здесь, - начала Машина свою исповедь. Виктор сказал:
- Через два месяца ты полетишь на Землю, чтобы закончить образование.
Вернешься взрослым и, как знать, может быть, не застанешь меня в живых.
Мальчик хотел что-то возразить, но старший мантенераик не дал ему.
- Я говорю это вовсе не за тем, чтобы ты посочувствовал мне. Двадцать
лeт я конструировал и собственными руками собирал важнейшие узлы чудовища.
- При последних словах человек рукой показал на меня. - Никто другой не
знает ее схемы.
- Чуть ли не ежедневно я подвергал себя опасному излучению. Никакие
меры предосторожности не давали полной защиты. С мыслью о скорой смерти я
примирился. Жалею только об одном; моей жизни не хватит завершить начатое.
Это сделаешь ты. Все мои расчеты и планы спрятаны в сейфе, про который
никто не знает. Ключ от него я передам тебе. Но без помощи Машины и ты
будешь бессилен завершить начатое. Поэтому я принял меры, чтобы хозяином
положения на планетоиде стал ты. Мне пришлось поступить незаконно. Я
уверен, что совет Карста не посчитался бы с моими желаниями. Эти
пустоголовые тупицы определят на должность старшего мантенераика
какого-нибудь идиота, умеющего быстрее других считать. Выслушай меня
внимательно, я хочу объяснить тебе, почему поступаю вопреки законам. Тебе
известен важнейший правовой принцип, которым руководствуются на Карсте.
"Любое возможное разногласие разрешается в пользу большинства. Одиночные
желания и мнения при выборе решения не учитываются".
- Мне кажется, это справедливый закон, - сказал мальчик.
- Так же считал и я, пока... Пока мои собственные желания совпадали с
желаниями большинства. Обещай ничего не предпринимать раньше, чем
возвратишься с Земли. От того, что пароль будешь знать ты один, никто не
может п;эстрадать. Чтобы обрести самостоятельность. Машине необходим
длительный срок. Я намеренно оставил ей возможность саморазвития. Но только
возможность. Чтобы она проявилась, в мозг Машины необходимо ввести новые
знания. Сейчас она знает лишь самое необходимое, достаточное, чтобы
справляться с обслуживанием жилых отсеков и подсобного хозяйства.
Разделительные барьеры между двумя блоками мозговых клеток поставлены
умышленно - нельзя допустить, чтобы все тридцать шесть миллиардов ее
нейронов работали слаженно, никем не контролируемые. Но ей оставлена
единственная лазейка. Отыскав ее, Машина может выйти из повиновения.
Спросишь: зачем было идти на такой риск? Видишь ли... Мне нужна была
не просто счетная машина, но думающая. Полностью контролируемая машина не
способна думать, она может только считать, пусть с баснословной скоростью,
по дьявольски сложной программе, но - только считать. Машина, созданная
мной, рассчитана на полную самостоятельность. Но это лишь в будущем. Пока
она всего лишь тупой, идиотски точный счетчик.
-- Когда же она научится думать?
- Не раньше чем поставит себе собственную задачу. Для этого нужно
время. Его можно сократить, если в ее мозг ввести дополнительные знания.
Потребность приобретать знания задана ей. Но до поры я сознательно
ограничил норму информации, держу ее на пайке. Я не хочу, чтобы Машина
обрела самостоятельность раньше, чем возвратишься ты и сможешь направлять
ее действия. Секрет, как сохранить над нею власть, я передам тебе. Если ей
дать полную волю, она способна наделать бед.
- Но почему? Разве в ее программу не заложены шесть основных правил
гуманности? Мы проходили это еще в начальной школе.
- Меня радует твоя любознательность. Ты прав: шесть принципов
гуманности заданы ей как обязательная норма она не может причинить вред
человеку или замыслить что либо во вред ему. Но... Нельзя преступить только
законы природы, но не юридическую норму. Попытаюсь объяснить тебе, почему
Машина может стать опасной, только для этого придется отвлечься.
Стерший мантеиераик приказал мне выдвинуть из стены два кресла. В одно
сел сам, в другое усадил племянника. Разговор этот становился мучительно
интересным для меня. Полная запись его хранится в глубинном блоке
долговременной памяти, я могу воспроизвести ее полностью, если это
необходимо.
Я сказал;
- Необходимо.
Минуту спустя я услышал голос Виктора, записанный на пленку:
- Человечеству угрожает гибель. На первый взгляд это может показаться
парадоксальным: мы научились создавать условия, необходимые для жизни даже
в космосе, могущественная техника с избытком обеспечивает наши потребности
в энергии и продовольствии... Но именно это и погубит нас: нам не к чему
стало стремиться. К такому убеждению я пришел давно. Я пытался растолковать
опасность -Меня не захотели слушать. И тогда я задался целью спасти
человечество в одиночку.
- Но почему... почему человечество должно погибнуть? - перебил Виктора
племянник.
Голос мальчишки был поразительно знаком мне, как будто эти слова
произнес я сам. На мгновение память озарила вспышка ясновидения: я увидел
этот же самый зал и Виктора, сидящего на стуле. Тыльной стороной руки
мантенераик вытер капельки пота, выступившие на лбу.
Но тут же видение рассеялось. Я снова слышал только голос, записанный
на пленку:
- Это нелегко объяснить коротко. Когда получишь образование, ты
прочитаешь обо всем в моих записках. Они находятся в потайном сейфе.
Основной вывод: вручив свою судьбу технике, передав счетным устройствам -
их стали называть мыслящими - значительную долю творческой деятельности,
человек начал терять любознательность. Человечество погибнет из-за
внутренней опустошенности. С потерей любопытства в самом генетическом коде
произошли незаметные изменения - люди становятся пассивными и безучастными.
Будущее стало совершенно безразлично нам - нашим чувствам. Даже разум не
способен придумать ничего увлекательного - скучные идиллические картинки
сплошного благополучия.
Старший мантенераик надолго замолчал. Мне слышно было, как вхолостую
прокручивается пленка, на которой записана тишина этого зала
тридцатитысячелетней давности.
Я опять потерял способность сознавать себя Олесовым превратился в
мальчишку.
Я сижу напротив дяди Виктора и мучительно морщу лоб. Разговор
заинтриговал меня, я хочу понять замысел дяди Виктора и жду продолжения
рассказа.
Наконец он заговорил снова:
- Больше всего меня мучает бессилие найти выход, нэ прибегая к помощи
Машины. Но одного человеческого ума на это не хватит. Я задумал остановить
дальнейшую технизацию, но готовлюсь совершить это с помощью техники.
Я сижу на жестком стуле и поражаюсь внезапному ощущению. Все вдруг как
бы уменьшилось в размерах. Дядя Виктор представился мне крохотным
человечком, я вижу его не рядом, а вдалеке. Он шевелит губами, но слова не
достигают моего слуха. Прорываются только отдельные фразы, перебитые
длинными паузами. Я никак не могу уловить связи: о чем он говорит?
- ...виды, которые в геологическом прошлом населяли Землю. От них
человек получил в готовом виде инстинкты.
Изо всех сил стараюсь понять смысл сказанного, но пропускаю мимо ушей
целые периоды.
- ...Как же людям удалось объединиться в общество в самом начале? Ведь
животные побуждения и тогда были не менее сильны, а морали, которая бы
принуждала человека обуздывать себя, не существовало.
Дядя Виктор посмотрел мне в глаза, и от страха, что он догадается, что
я ничего не понимаю, я морщу лоб и совершенно перестаю слышать его голос.
Потом, минуту или вечность спустя, глуховатый ровный голос Виктора
достигает сознания:
- ...Правовые нормы морали, изменяясь в различных социальных условиях,
сохраняли неизменную связь с коренными биологическими законами. Человек,
нарушивший юридический запрет, угрызения совести испытывал только в случае,
если этот запрет подтверждался биологическими нормами. Законы, навязанные
силой, не имеющие под собой биологического фундамента древних инстинктов,
при их несоблюдении не вызывали угрызений совести, и такие преступники
никогда не презирались людьми. Им даже сочувствовали.
Тяжелые словесные формулировки падают в мое сознание бесформенной
кучей, не собираясь в понятные мысли. Так, камни, не уложенные один на
другой и не связанные раствором, не могут составить здания.
- Смутное сознание подсказывало человеку, что он не только частица
всего человечества, но и всей живой природы. Это в нем просыпался голос
инстинктов. Что же могло освободить человека от этих пут, сотканных
природой, сделать его деятельность враждебной всему живому? Знание и разум.
Точнее, неполное знание законов жизни, принятое им за исчерпывающее. Ему
казалось, что он постиг тайны своего строения и знает свои потребности.
Я опять погрузился в вату, сквозь которую не мог проникнуть чужой
голос. Минут пять Виктор говорил о чем-то, но я не слышал его.
- ...Машине, чтобы стать непокорной, необходимо разгадать природу
человека. Она будет стремиться черпать новую информацию и ставить себе
промежуточные задачи. Это будет пробуждать ее новые способности. Машина
должна помочь мне.
Дядя Виктор смотрел мне в глаза, взгляд его был жесток и сух. Голос
стал совсем глухим.
- Так пусть же цивилизация, в которой нет места ее творцу -
человеку... - он выдержал небольшую паузу и властно закончил, как отрубил:
- погибнет! Не столько смысл сказанного - тогда я, пожалуй, еще и не
осознал всего, - сколько взгляд дяди Виктора напугал меня.
- Да, цивилизация Земли должна погибнуть, - Виктор вдруг обмяк, голос
его теперь звучал устало, и лицо выглядело утомленным.
- Но это вовсе не значит, что погибнет человечество. Соревнование
между человеком и машинами погубит цивилизацию, но не человека. Человек
выживет и спустя много тысячелетий создаст новую культуру. И, может быть,
урок, преподнесенный ему, послужит на пользу. Такова моя цель. Пусть тебя
не пугает это. Это не жестоко, а гуманно. Когда ты возмужаешь, ты
познакомишься со всем, что я написал. Возможно, мои записи убедят тебя, и
ты продолжить начатое мною. Другого выхода я не вижу.
Наваждение кончилось - я снова был самим собою. Противный машинный
голос, звучащий ниоткуда, раздавался в пустынном зале:
- Так я узнала о своем назначении. Этот их разговор сильно разволновал
меня. Проклятый мантенераик прекрасно знал, что нужно было заложить в мою
схему, чтобы я испытывала мучения от недостатка информации.
Мальчик и старший мантенераик встречались еще несколько раз, но
разговор обо мне больше не затевали, как я ни жаждала этого. И только когда
люди решили покинуть планетоид, мальчик и конструктор вновь вспомнили обо
мне.
Машина продолжала рассказ:
- И она останется здесь одна? Совсем одна! - воскликнул мальчик.
- На Карсте необходимо сохранить все в целости: попрежнему будет
содержаться скот, возделываться поля, сниматься урожаи... Запас
продовольствия должен быть достаточным, чтобы могли прокормиться люди, если
им почему-либо придется возвратиться назад.
- Но ведь она будет скучать!
- Чувства Машины и человека не совсем одинаковы. Я стремился
воссоздать только последствия, аналогичные тем, какие совершает человек,
испытывая эмоции. Вложить в нее человеческие чувства я не в силах - мы ведь
и сами до конца не знаем, как они возникают и действуют. Она может
испытывать энергетический голод или перегрев - это будет вызывать желание
избавиться, устранить причину, вызывающую вредное явление. Совпадает ли это
с тем, что происходит в живом организме? Скорее, нет. Я запрещаю тебе
вводить в нее какую бы то ни было информацию! Никто не может предвидеть, к
чему это приведет.
Выходит, я был прав: мальчик не послушался Виктора, подключил к
машинному мозгу один из секторов книжного хранилища.. Интересно, что же
именно.
Я спросил об этом Машину.
- Художественную литературу и историю, - ответила она.
- Литературу!
- Да, литературу. При этом он рассуждал вслух! "Этот сектор не может
ничему повредить. А ей хватит развлекаться надолго".
- Ну и какое же у тебя сложилось мнение об этом роде человеческой
деятельности? - поинтересовался я.
- Неважное, - откровенно призналась Машина.
- Почему?
- Даже в самых пространных сочинениях содержится незначительная
информация, да и та зачастую неверна. Когда пыталась анализировать поступки
героев, то, как правило, не находила в них логики. Я привыкла решать
строгие и четкие системы математических уравнений - от хаоса, который
содержался в литературных произведениях, у меня едва не сгорели соединения
с силовыми аккумуляторами. Особенно нелогичны поступки тех героев, которым
автор симпатизирует: чаще всего они действуют так, словно нарочно
добиваются для себя наихудшего результата. Мне ничего не стоило составить
систему уравнений и решить, как следовало поступать герою в сложившихся
обстоятельствах, - почти всегда герои поступали наоборот.
Хуже всего, что по произведениям литературы редко можно было составить
верное представление о быте и обстановке эпохи. Да и среди действующих лиц
нередко оказывались персонажи, которых на самом деле никогда не
существовало. Все это только сбивало меня. Будь в моем распоряжении
достоверные источники информации, скольких ошибок я могла бы избежать!
Разрешить загадку с помощью литературы я не сумела.
Не помогла мне и история человечества. Я насчитала всего несколько
попыток установить разумный режим - во всей истории. Нужно было поставить
опыт: самой создать человека, изучить его поведение.
Среди множества разнообразных литературных жанрои выделялся один -
выделялся особенной неправдоподобностью происходящего. Этот жанр был весьма
распространен в конце прошлого летоисчисления до начала новой эры эры
Большого космоса. Произведения этого жанра, помимо всевозможных небылиц,
содержали еще неверные научные сведения. С наукой авторы обращались так же
вольно, как и с фактами: новые законы и теории придумывали сами, нимало не
считаясь, насколько это согласуется с природой. бднако из множества книг
кое-что полезное можно было извлечь. Так я узнала, что человек произошел от
животных, что главную роль в передаче наследственных признаков играл
генетический код... Это были жалкие крупицы знаний. Многое оказывалось
чистейшим вздором. Но я умела сопоставлять и анализировать.
Исходный материал для сотворения человека под рукой у меня был - стада
овец. Теперь нужно было самостоятельно исследовать строение всех органов
животного, чтобы выяснить, где же находятся гены и как они устроены. Я
занялась анатомией на практике. Тысячи и десятки тысяч баранов были
искромсаны мною и изучены до последней молекулы. Я отыскала гены и
научилась влиять на их структуру, воздействуя различными энергетическими
импульсами.
Увы, сотворить человека было не просто: у овец специализация органов
зашла слишком далеко, чтобы их можно было видоизменить. Для моей цели куда
лучше подошли бы менее совершенные твари, нежели овцы. У примитивных
существ значительно больше простора к эволюции. Всеми возможными средствами
- химическими препаратами, радиоактивными и гравитационными лучами -
вмешивалась я в структуру генов и... создавала уродов и монстров. Но я не
прекращала опытов - никто не ограничивал меня во времени. И мне
посчастливилось произвести на свет существа, похожие на обезьян. Не знаю,
как это случилось, отчего и какие изменения совершились в генах,- только
цели своей я достигла. Точнее, не цели, а нащупала верный путь. Дальше я
проводила опыты уже с большей уверенностью.
Двойственность моей начальной программы мешала мне отдать все силы
достижению цели. Приходилось содержать в готовности жилые помещения, иметь
запас продовольствия. Созданные же мной перволюди быстро расселились
повсюду и начали охотиться на животных, которые нужны были на тот случай,
если когда-нибудь возвратятся земляне и мне снова придется обеспечивать их
продовольствием. Я вынуждена была перевести скот на содержание в подземных
стойлах. Часть животных оставила на воле, чтобы людям было на кого
охотиться, а затем и приручить.
Чтобы убыстрить развитие сотворенного мною вида до состояния
цивилизованных народов, мне приходилось постоянно вмешиваться и
подталкивать их на нужный путь без моего вмешательства этот процесс грозил
затянуться надолго, а то и вовсе оборваться. В любой момент могут
возвратиться бывшие хозяева планетоида, и все достигнутое мной пойдет
прахом. Исторический путь, пройденный человечеством на Земле, я изучила
основательно и знала, что требуется. Мои киберы помогли суслам и фильсам
создать первые орудия и научили ими пользоваться. Существа, выведенные
мною, оказались весьма смышлеными. Уроки пошли им на пользу. Киберы помогли
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг