скромно потупил хитрющее око, подпевая:
- Смотри, мать, помрет еще с тоски. Молодой князь продолжал стоять
согнувшись, и Желана взяла его за ухо:
- Обидишь мою Звениславушку... я же тебя, бесстыжего...
Она больно дернула ухо, и Чурила запросил пощады:
- Пусти, боярыня, оторвешь... Идет за меня дочка твоя за безобразного,
а вот за безухого... Малк Военежич поднялся со скамьи:
- Ну, коли так, гости честные, садитесь за стол. Молодые бояре подошли
к Звениславке - вести к жениху, но едва она привстала, как восемь цепких
рук ухватили ее с обеих сторон, усадили обратно.
- Выкуп! - пронзительно запищали четыре голоса разом. - Выкуп! Выкуп!
- Это за что же еще выкуп? - спросил Радогость грозно, но никто не
испугался.
- А за прокорм, - важно ответствовала младшая, еще бегавшая, как
пристало детям, в одной рубашонке. - Мы ее семнадцать лет кормили,
семнадцать лет поили, семнадцать лет одевали!
- Она все полы в избе протоптала, лавки дубовые просидела! -
подхватили сестренки. - Новые надо!
Делать нечего - пришлось боярам браться за пояса, развязывать кожаные
карманы, дарить кому пряник, кому костяной гребешок, кому зеленую бусину.
Но вот наконец и сестры отпустили невесту, и Ратибор с Радогостем повели ее
под руки, усадили рядом с Чурилой.
Желана Гораздовна подала мужу нож. Боярин примерился и ровно разрезал
сыр на две половины.
***
Доброе лето все жарче разгоралось над древней землей. Из голубой
вышины улыбался людям дед Даждьбог, ласкал теплом засеянные поля. Вихрастые
молодые ветры .поднимали пыль на дорогах, зазывали в гости дождь. И дождь
приходил: выкатывались из-за леса всклокоченные облака, и грозный Перун
мчался в небе на вороном жеребце, меча в кого-то громовые стрелы... Но
Кременца заоблачный гнев пока не касался: видно, больших грехов никто не
творил. И уходила, никого не обидев, ворчунья-гроза. И вновь смеялось чисто
умытое небо, и мокрая земля млела и нежилась в тепле, и зеленела
повеселевшая листва, и над медовыми чашами цветов хлопотали гудящие рои
пчел...
Червень, месяц русальский, близился к концу. Скоро должна была
наступить самая короткая ночь в году, ночь, когда солнце спустится с неба
искупаться в реке, а наутро справит свадьбу с красной девицей - Заряницей.
Готовились к свадьбам и на земле, потому что издавна крепки и счастливы
были свадьбы и побратимства, заключенные в купальскую ночь.
Курились по дворам жаркие бани, перетряхивались сундуки, ворочалось в
квашнях пыхтящее тесто. По вечерам было слышно, как налаживались к
празднику говорливые гусли, как молодые голоса смеялись над только что
изготовленной личиной-скуратой, кожаной или берестяной, усатой, рогатой,
клыкастой...
А возле двуглавого дуба собирались столетние деды, называли звонкие
девичьи имена, выбирая - которая поведет на поляне священную пляску.
В долгожданную ночь солнце особенно медлило уходить с небосклона,
долго не гасило на закате прощальных лучей. Но вот наконец поднялась с
востока синяя мгла. И брат солнца. Огонь Сварожич, вспыхнул десятками
факелов, с которыми потек на холм, к дубу, перекликавшийся народ.
Две вершины священного древа грозно уходили в вышину, прямо к
нарождавшимся звездам. Горели в восьми глубоких ямах неугасимые огни. Один
за другим выходили из-за дуба, из непроглядных теней, старые старики
волхвы, а за ними князья: оба кременецких и круглицкий Радим. В эту ночь
между ними не было распри. Старая вражда уснула до рассвета, как меч,
убранный в ножны. Три князя стояли рядом, глядя на притихший люд.
Древний дед - всего и волос, что в бороде да усах, - поднял к темному
небу липовый ковш, полный отборного зерна.
- Солнышко светлое и трижды светлое, Даждьбог наш Сварожич! - позвал
он неожиданно сильным, совсем не старческим голосом. - Поглядел бы,
господине, на нас, на малых своих внучат, несмышленых...
Взлетавшие искры золотили белую бороду, долгополую рубаху. Зерно
светилось в ковше, переливалось дорогим самоцветным блеском.
- Никогда не оставлял ты нас лаской, - продолжал старик. - Посылал ты
нам, господине, и жито, и детей, и всякий приплод! Не оставь же и ныне!
Умыться тебе добела, встать завтра ясно, а нам мира и урожая!
Люди стояли так тихо, что слышен был треск огня. Да еще далеко вверху
шептала о чем-то невидимая листва.
Но вот шевельнулось в тенях. Выступило из-за дуба что-то белое. Тихо и
медленно вошла в круг света пригожая девушка. Чистая рубаха с длинными, до
земли, рукавами облегала юное тело, на распущенных волосах лежал пахучий
венок.
Расширенные глаза не мигая смотрели во тьму.
Девушку привели кругличане - в это лето черед был их. Старик подал ей
ковш. Она, как во сне, подняла спрятанные рукавами ладони, приняла дорогую
ношу, прижала к груди. С другой стороны протянули душистый, только что
выпеченный коровай. Коровай лег на зерно, поверх встала чаша хмельного
меда...
- Сошло с небес солнышко, купается в водах, - ласково сказал ей тот,
что молился под дубом. - Иди и ты купайся да восходи в небо с зарей, со
светлым Даждь-богом...
Девушка смотрела сквозь него, в уже запредельную даль. Старики
выстроились полукругом, поклонились Даждьбоговой невесте до земли. И она
двинулась вперед все тем же плывущим медленным шагом. Люди расступались
пере,а ней, бросали ей под ноги цветы, зерна, молодые ветви берез. Она же
шла, точно ничего вокруг не видя и не слыща. Чем уж там ее опоили - пока
самому не поднесут, не узнаешь...
Три князя и старики шли следом, а толпа позади смыкалась, напирала,
заглядывала через головы и плечи.
Все так же мерно ступая, девушка подошла к краю поля, туда, где
зеленая твердь обрывалась непомерным откосом. Не ускорив и не замедлив
движений, шагнула на самую кромку. И исчезла в зияющей черноте...
Глухо донесся всплеск расступившейся и сразу сомкнувшейся воды.
Вниз разом полетело несколько факелов, и стали видны тихо
расходившиеся круги. Не всплыл, не задержался на поверхности даже венок.
- Даждьбог светел! - воздев руки, прокричал старик. Сотни ликующих
голосов сразу же отозвались:
- Даждьбог светел! Солнышко! Солнышко купается!.. И грянуло веселье!
Со всех концов, из-под деревьев, связанных вершинами наподобие шатров,
забренчали тугие бубны, заблеяли рожки, в сто струн ударили звонкие гусли.
Где-то далеко-далеко праздновал свою свадьбу помолодевший дед Даждьбог, а
на укрытой темнотой земле веселились его внуки.
- Гуди гораздо!
Вот ринулось вниз с холма огненное колесо: два молодых князя держались
за вдетую в него жердь. Если сумеют, не погасив, докатить его до реки -
славный урожай дадут людям Даждьбог и Макошь, Мать Наполненных Коробов...
И, видать, можно было о том не беспокоиться. Радим и Чурила летели точно на
крыльях - кто кого! С шипением и искрами сверглось в воду солнечное колесо,
только и взвился на прощание огненный хвост. Быть урожаю!
На широкой поляне взвивались в небо языки костров, ходили по рукам
чаши и рога, хрустели на зубах корочки пирогов. Парни и девушки - кто кому
люб - держась за руки, прыгали через огонь. Счастливыми убегали те, кто
сумел не расцепить сплетенных рук. Кудесник-огонь предрекал их любви долгую
жизнь.
Добрый костер обижал немногих. И те, кому не везло, торопились
попробовать еще раз.
Под смех и хлопки взвилась над пламенем очередная пара - князь Чурила
Мстиславич и Звениславка. И встали наземь, не разлучившись. У Чурилы и
захочешь, не больно-то вырвешься. А над купальским огнем - и подавно.
Но вот бешеней завертелись гремучие бубны, заверещали рожки, заходили
над пузатыми гудками изогнутые смычки. На поляну, метя по траве спущенными
рукавами одежд, вылетели плясуньи.
И, ведя хоровод, белой лебедью выплыла на середину Нежелана Вышатична,
старого боярина дочь... Глядя на ее танец, старики успокоенно гладили
бороды.
Не пропадет даром священный русальский хоровод, будут плодиться стада,
будет урожай.
Звенели, сверкали на Нежелане разноцветные стеклянные бусы, вились
золотые волосы, крыльями взлетали гибкие руки. И было слышно, как
посвистывали в теплой вышине добрые крылья дев-птиц, что спешили с далекого
полудня, из страны вечного лета - благословить плодородием ухоженные
поля...
Один князь Радим беспечно смеялся чему-то в кругу своих молодцов.
Запивал мед брагой, а брагу медом. И на Нежелану не смотрел.
Кончилась пляска, и девушки стайкой убежали к реке. Бросать в нее
загодя приготовленные венки, гадать о суженых, о том, с какой стороны
следовало ждать сватов. Увели с собой и Нежелану.
Звениславка, лукавая, все уворачивалась от своего князя, пряталась то
за деревом, то за кустом. И он не спешил ловить, хотя в иное время от него
что прятаться, что бежать было бесполезно - никому еще не удавалось. Так
они мало-помалу и выбрались с веселого игрища, оставили позади и шум, и
свет, и людские глаза.
Тут только Звениславка дала себя поймать. Сама пошла в протянутые
руки, блаженно припала щекой к широченной груди... и услышала сзади, из
чащи прибрежных кустов, негромкий, но горестный плач.
Услышал и князь. Но, в отличие от нее, не испугался.
- Это что? - шепнул он, наклонясь. - Никак русалка с дерева упала,
расшиблась? Или папоротнику не расцвести, буреломом завалило?
***
- Русалка?
А Чурила вдруг предложил:
- Пошли поглядим. Может, пригодимся кому. Он пригнулся и двинулся
вперед неслышным крадущимся шагом. Это он умел - подкрадываться, к зверю
ли, к человеку. Звениславка было струсила, приотстала, но потом уцепилась
за его руку и пошла с ним. Плач приблизился. Чурила осторожно раздвинул
кусты, и они увидели - никакую не русалку и подавно не папоротник, а просто
Нежелану Вышатичну, всхлипывавшую под ивой. Чудные волосы Нежеланы были
снова заплетены в косу, рукава-крылья подобраны. серебряными створчатыми
обручьями. Она ничем не напоминала не то что небесную летунью, но даже ту
Нежелану, что так весело и отчаянно вела по поляне солнечный хоровод.
Чурила хотел было выйти к ней, спросить, что за беда. Но Звениславка
неожиданно потянула его прочь.
- Не до нас ей, - сказала она Чуриле. - Любит Нежелана. А кого, не
ведаю.
Она припомнила, как отправилась давеча в баню, как Вышатична пришла
попарить подругу и как потом, когда ее уже окатывали водой, все старалась
попасть под разлетавшиеся струи...
Спохватившись, Звениславка зашарила впотьмах, и Чурила почувствовал -
сует в руку что-то маленькое, плотное, чуть-чуть липкое на ощупь.
- Ешь! - велела Звениславка. Он помедлил, спросил недоуменно:
- А это что?
Она потребовала почти сердито:
- Ты не спрашивай, ешь! Съешь, узнаешь. Князь послушно откусил, и во
рту стало сладко. Звениславушка дала ему пряник - крохотный хлебец, густо
заправленный медом, маком и еще чем-то душистым. Печь пряники она была
великая мастерица. Давненько он таких не пробовал - целый год.
- Вкусно? - спросила она весело.
- Вкусно, - похвалил он и потянул ее к себе. - А больше нету?
Звениславка легонько толкнула его и засмеялась.
- Ну все, пропал ты, княже, - сказала с хитринкой. - Век теперь будешь
меня любить, никогда на другую не зарядишься, меньшицу не приведешь...
Чурила улыбнулся - Звениславка ощутила улыбку, хотя лица в темноте не
было видно.
- А тебе-то откуда знать?
- А оттуда, - радуясь, объяснила она. - Ты пряник съел? Съел. А я в
той воде, на чем замешивала, лицо свое белое умывала...
Чурила взял ее за плечи, чуть-чуть отстранил от себя, сверху вниз
глянул в глаза. И Звениславка перестала дышать.
- А я дома-то все уже приготовил, - волнуясь, выговорил он тихо. - И
стрелы воткнуты, и калачики, и соболя... кашу наварили... И одеяло на
тридевяти снопах постелено, и жеребцы с кобылицами привязаны, ржут...
Разуешь ли ныне меня, хоть моя, Звениславушка?
Утром Малк Военежич поднялся чуть свет и велел седлать коня.
- Куда собрался, старый? - появилась на крылечке жена.
Малк повернулся в седле, посмотрел на нее, кутавшуюся в теплый платок.
И подумал о том, что его Желана была все еще хороша. И люба ему.
- Старый... скажешь тоже.
Желана Гораздовна прислонилась к подбою, поежилась на утреннем
холодке.
- Теперь нам внуков с тобой ожидать, Малкушка. Поедешь-то куда? На
Новый двор небось? Боярин ответил ворчливо:
- А что я там забыл.
Наклонился с коня и поцеловал жену в лоб.
Высокий княжеский терем был виден над крышами, но Малк равнодушно
проехал мимо. И направился в Нижний конец, на Старый двор, к серой от
протекших лет бревенчатой избе, в которой жил когда-то, еще до хазар, его
верный друг колодезник Мстислав... И куда время от времени сбегал из дому,
с материнских глаз, Чурила Мстиславич.
Подъехал, и точно: первым, кого увидел через забор, был сам молодой
князь.
- Ко мне ли, Военежич? - спросил Чурила приветливо.
- К тебе, княже, к тебе, - ответил Малк и направил коня в распахнутые
ворота. И грозно спросил:
- Куда дочку дел, Мстиславич?
Из дверей, зевая во весь рот, выглянул одноглазый Радогость. Он не
выспался - ночь напролет ходил с обнаженным мечом вокруг дома, отпугивал
боевой сталью всякое лихо. При виде Малка он прыснул смехом, шарахнулся
назад.
Покатилось, застучало опрокинутое ведро.
- Дочку? - усмехнулся Чурила. И, обернувшись к дому, уверенно, ласково
позвал:
- Княгинюшка! Выдь!
Хоть и знал старый боярин, зачем едет, - сердце заколотилось. Дверь
скрипнула. Мелькнула ярко-красная рубаха, каких незамужние девушки не
надевают.
Звениславка увидела отца, спрятала ладонями жарко вспыхнувшие щеки - и
бегом пустилась к Чуриле, схоронилась за его плечом. Схоронилась и затихла,
верно, было ей там хорошо. Только и торчали кончики белой, вышитой жемчугом
кики. Той самой, что припасал для нее князь еще год с лишком назад...
Малку было и смешно, и весело, и малость печально.
Самую малость.
- Вено какое возьмешь, Военежич? - спросил Чурила. Сунул руку за
пазуху и вытащил толстую русую косу, перевязанную ремешком. Показал
боярину. - Мужатая жена теперь твоя Звениславка. Разула меня.
Малк взялся за усы, поглядывая то на него, то на косу, то на дочь, на
прядку остриженных волос, выглядывавшую из-под кики, надетой еще неумело.
- Вено с тебя, с беспортошного... - начал он полушутя, но тут с улицы,
прямо через тын, махнул во двор княжеский отрок.
- Мстиславич! - выдохнул мальчишка. - Радим-князь перед воротами
сам-третей стоит. Говорить с тобой хочет.
С Чурилы так и сползло всякое веселье. Шрам на лице натянулся, левое
веко нависло, прикрывая глаз.
- Ну зови, не у ворот же ему торчать. Сюда едет пусть!
Отрок убежал, Чурила обернулся к жене, взял ее за руку.
- Шла бы в дом, Звениславушка. Да и ты тоже, боярин.
***
Запыхавшийся отрок вернулся к воротам.
- Пустить велел, отворяйте...
Стукнул оземь вынутый из гнезд брус, дрогнули толстые створки. Князь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг