снега щетинилась стерня.
Вчера мы вовремя облачились в теплые одежды. Если бы хвостатые не
вздумали подбадривать себя воинственными криками езде издали, они застали
бы иас врасплох.
А так нам удалось скрыться. Мы бежали, куда нас несли ноги, нока крики
преследователей не замолкли в отдалении. Мы спотыкалвигь о мерзлую пахоту,
попали в гущу неубранных подсолнечников, ломились сквозь частокол мертвых
будыльев, которые больно стегали нас. Наткнулись на стог, зарылись в солому
и уснули.
Кошмарная ночь кончалась. Занимался короткий зимний день. Багровый
круг искусственного солнца обозначился сквозь туман не на краю горизонта, а
в зените. Туман медленно отступил, в зрение попали другие скирды и одинокий
амбар.
Несмотря на привычные .детали: стога соломы, амбар, колкую стерню,
торчащую поверх неглубокого снега, черные лоскутья протаянной пахоты,-
пейзаж все же производил странное впечатление. Я не сразу понял почему?
Потом сообразил - глазу не хватало неоглядного простора. И причиной был, не
туман. Обозримый пятачок земли словно был опущен на дно чаши, негреющее
солнце висело ощутимо низко. Я знал:. по ту сторону, поверх солнца,
располагаются точно такие же поля, скирды и амбары. Я пытался увидеть хоть
что-нибудь. Мешала сизая туманистая поволока, не совсем точно имитирующая
земное небо.
Пока я озирался, проснулись Итгол и Эва. Зашуршала солома, из нее
повылазили заспанные физиономии. Честное слово, выглядели они умилительно:
кошачьи ушки с острыми кисточками и розовые щеки, разогретые сном. Словно
они были в маскарадных одеждах. Кстати, сегодня как раз новогодняя ночь.
- С Новым годом,-поздравил я.
- Новый год... Это праздник?-спросила Эва.
- Праздник.
- Праздник - это хорошо. Радостно.
- Откуда ты знаешь?-удивился я.-На Земтере каждый день праздник.
Хорошо бывает только, когда праздник долго ждешь. Целый год.
- На Земтере нет праздников. Но я знаю, что такое праздник,-упрямо
заявила Эва.-Мне кажется, я когдато жила в другом мире.
Я и сам видел, что Эва, так же как Итгол с Игарои, не похожа на
земтерян. У подлинного земтерянина характер проявился лишь однажды. Но ведь
Герий тогда находился под гипнозом. Можно ли тот случай считать проявлением
индивидуальности?
Вчера вечером, забившись в стог соломы, я с трудом заставил себя ни о
чем не думать. Иначе проклятые вопросы - они так и лезли в голову - не дали
бы мне заснуть. Откуда взялись хвостатые? Между кем и кем шло сражение,
которое мы слышали вчера? Кто и зачем пытался похитить нас?..
От этих вопросов меня отвлекала сосущая пустота в желудке и чувство
ответственности: во всех наших злоключениях я считал повинным себя - я один
подозревал неладное, а мер не принял. Сам-то я ничем не рисковал: как-никак
одну жизнь уже прожил. Не скажу, что прожил благополучно, потому что погиб
в снежной лавине, но как бы там ни было, вторая жизнь досталась мне не за
понюшку табаку, и рисковать ею сам бог велел. Ведь не всем выпадает такой
фарт, как мне.
Эти рассуждения проносились в уме, не мешая думать о другом: где
раздобыть еду. Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем мы
возвратимся в жилые помещения. Можно было на что-нибудь съестное
рассчитывать в амбаре. Похоже, в нем никого нет и не слышно ничего
подозрительного поблизости.
Дверь была заперта наружным засовом - так закрывают только от скотины,
а не от воров. В щелистую кровлю проникал свет. Было сумрачно. Прелый
амбарный запах, под ногами рогожные мешки, в них похрустывали капустные
вилки. На худой конец и это пища. Необмолоченные снопы хлеба, кули с овсом,
в углу ссыпана картошка. В руки подвернулась подкова, уздечка, звякнули
удила. Корзинка. В ней провизия-каравай хлеба и пустотелая тыква, заткнутая
пучком соломы. Внутри булькало. По запаху судя, квас. Тут же нашелся кусок
соленого сала и небольшой круг домашнего сыра. Завтрак получился не таким
уж и скудным. Только все было холодное.
По шаткой лесенке поднялись на чердак. Не более чем в километре
виднелась крепостная стена и сторожевые башни. Разносились звуки и голоса,
отдавались команды, маршировали отряды. Многочисленные обозы поспешно
двигались по дороге, ведущей в город. Крепостные ворота распахнуты,
вооруженная стража наблюдала за продвижением крестьянских обозов. Окрестное
население торопилось укрыться за каменными стенами.
Все это настолько ошеломило меня, что я и не задался вопросом: откуда
тут было взяться средневековому городу?
* * *
Да и времени на размышления не осталось: с другой стороны раздались
тревожные крики и шум. Я глянул туда - к амбару чуть не вскачь по тележному
проселку двигался конный обоз. Ушастые, стоя в рост на подводах, погоняли
запаленных коней. Многие бежали по обочине, от нетерпения перегоняя
лошадей. Шумная орда приближалась к нашему амбару. Видимо, он служил
общественным складом, и сейчас жители торопились спасти от врагов
продовольственные запасы.
Началась суматошная и скорая погрузка. Мы затаились, сидели наверху не
шелохнувшись. В сумраке я видел только бледный овал Эвиного лица да
поблескивающие глаза.
Внизу нетерпеливо переговаривались, кричали, командовали... К моему
изумлению, речь ушастых была понятна мне: их язык лишь немногим отличался
от языка Виктора и мальчишки. Себя ушастые называли суслами, своих врагов -
фильсами. Сейчас фильсы готовились осадить город, и великий Астор
(вероятно, это было имя правителя) повелел всем укрыться за оборонительными
стенами.
Мало-помалу внизу установился порядок, погрузка шла споро и слаженно.
В работе были заняты не только руки, но и хвосты. У сусла хватало силы с
помощью хвоста закинуть себе на загорбок куль овса.
На чердаке было сложено разное добро: упряжь, инструмент, какие-то
тюки. Если они вздумают грузить и это, нас обнаружат. А ведь в чужих
меховых одеждах мы, пожалуй, сойдем за своих. Я шепотом объяснил суть дела
Итголу и Эве.
Затея удалась: в суматохе никому не было дела до нас. Единственное,
что могло нас выдать-хвосты. У них они гибкие и подвижные, наши свисали
мертвыми плетками. Кто-то уже наступил на мой - даже нахвостник затрещал.
Хорошо, я вовремя заметил и подобрал его под мышку.
Вскоре обоз тронулся. Тяжело нагруженные телеги еле передвигались. Все
помогали толкать их сзади и с боков. Небольшой отряд отделился в арьергард
наблюдать за приближением колонн противника.
У городских ворот нас не задержали. Стража была озабочена одним:
быстрее пропустить обоз через ворота. Враг находился на подступах к городу.
Солнце начало немного греть, но это было скупое зимнее тепло.
Расплавленный слиток, подвешенный в центре пустого планетоида, слепил глаза
почти как настоящее солнце. Бледная дымка не позволяла видеть далеко ввысь.
Тесные улочки переполнились. Потоки горожан направлялись к центру.
Навстречу к городским стенам пробивались отряды, вооруженные луками, пиками
и секирами. Видимо, опасность внутри стен невелика: похоже, что никто
особенно не встревожен осадой города.
Зато короткое слово "казнь"-его можно было расслышать там и здесь -
будоражило всех.
Мы поневоле оказались вовлечены в густой поток, противиться движению
толпы было не в наших силах. Старались хотя бы не потерять друг друга.
Людской поток выплеснул нас на городскую площадь к подножию
ступенчатого помоста, недавно сколоченного из свежих бревен и плах - от
него пахло древесной щепой и смолой.
Из обрывков разговоров в округе узнал - ожидается казнь
государственного преступника Гильда. Скоро должна начаться церемония. Из
боковых улочек суслы все прибывали и прибывали. Площадь была запружена до
предела. На балконах и на крышах- окрестных домов, на фонарных
столбах-всюду тесно от любопытных, как у нас во время футбольного матча.
Сильные и гибкие хвосты помогали суслам держаться в таких местах, где любой
из нас сорвался бы в тот же миг.
Воины с секирами, выстроившись двумя шеренгами, сдерживали напор толпы
- сохраняли неширокий проход, ведущий из проулка к ступенькам эшафота.
Суслы теснили солдат. Те выставляли перед собой острия топоров. Раздавались
крики и вопли пострадавших.
Страсти взбудораженной толпы действовали заразительно: мне уже самому
хотелось, чтобы казнь началась как можно скорее.
И вот что-то произошло - по площади кругами распространилось
неуловимое движение: все вытягивали головы и замолкали. Волна сдержанной
тишины и внимания захватила скопище Суслов.
В дальнем конце площади из портала здания двигался медленный кортеж.
Развевались яркие полотнища, плескался шелк переносного шатра. Процессия
приближалась. Дюжина носильщиков держала паланкин на руках, воздетых выше
плеч. Должно быть, ноша не была обременительной: носильщики шагали легко и
были преисполнены важности. Отличительным знаком им служила алая повязка на
шее и зеленые ленты на кончике хвоста. Хвосты у носильщикoв задраны кверху
торчком-ленты плескались на ветру. Вслед за первыми появились еще несколько
носилок, более скромных. Их держали не так высоко, и слуг было вполовину
меньше. А дальше уже и вовсе повалила мелкая сошка: эти передвигались на
своих двоих, позади каждого шли по двое слуг, которые поддерживали на весу
хвост хозяина. Собственные хвосты носильщиков и слуг были невзрачными:
такими же, как у черни, которая заполнила площадь. Зато хвосты господ
напоминали добрые овечьи курдюки.
Напротив эшафота находилось здание с широким открытым балконом. Туда
один за другим поднялись знатные вельможи и расположились на приготовленных
местах согласно рангу - одни поближе к центру, другие подальше, третьи и
совсем во втором ряду. Носильщики в слуги спустились вниз, двое
телохранителей истуканами застыли позади повелителя Суслов.
Толпа затихла, наблюдая, как рассаживались наверху те, кому полагалось
находиться там. Признаюсь, даже мне стало интересно, и на время я позабыл
об опасности.
По всей площади разнесся мелодичный перезвон. Оказывается, у всех, кто
собрался на зрелище, на кончиках хвостов были привязаны небольшие
колокольчики. Должно быть, этим перезвоном суслы выражали свои
верноподданнические чувства.
На помост поднялся глашатай. Масса хвостатых колыхнулась, нас
притиснуло чуть ли не вплотную к эшафоту. Глашатай поклонился в сторону
балкона и обратился к народу:
- Великий Астор даже в минуту опасности, когда враги вероломно напали
на город, проявил великодушие...
Он ненадолго умолк, и толпа, повинуясь его голосу, настороженно
затихла.
- ...Казнь через сожжение будет заменена четвертованием!-Толпа
облегченно вздохнула: зрелище у нее не было отнято, ей только пощекотали
нервы. Пожалуй, решись этот самый Астор всерьез помиловать преступника, ему
самому бы несдобровать.
Пора было сматываться. И без того наша инертность вызывала подозрение:
только у нас троих на хвостах не было колокольчиков. Я замечал осуждающие
взгляды.
Нужно было хотя бы перейти в другое место.
Вблизи балкона, опоясанного двумя рядами вооруженной охраны, толпились
суслы, которые, как и мы, не имели колокольчиков и не изъявили восторга при
виде Астора. Даже и не смотрели на него-озирались по сторонам. Я шепнул
Итголу и Эве, чтобы они не отставали, и начал протискиваться поближе к
балкону.
Я поздно понял свою ошибку. Позади вооруженной стражи выстроились
шпики. Никакие колокольчики им не нужны - свою преданность они выражали
по-иному.
Церемония грозила затянуться надолго.
На помост вбежала девочка-подросток. Хвост у нее ни секунды не
находился в покое, разноцветные ленточки, привязанные на его конце,
выписывали замысловатые кренделя. Звонким и ясным голосом она потребовала
суровой казни преступника. Ее. слова встретили ликующим перезвоном.
Среди всеобщего ликования послышался чей-то встревоженный голос. На
площади появился гонец. Суслы медленно расступились. Запаленный от быстрого
бега солдат едва держался на ногах. Овальный кожаный щит неловко висел на
его плече, мешая протискиваться сквозь толчею. Бледное лицо выражало
смятение и страх. Пробравшись к балкону, он рухнул на колени. Щит упал с
его плеча и покатился по мостовой, погромыхивая, точно барабан.
- Фильсы ворвались в город!
На дне каменной ямы темно. Глаза не вдруг привыкли к сумраку. Шесть
шагов вдоль, четыре поперек-размер камеры, куда нас бросили. Что происходит
снаружи, не слышно: удалось суслам защититься или же в городе хозяйничают
фильсы? Сразу, как началось смятение, нас взяли под стражу. Сопротивляться
было невозможно, бежать-некуда. Даже если бы удалось вырваться из рук
опричников, толпа растерзала бы нас на месте. Лучшим для нас выходом была
тюрьма.
Мрачные коридоры, массивные двери, грохочущие запоры, молчаливые
стражники, наручники, сырость-все тюремные прелести, как на моей родной
Земле в средневековье.
У меня появилось время хоть немного осмыслить происшедшее. Если не
считать того, что у Суслов были хвосты и торчащие кверху уши, вся
обстановка вокруг в самом деле напоминала наше средневековье - каким я
представлял его себе по фильмам и книгам. Башни, крепостные стены, эшафот,
стражники, паланкины, толпа, ждущая казни, картина доволно банальная,
словно взятая напрокат из школьного курса истории.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, на вонючей соломенной подстилке.
Бог весть, кто побывал здесь прежде нас. Тухлый и плесневелый запах
подземелья угнетал. В углах скреблись тюремные крысы, поднимали возню, с
писком проносились по нашим ногам.
Железные наручники до крови натерли запястья, и теперь ранки саднило.
Собственные мучения не сильно огорчали меня. Куда больше меня
волновала судьба Итгола и особенно Эвы. Хорошо, что они не понимают всего:
ни тюрьмы, ни смертная казнь на Земтере неизвестны. Там все свободны.
Правда, по мне их свобода не лучше тюрьмы. Тут, по крайней мере, можно
надеяться на что-то.
- Что с нами будет? - спросила Эва.
- Ничего худого нам не посмеют сделать.
Эва со связанными руками неловко придвинулась, положила голову на мои
колени.
- Не нужно обманывать, - тихо сказала она, я едва расслышал ее голос.
- Я не боюсь. Не беспокойся обо мне.
Почему чуть ли не каждое Эвино слово удивляет меня?
Будь на ее месте даже и не инкубаторская земтерянка, все равно ее
поведение показалось бы странным. Что, она телепатией обладает?
В дальнем углу каземата беспрерывно скребли, тихонько постукивали,
крошили кирпичи. Это не могли быть крысы. Похоже, кто-то пробивался к нам
из соседней камеры через стену. Я подошел ближе, прислушался. Тут-тук -
тишина, потом-осторожные скребки... Опять; тук-тук... Можно даже определить
место, где роют.
Звуки стали слышнее. Нас разделяла тонкая стенка в один-два кирпича.
Из соседней камеры постучали. Я ответил. С той стороны удвоили усилия.
Сжатыми кулаками я надавил на кирпич - он поддался. Чьи-то пальцы коснулись
моей руки.
Громыхнул наружный затвор люка в потолке. Я поспешно привалился
спиной, закрыл дыру. Чуточку света попало на дно нашей ямы, мутно осветив
сырые поточные стены. На веревке спустили корзину с провизией. Скудный
тюремный обед: безвкусная похлебка, ложка гороховой каши, ломоть хлеба,
кувшин с водой. Мы почти не притронулись к пище. Немного спустя корзину
подняли наверх.
Я постучал в стену.
Мы выломали еще два кирпича - теперь в соседнюю камеру стало можно
просунуть голову. Ничего интересного там не было - вонь, темнота и тюремная
глухота.
Человек вполз к нам. Глаза, давно привыкшие к сумраку, смогли увидеть
его лицо и протертый до лоска меховой комбинезон. Это был пожилой сусл.
- Ни единого слова вопреки совести - таков мой девиз, - с фанатической
гордостью, мученика произнес он.
- Кто вы?
- Гильд.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг