составить более точное представление о человеке, чем по его внешности. Вот
и сейчас по двум лишь фразам за дверью храма он вообразил себе женский
облик, взволновавший его. А Ивоун был искренне убежден, что такое уже
невозможно. Ежедневно он видел сотни туристок. Среди них попадались
красавицы. Верно, не часто, но попадались. Только, увы, самыми красивейшими
из них он мог любоваться линь пока они не раскрывали рта. При первых же
звуках голоса чары мгновенно рассеивались. Голос человека помогал Ивоуну
проникнуть в тайники души, как выражались в старину. И тайники эти почти
всегда оказывались мутными.
Женский голос, подобный только что услышанному, грезился ему в
сновидениях. Правда, давно, еще в ту пору, когда он был молод и чувственные
сны нет-нет да и смущали его.
- Может быть, мы найдем там хотя бы медикаменты.
По звуку мужского голоса Ивоун не мог судить о внешности. Такого дара
ему не дано. Лишь за одно он мог поручиться: тот, кто произнес последнюю
фразу, волевой и сдержанный человек, и сейчас, в эту минуту, он испытывает
мучительную боль.
- Но как мы попадем внутрь?
В женском голосе прозвучали усталость и отчаяние.
- Подождите, я помогу вам,-вскричал Ивоун.
- Там люди,- удивилась женщина.
- Да,- да,- подтвердил Ивоун, весь захваченный обаянием ее голоса. Он
позабыл даже, что дверь подперта намертво, ее не смогла открыть целая
толпа. С минуту он понапрасну пытался хоть чуточку увеличить зазор. С
наружной стороны ему помогали женские руки. Похоже, что мужчина совсем
плох. Зазора между колодой и створом двери хватило только просунуть ладонь.
У женщины были длинные и выразительные пальцы. Ивоун нисколько не удивился:
у женщины с подобным голосом все должно быть прекрасно и выразительно.
Лишь сейчас он сообразил, что им вовсе не обязательно ломиться в
дверь,- есть запасной вход. Он растолковал им, как пройти в лестнице. Сам
отправился встречать.
Ему нужно было пересечь почти весь храм. В мраморной купели от
последней службы осталась неслитая вода. В сумраке она блестела, точно
зеркало. Он непроизвольно задержался здесь. В глубине отражения разноцветно
сверкали витражи, неясно вырисовывались колонны и скульптуры. Собственное
отражение Ивоун разглядел не вдруг. Лицо худощавое, продолговатое,
рассечено несколькими глубокими морщинами. Возраст по внешности определить
трудно. Уверенно можно сказать лишь - не меньше сорока пяти. И в чертах
вроде бы заметно благородство. Это он придумал не сам: многие уверяли, что
он похож на одного знаменитого актера. А тот обыкновенно играл роли
отважных и благородных героев.
"Дурак. Старый дурак",- мысленно произнес Ивоун своему отражению.
Когда он поднялся на галерею, мужчина и женщина уже пробирались через
загромождения разбитых машин. Сверху он подсказывал им, где меньше завалов.
Правая рука у мужчины висела на перевязи, раненое плечо все еще
кровоточило. Видимо, повязку сделали наспех из того, что нашлось под рукой.
Похоже, что на нее ушли рукава от женского платья - они явно оторваны.
Женщина была проворна, легко взбиралась поверх кузовов и помогала мужчине.
С виду ей не больше двадцати шести лет. Наконец они достигли нижних
ступеней.
Прежде всего Ивоун привел их к купели - здесь можно промыть рану под
краном. Сам поспешил в кладовую за медикаментами. Вот и понадобились его
запасы. Шум воды, текущей из крана, разносился в пустоте. Ивоуну слышались
голоса.
- Больно? - спрашивала женщина, и Ивоун страдал вместе с ней.
- Вытерплю,- заверил мужчина.
- Господи, как только нас угораздило. Кажется, еще один осколок...
Некоторое время длилось напряженное молчание. Ивоун непроизвольно
замедлил шаги. Он не переносил вида чужих страданий, боялся, что ему станет
дурно, если он увидит обнаженную рану.
- Слава богу, извлекла.
По голосу совершенно ясно, каких мучительных усилий стоила ей эта
операция...
- Поражаюсь, как ты терпишь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг