английском языке, хотя без словаря не осилил бы ни одной фразы.
Человек в форменном свитере приблизился ко мне.
Он что-то произнес и знаками просил включить воквер.
Я поразился: в чертах ангелоподобного мужчины - таких я уже видел
десятки - проглянуло нечто особенное, свойственное только ему. Несмотря на
штампованную внешность, он, единственный из всех, походил на живого
человека, а не на выставочный экспонат. Не знаю, чем объяснить, но я сразу
же проникся к нему доверием.
Я включил прибор и понял слова, сказанные им;
- Я знал, что рано или поздно вы заглянете сюда, и ждал вас, - объявил
он. - Не удивляйтесь и не смотрите на меня так пристально. На Земтере не
принято глядеть в лицо собеседнику. Пока нам лучше не привлекать внимания.
"Довольно странное начало знакомства, - подумал я. - Что ему нужно?"
Свидание, подстроенное им, напоминало встречу агента с шефом из разведки в
шпионском фильме, каких я насмотрелся во множестве.
Он как будто прочитал мои мысли.
- Библиотека - это единственное, что напомнит вам покинутую родину.
Я с надеждой взглянул на него: этот человек знает чтото необходимое
мне. Я был почти уверен в этом.
- Меня зовут Итгол, - представился незнакомец.
- Олесов, - назвался я.
Терпеть не могу собственного имени - Витилиний. Не представляю, в
каких святцах мои родители откопали его! По их милости приходилось называть
себя по фамилии, даже когда знакомился с девушками. Все друзья так и звали
меня - Олесов.
- Возьмите журнал, и сядем вон за тот столик в угол, там мы сможем
поговорить.
Что ж, могу я хотя бы во сне совершить необдуманный поступок? Отчего
бы не позабавиться, не поиграть в шпионов, тем более что вся эта
абракадабра снится мне. Наяву такого не бывает.
Мы сели. В пустом помещении не раздавалось никаких звуков. Шелест
страниц казался громким, будто книжные листы были не бумажными, а
жестяными. Сколько же времени к ним никто не прикасался?
- Нам предстоит долгое знакомство. - Улыбка Итгола была располагающей.
- Всего сразу я не смогу вам объяснить. Доверьтесь мне и следуйте моим
указаниям, тогда я смогу помочь вам выбраться отсюда.
- Вы полагаете, мне угрожает опасность? - невольно улыбнулся я.
- Вы не доверяете мне?
- Доверяю! Вполне доверяю. Почему бы мне не довериться призраку,
который приснился.
- Вы убеждены, что это сон?
- Убежден,-теряя уверенность, сказал я: усмешка Итгола мгновенно
заронила сомнение. Но мне очень хотелось верить, что я сплю.
- Легко убедиться в том, что вы не правы, - сказал Итгол. - Снам чужды
утомительные, необязательные подробности. Таков ли ваш сон? Не чересчур ли
он загроможден необязательными подробностями? Не кажется ли вам, что он
мучительно последователен?
Он был прав, черт возьми: во сне обычно все совершается скачками.
Захотелось, скажем, человеку грибов, и он тут же выходит из вагона
электрички на загородной станции и сразу попадает в лес, и видит замшелый
пень, на котором растут опята. А в жизни до этого пня протекут нудные часы,
да еще неизвестно, будут ли на нем опята. Во всяком случае, рассудительный
человек отправится за грибами на рынок, а не в лес.
А я с тех пор, как очнулся, существую в каком-то нестерпимом вялом
времени. Ни на сон, ни на фильм не похоже. Разве что на очень уж бездарный
фильм. Из рассказа Итгола я уяснил, что нахожусь в мире, ничуть не похожем
на родную Землю. Люди здесь живут не на поверхности планеты, а внутри.
Цивилизация Земтера насчитывает примерно десять тысячелетий.
- После каменных топоров и орбитальных ракет, прошло десять
тысячелетий.
- Позвольте, - перебил я. - Между каменным топором и орбитальной
ракетой - пропасть. Разве можно ставить их рядом?
- Принципиальной разницы между каменным топором и первобытной ракетой
на радиоактивном топливе нет; то и другое доступно при зародышевых знаниях
о строении мира...
Он сделал попытку растолковать мне главнейшие достижения наук Земтера,
говорил о хомороидах пространств, о вакуумклице и об их постоянной
взаимосвязи с числом воплей в балансе израсходованной информации... От всей
этой мешанины у меня закружилась голова.
- Видимо, вам не понять этого, - признал он. - Но проще объяснить вряд
ли можно.
- И не пытайтесь - не надо! В конце концов, какое мне дело до их наук
- я и своих-то не знал.
Эта мысль родилась внезапно.
- Я, может быть, и поверю вам, что это не сон и что я нахожусь на
другой планете, если побываю на поверхности - увижу небо.
"Уж собственное-то солнце и звезды узнаю", - подумал я.
Мы пробирались полутемными штреками. Кристаллы слюды вспыхивали на
изломе пластов породы, прорезанной тоннелем.
Итгол прекрасно ориентировался в подземелье. Вскоре мы достигли
подъемной камеры. Они есть в каждом жилом секторе, объяснил мне Итгол. Мы
вошли в лифт. Жилых этажей над нами оказалось множество. Гулкие полости
шахтных дворов стремительно проносились вниз.
Поверхность Земтера выглядела пустынной и безжизненной. Красноватый
мертвенный свет пробивался сквозь плотный заслон облаков или тумана. Когда
туман прореживался, показывался огромный бордово-красный диск - наше солнце
бывает таким лишь на закате. Поверхность-сплошной камень, гладкий, точно
вылизанный. В кабину сквозь прозрачную оболочку врывался гул ветра. Я
замечал песчинки, их несло вскользь поката стеклянного колпака и
завихривало с подветренной стороны.
Температура снаружи около трехсот филей (минус восемьдесят по
Цельсию). Как в Антарктиде. Атмосфера не ядовита, но сильно разрежена. Без
маски выйти нельзя.
Вначале я попал в изоляционный тамбур - разлинованную и тоже
прозрачную клетку. Внешняя оболочка колпака вместе с тамбуром начала
медленно вращаться. Тамбур переместился на подветренную сторону. Я разгадал
знаки, которые подавал Итгол: нужно нажать пластину, размеченную цветным
пунктиром.
Холода не почувствовал - на мне был защитный костюм, Но я все же
испытал радость человека, вышедшего на свободу, - вольная, не
конденсированная атмосфера объяла мое тело, помещенное в скафандр. Но
только на мгновение. Непроницаемый комбинезон изнутри наполнился воздухом,
раздулся, как рыбий пузырь, наружное и внутреннее давление уравновесилось.
Я шагнул из кабины. Сквозь пухлую эластичную подошву ощутил жесткость
камня. Под ногами была гранитная твердь, оглаженная ветрами. Я различил
скупое мерцание и разноцветные отливы в глубине кристаллов, слагающих
породу. Скудный гранитный покров Земтера - единственное, что напоминало
Землю: точно так выглядят прибрежные скалы на севере.
Многопудовая тяжесть ветра обрушилась на меня. Страховочный трос
напружинился. Внутри колпака, где остался Итгол, начала вращаться лебедка -
меня насильно потащило к спасительной пристани подъемного бункера.
Я взглянул вверх: в широком прогале меж облаков синело звездное небо.
Подобного сияния нельзя было наблюдать с Земли - такой массы раскаленных
звезд над нею не было.
Итак, я действительно нахожусь на другой планете. Судя по густоте
звезд, по их яростному блеску даже при солнце, Земтер расположен намного
ближе к центру галактики,
При моих скромных познаниях в астрономии нечего было и думать
определить местоположение земтерского солнца.
Да если б я и умел ориентироваться в звездном пространстве, что мне
это давало? Неразрешенным остался и вопрос: когда я живу? Действительно ли
с того времени, когда грохот снежного обвала выключил мое сознание,
протекли тысячелетия? Необъяснимое смутное чувство подсказывало мне, что
число тридцать тысяч лет не такое уж и фантастическое - в самом деле позади
моего теперешнего настоящего раскинулась пропасть веков. Все, что было
прежде, - по одну сторону пропасти, нынешняя земтерская жизнь - по другую.
О своей былой жизни я старался забыть хотя бы до той поры, пока не
выясню, есть ли у меня надежда возвратиться на Землю, пусть самая
крошечная. Она придала бы мне силы. Нестерпимо сознавать, сколько пришлось
пережить из-за меня ребятам, с каким отчаянием пытались они разрыть снежную
лавину, в которой погребло меня. Но еще мучительней знать, что все это было
в далеком-далеком прошлом: если я и вернусь на землю, то никого не застану.
Зачем тогда возвращаться? Вместе с тем я сознавал, что никакого чувства
времени, хотя бы и смутного, у меня не должно быть. Я не знал, как можно
объяснить подобное свойство, будь оно на самом деле. И все же, вопреки
логике, верил интуиции: время здесь совсем иное.
Итгол, в существовании которого я все еще сомневался, считая, что он
снится мне, - заинтересовался именно этим.
- Интуитивно вы сознаете, что протекли тридцать тысячелетий? -
допытывался он.
- Разумеется, все это неправда, потому что сон, - но число тридцать
тысяч лет просто-таки сидит у меня в печенке.
- В печенке?
- Ну, это поговорка, - успокоил я его. - Что там на самом деле
творится в моей печенке, понятия не имею. Но от здешней пищи меня просто
воротит.
Каждый завтрак, обед и ужин были настоящей пыткой.
Бифштекс оказывался сладковатым и мягким, как заварной крем, и пах
нафталином. Сыр напоминал гнилые яблоки в отдавал нашатырем. У кетовой икры
был вкус прогорклого хлопкового масла пополам с патокой. Во сне меня
изводили чревоугодные кошмары: пахучие ломти настоящих бифштексов, битая
птица, копченые сиги, заливная осетрина, жернова швейцарского сыра с
глазками, наполненными прозрачной слезою, жареный картофель, макароны
по-флотски, гречневая каша и даже... столовские биточки из сухарей и
картофеля.
- Вкус и запах имитированы неудачно, - сказал Итгол, - но к тому
времени, когда изготовляли эталонные образцы, натуральных продуктов на
Земтере уже не осталось..
Оказывается, у них давным-давно все продукты изготовляются из
первичного минерального белка - его добывают прямо из недр. Острая
необходимость подобного производства на Земтере возникла еще на заре
новейшего летоисчисления. Оскудела, исчахла почва; вода и атмосфера были
отравлены промышленными отходами. Человечеству, увлеченному междоусобицами,
не было времени заняться хозяйством планеты. В грохоте сражений
надвигающаяся катастрофа была малозаметной. А когда наконец удалось
достигнуть единодушия, умолкли последние залпы - почва уже не способна была
родить что-либо. Да и жить на поверхности планеты стало невозможно. К
счастью, в ходе продолжительных войн люди приспособились жить в подземных
городах с искусственной атмосферой и климатом. Несколько поколений спустя
люди уже не хотели верить, что их предки обитали на верху неуютной и явно
не приспособленной для жизни планеты.
Жизнь под землей имела неоспоримые преимущества, но на первых порах
ощущалась нехватка продовольствия. Искусственные оранжереи и питомники не
могли прокормить всех. Изготовление пищи из минерального сырья навсегда
разрешило проблему. Создавать питательные вещества в виде каких угодно блюд
не составляло труда, можно было имитировать цвет, вкус и запах. Оставалось
только изготовить эталонные образцы основных продуктов: мяса, хлеба, рыбы,
молока. Для этого нужен был один человек, который бы помнил вкус
натуральной пищи. В период войн люди привыкли к эрзацам и подделкам.
Разыскали дряхлого старика, который уверял, что помнит даже вкус рыбной
икры. Он-то и стал дегустатором на первой пищевой фабрике. Лично им
опробованные эталоны продуктов хранятся в центральной палате мер и весов.
- Все ясно, - сообразил я, - старикашка страдал хроническим насморком
и перепутал все запахи.
Мы возвратились в библиотеку.
Я был подавлен. Теперь стало очевидно, что я не сплю, а действительно
нахожусь неведомо где. Безумная тоска охватила меня. Мир, в котором я
очутился, стал еще более отвратителен. Итгол старался утешить меня:
- Немного терпения, и вас возвратят обратно, в привычную обстановку.
Я не верил ему. Кто и каким способом сможет возвратить меня на родную
Землю?
- Вот эта штука поможет вам развлечься, - Итгол передал мне предмет,
похожий на футляр для очков.
Я раскрыл и действительно обнаружил в нем очки.
- Это тот же воквер, только для зрения, - объяснил Итгол. - С помощью
этих очков вы сможете читать книги на любом языке.
Он сам выбрал для меня книгу.
- Она поможет вам составить представление о прошлом Земтера. Узнаете,
как начиналось вырождение и гибель цивилизации. Действие происходило много
веков тому назад, в пору, когда земтеряне жили еще на поверхности. Но то
была уже пора упадка, хотя люди не подозревали этого кичились и гордо
именовали свое время расцветом прогресса. Книжка была небольшой.
- Что ж, если сюжет увлечет меня, прочитаю ее за день-два, - решил я.
- Ежедневно в эти же часы приходите в библиотеку, здесь мы будем
встречаться, - предупредил Итгол и оставил меня одного.
С минуту я глядел ему вслед, пока он не скрылся за дверью. Потом надел
очки, подаренные моим неожиданным благодетелем, и раскрыл книгу.
КОНЕЦ ПИРАНЫ
Глава первая
В канун катастрофы выпал небывалый снег. Даже Ивоук не предполагал
тогда, что стрелки часов отсчитывают уже последние сутки жизни древней
столицы - думал, в запасе, по крайней мере, месяцы.
Настоящий снегопад Ивоун видел лишь в детстве. Он тогда жил не в
Пиране, а много севернее. В памяти осталось смутное, но волнующее ощущение
чего-то необыкновенного, чудесного: особой мягкой тишины, ласкающей и
слепящей белизны, неповторимых запахов.
Ничего подобного в Пиране не случалось за последние полтораста лет.
Так сообщили по радио. О снегопаде в Пиране заговорили во всем мире.
Редкостное природное явление на время затмило политические и биржевые
новости.
Вначале составить представление о снегопаде Ивоун мог лишь по
необычайно возбужденному виду экскурсантов, по тому, как много мокра
натащили они в собор: от каждой двери тянулись непросыхающие дорожки.
Свободное пространство у западного входа загромоздили зонтиками,
поставленными для просушки. Из-за них не стало прохода к знаменитому
витражу "Спаситель на водах".
На улицу Ивоун смог попасть только освободившись от своей группы.
Благо, сегодня у экскурсантов не было охоты мучить его вопросами.
Навалило уже по колено. Для Пираны зрелище было неправдоподобным.
Невесомые хлопья беспрерывно падали и падали откуда-то из промозглой
вышины. Небывалая тишина окутала город. Приглушенно разносился вязкий шорох
автомобилей, скользящих через площадь. Из-под колес расплескивалась
полуталая жижа, окрашенная отходами бензина в желтовато-зеленый цвет. К
привычной вони битума примешивался запах влажного снега. Что-то позабытое,
невыразимо отрадное сулил этот запах.
Подъехал автобус с экскурсантами. Рослый и долгорукий молодой водитель
помогал визжащим дамам преодолевать заснеженное пространство в две сажени
между автобусной подножкой и распахнутой калиткой в ограде храма. Дорожку к
паперти беспрерывно расчищали двое уборщиков. Водитель другого автобуса
равнодушно наблюдал эту сцену из кабины. Наконец вся прибывшая группа
достигла паперти и скрылась за массивной дверью.
Оба шофера оказались эмигрантами из соседней страны.
Во всяком случае, разговаривали они на одном языке, и было очевидно,
что язык этот для них родной. Оба без злости побранили чертовку погоду,
затем переключили внимание на Ивоуна. Видимо, они не предполагали, что
Ивоун понимает их.
- Какого дьявола эта старая ворона торчит на холоде? Шел бы в собор.
- Тоже, поди, хочет запомнить снег.
- Надолго ли?
- Как знать. Такие вот сухопарые живучи - он еще нас с тобой
переживет.
- Может, у него есть сигареты. Не. помнишь, как сказать по-ихнему?
Ивоун сам предложил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг