были пустынями и в них бурно развивалась растительная и животная жизнь? Есть
только одна логическая гипотеза - она связывает ледниковые периоды с
прецессией земной оси. Как и у всякого неидеального волчка, ось вращения
Земли прецессирует - описывает медленные круги, очень медленные: один оборот
за двадцать шесть тысяч лет. Вот смотрите, - профессор спичкой начертил на
песке эллипс, маленькое Солнце в фокусе его и шарик с наклонной осью -
Землю.
Наклон земной оси к оси эклиптики, как вы знаете, - двадцать три с
половиной градуса. И вот земная ось описывает в пространстве конус с таким
центральным углом... Извините, что я сообщаю вам давно известное, Нимайер,
но мне это дорого. Дело, собственно, не в оси, которой у Земли нет. Но в
течение тысячелетий происходят изменения положений Земли под Солнцем - вот
что и важно!
Сорок тысяч лет назад Солнце было обращено к южному полушарию, и у нас
на севере ползли льды. В разных местах - и вероятнее всего в Центральной
Азии возникли племена человеко-обезьян, собранных в коллектив суровой
геофизической необходимостью. В течение этого цикла прецессии появились
первые культуры. Потом, когда через тринадцать тысяч лет северное и южное
полушария поменялись местами под Солнцем, некоторые племена появились и в
южном полушарии...
Следующее оледенение в северном полушарии начнется через
двенадцать-тринадцать тысячелетий. Человечество сейчас несравненно сильнее,
оно может справиться с этой опасностью, если... если оно к тому времени еще
будет существовать. Но я уверен, что его уже не будет тогда. Мы идем к
собственной гибели так скоро, как только позволяет развитие совремеиной
науки... Я пережил две мировые войны: первую солдатом и вторую в Майданеке.
Я присутствовал при испытаниях атомных и водородных бомб и все-таки не могу
представить, как будет выглядеть третья война. Это ужасно!.. Но еще ужаснее
люди, которые с научной точностью заявляют: война начнется через столько-то
месяцев. Массированный атомный удар по крупным промышленным центрам
противника. Грандиозные радиоактивные пустыни. Это говорят ученые! Мало
того, они рассчитывают, как обеспечить наиболее эффективное заражение
радиацией почвы, воды, воздуха. Мне недавно пришлось познакомиться с одной
научной работой американцев - в ней доказывалось, что для максимального
выброса радиоактивного грунта атомный снаряд должен проникнуть в землю не
менее чем на пятьдесят футов. Научный кошмар!.. - Берн схватился за голову и
вскочил на ноги.
Солнце уже село, и наступила душная ночь. Редкие и неяркие звезды, не
мигая, висели в темно-синем, быстро чернеющем пространстве. Пустыня тоже
была черной, и отличить ее от неба можно было лишь по тому, что на ней не
было звезд.
Профессор уже успокоился и говорил задумчиво, почти без интонаций. Но
от его невыразительной речи у Нимайера, несмотря на жару, по коже пробегали
мурашки.
- ...Ядерные бомбы, пожалуй, не испепелят планету. Но это будет и
необязательным: они насытят атмосферу Земли предельной радиоактивностью. А
вы ведь знаете, как влияет радиация на деторождаемость. Уцелевшие остатки
человечества в течение нескольких поколений выродятся в дегенератов,
неспособных справиться с невероятно усложнившейся жизнью. Может быть, люди
успеют изобрести еще более совершенные и утонченные орудия массового
самоубийства. И чем позже начнется третья и всеобщая бойня, тем она будет
страшнее. А за свою жизнь я еще не видел, чтобы люди упустили возможность
подраться. Тогда ко времени окончания очередного цикла на нашем космическом
шарике не останется мыслящих существ.
Профессор раскинул руки навстречу мертвым пескам.
- Долго будет вращаться под Солнцем планета, и будет на ней пусто и
тихо, как в этой пустыне. Коррозия уничтожит железо, постройки рассыплются.
Потом надвинется новый ледник, толщи льдов, как губка, сотрут с лица планеты
мертвые остатки нашей неудачливой цивилизации... Все! Земля очистилась и
готова принять на себя новое человечество. Сейчас мы, люди, сильно тормозим
развитие всех животных: мы тесним их, истребляем, уничтожаем редкие породы.
Когда человечество исчезнет, освобожденный животный мир начнет бурно
развиваться и количественно и качественно. Ко времени нового оледенения
высшие обезьяны будут достаточно подготовлены к тому, чтобы начать мыслить.
Так должно появиться новое человечество - возможно, оно будет удачливее
нашего.
- Простите, профессор! - воскликнул Нимайер. - Но на земле не од"и
безумцы и самоубийцы!
- Вы правы, - горько усмехнулся Берн. - Но один безумец может столько
бед натворить, что и тысячи мудрецов не спасут. И я собираюсь проверять,
придет ли новое человечество. Реле времени в моей установке, - Берн кивнул в
сторону шахты, - содержит радиоактивный изотоп углерода с периодом
полураспада около восьми тысяч лет. Реле рассчитано на срабатывание через
сто восемьдесят веков: к тому времени радиация изотопа уменьшится настолько,
что листики электроскопа сойдутся и замкнут цепь. Эта мертвая пустыня тогда
уже снова превратится в цветущие субтропики, и здесь будут наиболее
благоприятные условия для жизни новых человеко-обезьян.
Нимайер вскочил и взволнованно заговорил:
- Хорошо, поджигатели войны - безумцы. А вы? Ваше решение? Вы хотите
заморозить себя на восемнадцать тысяч лет!
- Ну, зачем же так просто: "заморозить", - спокойно возразил Берн.
Здесь целый комплекс обратимой смерти: охлаждение, усыпление, антибиотики...
- Но ведь это же самоубийство! - закричал Нимайер. - Вы меня не
переубедите. Еще не поздно...
- Нет. Риск здесь не больший, чем при любом сложном эксперименте. Вы же
знаете, что лет сорок назад в сибирской тундре из слоев вечной мерзлоты
извлекли труп мамонта. Мясо его настолько сохранилось, что им охотно
питались собаки. Если труп мамонта в естественных условиях сохранял свежесть
десятки тысяч лет, то почему я не смогу сохранить себя в научно рассчитанных
и проверенных условиях! А ваши полупроводниковые термоэлементы последнего
типа позволят надежно преобразовать тепло в электрический ток да заодно еще
дадут охлаждение. Я полагаю, что они не подведут меня за эти восемнадцать
тысяч лет, а?
Нимайер пожал плечами.
- Термоэлементы, конечно, не подведут. Это предельно простые
устройства, да и условия в шахте для них самые благоприятные: малые
колебания температуры, отсутствие влаги... Можно поручиться, что они
выдержат этот срок не хуже мамонта. Ну, а остальные приборы? Если за
восемнадцать тысячелетий сломается хоть один...
Берн расправил тело и потянулся.
- Остальным приборам не придется выдерживать этот громадный срок. Они
сработают только дважды: завтра утром и через сто восемьдесят веков, в
начале следующего цикла жизни нашей планеты. Все остальное время они будут
законсервированы вместе со мной в камере.
- Скажите, профессор, вы... по-прежнему твердо верите в конец нашего
человечества?
- В это страшно верить, - задумчиво сказал Берн. - Но кроме того, что я
ученый, я еще и человек. Поэтому я хочу посмотреть сам... Ну, давайте спать.
Завтра нам предстоит еще немало работы.
Нимайер, несмотря на усталость, плохо опал в эту ночь. То ли от жары,
то ли под впечатлением рассказов профессора мозг его был возбужден и сон нс
шел. Как только первые лучи солнца коснулись палатки, он с облегчением
встал. Бер.н, лежавший рядом, тотчас же открыл глааа:
- Начнем?
Из прохладной глубины шахты был виден кусочек необыкновенно синего
неба. Внизу узкий ствол расширялся. Здесь, в нише, стояла установка, которую
Нимайер и Берн монтировали последние дни. К ней из песчаных стенок шахты шли
толстые кабели от термоэлементов.
Берн в последний раз проверил работу всех приборов в камере. Нимайер по
его указанию выдолбил вверху шахты небольшое углубление, заложил в него
заряд и провел провода в камеру. Все приготовления были окончены, и они
выбрались на поверхность. Профессор закурил сигарету и огляделся.
- Сегодня пустыня выглядит прекрасно, правда? Ну вот, дорогой мой
помощник, кажется, все. Через несколько часов я приостановлю свою жизнь -
это будет то, что вы неостроумно назвали самоубийством. Смотрите на вещи
просто. Жизнь - эта загадочная штука, смысла которой непрестанно ищут, -
только короткий штрих на бесконечной ленте времени. Так пусть моя жизнь
будет состоять из двух "штрихов"... Ну, скажите же что-нибудь напоследок -
ведь мы с вами редко разговаривали "просто так".
Нимайер покусал губу, помолчал.
- Я, право, не знаю... Мне все еще не верится, что вы пойдете на это. Я
боюсь верить.
- Гм! Вот вы и уменьшили мое волнение, - улыбнулся Берн. - Когда кто-то
за тебя волнуется, не так страшно. Не будем огорчать друг друга долгим
расставанием. Когда возвратитесь, инсценируйте катастрофу вертолета, как мы
решили. Вы сами понимаете: тайна - необходимое условие этого эксперимента.
Через полмесяца начнутся осенние бури... Прощайте... И не смотрите на меня
так: я переживу всех вас! - профессор протянул руку Нимайеру.
- Камера рассчитана на одного? - вдруг спросил Нимайер.
- Да, на одного... - на лице Берна появилось теплое выражение. - Я,
кажется, начинаю жалеть, что не убедил вас раньше. - Профессор стал одной
ногой на лесенку. - Через пять минут отойдите от шахты! - Его седая голова
исчезла в глубине ствола.
Берн завинтил за собой дверь, переоделся в специальный скафандр со
множеством трубок и лег на пластмассовое ложе в полу камеры, выпрессованное
точно по очертаниям его тела. Пошевелил телом - нигде не давило. Перед лицом
на пульте спокойно светили сигнальные лампочки, докладывая о готовности
приборов.
Профессор нащупал кнопку взрывателя и, несколько помедлив, нажал ее.
Легкое сотрясение, звук в камеру не проник. Шахта засыпана. Последним
движением Берн включил насосы охлаждения и наркоза, уложил руку в
соответствующую выемку "ложа" и, устремив взгляд на блестящий шарик в
потолке камеры, начал считать секунды...
Нимайер видел, как вместе с глухим ударом из шахты вылетел небольшой
столб песка и пыли. Камера Берна была теперь погребена под
пятнадцатиметровым слоем земли... Нимайер осмотрелся, ему стало жутко и дико
среди внезапно затихшей пустыни. Постояв, он медленно направился к
вертолету. Через пять дней он, добросовестно взорвав вертолет, добрался до
небольшого монгольского городка. А еще через неделю начались осенние ветры.
Перегоняя песчаные барханы с места на место, они сгладили все следы и ямки.
Песок, бесчисленный, как время, заровнял место последней стоянки экспедиции
Берна...
Из темноты медленно надвигался дрожащий и расплывчатый зеленый огонек.
Когда он перестал дрожать, Берн понял, что это сигнальная лампочка
радиоактивного реле. Оно сработало.
Сознание постепенно прояснялось. Слева Берн увидел опавшие листики
электроскопа вековых часов - они стояли между цифрами "19" и "20". "Середина
двадцатого тысячелетия", - мышление работало отчетливо, и Берн почувствовал
сдержанное волнение.
"Проверить тело". Он осторожно пошевелил руками, ногами, шеей, закрыл и
открыл рот. Тело слушалось, только правая нога еще немела. Должно быть,
отлежал или слишком быстро повышалась температура.. Берн сделал еще
несколько энергичных движений для разминки, потом встал. Осмотрел приборы.
Стрелки вольтметров упали: очевидно, аккумуляторы несколько истощились при
размораживании. Берн переключил все термобатареи на зарядку - стрелки сразу
дрогнули и передвинулись вверх. И тут же вспомнил Нимайера: термоэлементы не
подвели. В мыслях от этого воспоминания возникла странная, болезненная
раздвоенность: "Нимайера уже давно нет, никого нет..."
Взгляд упал на металлический шарик в потолке; он был темный и совсем не
блестел. Постепенно Берна охватывало нетерпение. Он еще раз осмотрел
вольтметры: аккумуляторы подзарядились мало, но если включить вместе с
термобатареями, для подъема на поверхность энергии должно хватить. Берн
переоделся и через люк в потолке камеры поднялся в самоотвинчивающийся
колпак.
Включил рубильник - коротко взвыли электродвигатели, набирая обороты.
Винт колпака начал всверливаться в почву. Пол кабины слегка дернулся; Берн с
облегчением почувствовал, что колпак медленно движется вверх...
Наконец сухой скрежет камешков о металл прекратился: колпак вышел на
поверхность. Берн стал ключом отвинчивать гайки двери, они поддавались
плохо, и он оцарапал себе пальцы. Вот в щели показался синеватый сумеречный
свет. Еще несколько усилий - и профессор вышел из колпака.
Вокруг в свежих вечернях сумерках стоял темный молчаливый лес. Конус
колпака разворотил почву как раз невдалеке от корней одного из деревьев;
могучий ствол его уносил высоко в темнеющее небо густую крону листьев. Берну
стало не по себе от мысли: "Что, если бы это дерево вздумало вырасти на
полметра левее!" Он подошел к дереву и ощупал его - ноздреватая кора смочила
пальцы влагой. "Что это за порода? Нужно подождать утра".
Профессор вернулся в колпак, проверил все припасы: консервы с пищей и
водой, компас, пистолет, - закурил сигарету. "Значит, пока я прав,
торжествующе горела мысль. - Пустыня покрылась лесом. Нужно проверить, не
соврали ли радиоактивные часы. Но как это сделать?"
Деревья стояли редко, в просветах между ними были видны загорающиеся в
небе звезды. Берн посмотрел на небо, и сразу мелькнула идея: "Ведь сейчас
"полярной звездой" должна быть Вега!"
Он захватил с собой компас и, отыскав в темноте дерево с низкими
ветвями, неловко полез на него. Ветки царапали его по лицу. Их шум спугнул
какую-то птицу; она резко крикнула и сорвалась с ветки, больно задев Берна
по щеке. Странный крик ее долго раздавался по лесу. Запыхавшийся профессор
устроился на верхней ветке и поднял голову.
Уже совсем стемнело. Над ним расстилалось все в ярких звездах, но
совершенно незнакомое небо. Профессор искал глазами привычные созвездия: где
же Большая Медведица, Кассиопея? Их не было, да и не могло быть: за
тысячелетия звезды сдвинулись и спутали все звездные карты. Только Млечный
Путь по-прежнему пересекал небо размытой полосой сверкающих пылинок. Берн
поднес компас к глазам и посмотрел на слабо светящуюся в темноте стрелку,
указывавшую север. Потом устремил взгляд на север. Невысоко над горизонтом,
там, где кончалось звездное небо, - Вега! Около нее светились звездочки
поменьше - искаженное созвездие Лиры.
Сомнений не было: он, Берн, находился в начале нового цикла прецессии -
в XX тысячелетии...
Ночь прошла в размышлениях. Спать Берн никак не мог и еле дождался
рассвета. Наконец звезды потускнели и исчезли, между деревьями стал заметен
серый прозрачный туман. Профессор присмотрелся к густой и высокой траве под
ногами - да это же мох, но какой гигантский! Значит, как он и предполагал,
после ледника стали развиваться папоротниковые растения - самые примитивные
и выносливые.
Постепенно увлекшись, Берн зашагал по лесу. Ноги путались в длинных и
гибких стеблях мха, туфли быстро намокли от росы. Очевидно, уже была осень.
Листья на деревьях были самой пестрой раскраски: зеленые перемежались с
красными, оранжевые с желтыми. Внимание Берна привлекли стройные деревья с
медно-красной корой. Их листья выделялись среди других свежей темно-зеленой
окраской. Он подошел ближе: деревья напоминали сосну, только вместо иголок
торчали жесткие, острые как осока листочки, пахнущие хвоей.
Лес постепенно оживал. Подул шелестящий ветерок, разгоняя остатки
тумана. Над деревьями поднялось солнце; это было обыкновенное, не стареющее
в своем ослепительном блеске светило. Оно ничуть не изменилось за сто
восемьдесят веков.
Профессор шел, задевая за корни и поминутно поправляя опадавшие с носа
при толчках очки. Внезапно послышался треск ветвей и звуки, напоминавшие
хрюканье. Из-за деревьев показалось коричневое туловище зверя с
конусообразной головой. "Кабан, - определил Берн. - Но не такой, как
прежде, - над рылом острый рог". Кабан заметил Берна, замер на секунду,
потом с визгом кинулся за деревья. "Ого! Испугался человека", - удивленно
посмотрел ему вслед профессор. И вдруг сердце его сорвалось с ритма; по
сероватому от росы мху явственно шли влажные темные следы, пересекавшие
полянку. Это были отпечатки босой ступни человека!
Профессор присел над следом. След был плоский, отпечаток большого
пальца отодвигался в сторону от остальных. Неужели он настолько прав? Здесь
недавно проходил человек! Берн забыл все и, пригибаясь, чтобы лучше видеть,
пошел по этим следам. "Здесь существуют люди и, судя по тому, что их боятся
кабаны, сильные и ловкие люди".
...Встреча произошла внезапно. Следы привели на полянку, с которой Берн
стерва услышал гортанные и резкие возгласы, а потом увидел несколько
существ, покрытых серо-желтой шерстью. Существа, ссутулившись, стояли около
деревьев и держались руками за ветки. Они смотрели в сторону появившегося
профессора. Берн остановился и, забыв осторожность, стал жадно рассматривать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг