Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть? - сделал еще
одну попытку Печорин.
- Господин Печорин! - закричал драгунский капитан. - Вы здесь не для
того, чтобы исповедовать, позвольте вам заметить... Кончайте скорее; неравно
кто-нибудь проедет по ущелью - и нас увидят.
- Хорошо, - сказал Печорин. - Доктор, - обратился он к своему
секунданту. - Подойдите ко мне.
Доктор подошел. Он был бледен.
Громко и внятно, с расстановкой, как если бы он произносил смертный
приговор, Печорин сказал:
- Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в мой
пистолет: прошу вас зарядить его снова. И хорошенько.
- Не может быть! - закричал капитан, секундант Грушницкого. - Не может
быть! Я зарядил оба пистолета... Разве что из вашего пуля выкатилась... Это
не моя вина! А вы не имеете права перезаряжать... никакого права... это
совершенно против правил, я не позволю...
- Хорошо, - хладнокровно обернулся к нему Печорин. - Если так, то мы
будем стреляться с вами. На тех же условиях.
Грушницкий стоял, опустив голову, смущенный и мрачный.
- Оставь их, - сказал он капитану, который пытался вырвать пистолет
Печорина из рук доктора Вернера. - Ведь ты сам знаешь, что они правы.
Капитан делал ему какие-то знаки, но Грушницкий даже не повернул голову
в его сторону. Доктор заново зарядил пистолет и подал его Печорину.
Капитан плюнул и топнул ногой.
- Дурак же ты, братец, - сказал он Грушницкому. - Пошлый дурак!.. Уж
положился на меня, так слушайся во всем... Поделом же тебе! Околевай себе,
как муха...
Он отвернулся и, отходя, пробормотал:
- А все-таки это совершенно против правил.
- Грушницкий, - сказал Печорин. - Еще есть время. Откажись от своей
клеветы, и я тебе прощу все; тебе не удалось меня подурачить, и мое
самолюбие удовлетворено, вспомни, мы были когда-то друзьями.
Лицо Грушницкого вспыхнуло, глаза его засверкали.
- Стреляйте! - выкрикнул он. - Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы
меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет
места...
Печорин выстрелил.
Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах
легким столбом еще вился на краю обрыва.
- Finita la comedia, - сказал Печорин, раскланялся с секундантами
Грушницкого и стал спускаться по тропинке вниз.
- Ну вот, - сказал я Тугодуму. - Теперь, когда Печорин остался один, ты
можешь осуществить свое намерение.
- Какое намерение - не понял тот. Он был под таким сильным впечатлением
от разыгравшейся на его глазах драмы, что никак не мог вспомнить, о чем мы с
ним говорили накануне.
- Ну как же! - напомнил ему я. - Ведь ты хотел вы сказать Печорину все,
что ты о нем думаешь...
- А-а... Да, хотел! И выскажу!.. Эй, вы! - окликнул он удаляющегося
Печорина. - Господин Печорин!
- Чем могу служить? - обернувшись, холодно осведомился тот.
- Я хочу вам сказать, - выпалил Тугодум, - что вы убийца!
- А-а... - Печорин был невозмутим - Вы, стало быть, видели... Ну что ж.
В известном смысле вы правы. Не смею спорить. Однако, ежели бы вы знали все
обстоятельства дела...
- Я знаю все обстоятельства, - сказал Тугодум. - Да, Грушницкий подлец!
И если бы он случайно не промахнулся, он пристрелил бы вас как собаку.
- Стало быть, вам известно, что они все были в заговоре против меня? -
сказал Печорин. - В самом подлом заговоре?
- Известно, - подтвердил Тугодум.
- Зная об этом заговоре, я подставил свою грудь под пулю, - сдержанно
напомнил Печорин.
- Вы человек смелый, этого у вас не отнимешь, - признал Тугодум. - А
Грушницкий и вся его компания... Да что о них говорить... Подлецы и трусы...
- И, несмотря на это, вы все же считаете меня убийцей?
- Да, считаю, - сказал Тугодум. - Но вовсе не из-за Грушницкого.
- А из-за кого же?
Тугодум пожал плечами:
- Сами не знаете, что ли? Из-за Бэлы.
Печорин был изумлен.
- Бэлы? - переспросил он. - Какой Бэлы?
- А то вы не знаете!.. Из-за той несчастной девушки, черкешенки, в
которую вы влюбились. Азамат увез ее для вас. За коня, которого вы обещали
для него украсть. И украли.
- Я украл коня? - все более изумляясь, спросил Печорин.
- Ну да. У Казбича... Если бы вы не украли у него коня, Казбич не
похитил бы Бэлу и не заколол ее. И она не умерла бы в страшных мучениях...
Это вы, вы во всем виноваты!
Печорин был в полной растерянности от всех этих обвинений.
- Азамат... Какой-то Казбич... Бэла... Конь... Ничего не понимаю!.. Вы
бредите?
- Хотите сделать вид, что ничего не помните? - ехидно сказал Тугодум. -
Не выйдет! Все равно не поверю. Такое разве можно забыть!
Печорин пожал плечами и, как видно, уже совсем было собрался прервать
этот нелепый поток обвинений какой-то резкой фразой. Но в последний момент
удержался.
- Клянусь вам, - с неожиданной мягкостью сказал он, - что я
действительно не знаю всех тех людей, о которых вы сейчас упомянули. И не
имею ни малейшего понятия обо всех этих событиях, участником коих вы
пытаетесь меня представить. Где все это происходило, позвольте спросить?
- В крепости за Тереком, где вы служили, - сказал Тугодум.
- Ни в какой крепости я отродясь не служил, - возразил Печорин. - С тех
самых пор, как меня выслали из Петербурга на Кавказ, я не покидал
Пятигорска...
- Что ж, по-вашему, Максим Максимыч все это вы думал?
- Максим Максимыч? - переспросил Печорин - А кто это - Максим Максимыч?
- Штабс-капитан, под началом у которого вы служили в крепости.
- Клянусь вам, - растерянно повторил Печорин, - что я знать не знаю и
ведать не ведаю никакого Максима Максимыча!
Чувствуя, что Тугодум готов взорваться и вот-вот нанесет Печорину
какое-нибудь смертельное оскорбление, я решил прервать этот бессмысленный
диалог.
- Григорий Александрович, - сказал я, - извините, пожалуйста, моему
юному другу его ошибку. Дело в том...
- Дело, вероятно, в том, что этот молодой человек принял меня за
кого-то другого? - облегченно вздохнул Печорин.
- Это не совсем верно. Хотя можно выразиться и так тоже. Но, как бы то
ни было, все, что он вам тут сейчас наговорил, - это плод некоторого
недоразумения... Простите нас, пожалуйста...
- С какой это стати вы перед ним извинялись? - сказал Тугодум, когда мы
остались одни. - И почему вы сказали ему про какую-то мою ошибку? В чем это,
интересно знать, я ошибся?
- Это, я надеюсь, ты скоро и сам поймешь, - ответил я. - А прервал я
ваш разговор, потому что боялся, что ты еще больше нагрубишь ему.
- Да не собирался я вовсе ему грубить, - сказал Тугодум. - Я только
хотел сказать, что он ко всему прочему еще и лгун!
- Ну вот, - улыбнулся я. - Час от часу не легче.
- И трус!
- Трус?.. Но ведь ты сам только что сказал, что в чем другом, а в
смелости ему не откажешь.
- Сделал гадость, так хоть имей мужество признаться. А он даже на это
не способен... Нет, зря вы не дали мне высказаться до конца.
- Я сделал это, - объяснил я, - чтобы уберечь тебя от еще одной, еще
более грубой ошибки. У Печорина на совести и без того довольно грехов. Не
надо взваливать на него лишних. Неужели ты сам не почувствовал, что он
сейчас не лгал тебе? Не притворялся?
- Что же мне, по-вашему, все это приснилось, что ли? Да вы сами разве
не помните, как Печорин украл у Казбича его любимого коня, а Азамат в обмен
на коня привез ему Бэлу?
- Помню, конечно, - улыбнулся я. - Все помню. И как несчастная девушка
полюбила Печорина. И как трагически погибла от кинжала жаждущего отмщения
Казбича.
- Так почему же тогда вы говорите, что Печорин не лгал мне, отрицая все
это?
- Потому что он действительно не лгал.
- Да вы что, издеваетесь надо мной, что ли? - не выдержал Тугодум.
- И не думаю, - сказал я. - Пойми, все, в чем ты обвинял Печорина, -
чистая правда. Но в тот момент, когда ты с Печориным об этом говорил, он про
это еще не знал.
- То есть как это не знал? Почему?
- Потому что человеку не дано знать своего будущего.
- Вы прямо загадками стали говорить! - возмутился Тугодум.
- Ну какие же тут загадки! Все объясняется очень просто, - сказал я. -
История с Бэлой произошла после тех событий, о которых рассказывается
в
повести "Княжна Мери". После дуэли Печорина с Грушницким.
- То есть как? - не понял Тугодум.
- Скорее всего, - предположил я, - именно за дуэль с Грушницким
Печорина и сослали в ту дальнюю крепость за Тереком, где он познакомился с
Максимом Максимычем и где с ним произошли все те события, о которых
рассказывается в повести "Бэла".
- Неужели я мог так ошибиться? - смутился Тугодум. - Не может быть!.. У
вас есть "Герой нашего времени"?
- Конечно! - Я снял с полки и подал ему книгу. - Вот, взгляни сам,
убедись...
Полистав ее, Тугодум торжествующе воскликнул:
- Ага! И вовсе я не ошибся! Смотрите сами: сперва идет "Бэла", потом
"Максим Максимыч", потом "Тамань" и только потом "Княжна Мери".
- Ну да, - подтвердил я. - Именно таково сюжетное построение
лермонтовского романа. Вот тут-то как раз и проявилась разница между сюжетом
и фабулой.
- Совсем вы меня запутали! - сокрушенно воскликнул Тугодум.
- Да не я, а ты сам себя запутал, - возразил я. - Если выстроить
события "Героя нашего времени" в той последовательности, в какой они
происходили, иными словами, если изложить фабулу этого лермонтовского
романа, она вы глядела бы примерно так: человек, уже высланный из Петербурга
за какую-то вину, едет на Кавказ, попадает в Пятигорск, убивает на дуэли
Грушницкого, высылается за это на передовую, в крепость, знакомится там с
Максимом Максимычем, рискует своей жизнью в истории с казаком, убившим
другого офицера...
- Это вы про историю, описанную в рассказе "Фаталист"? - вспомнил
Тугодум.
- Совершенно верно, - подтвердил я.
- Значит, если все рассказы и повести, из которых состоит роман,
расположить правильно...
- Ты хочешь сказать, если расположить их в хронологической
последовательности?
- Ну, да. Так, как они происходили...
- Тогда начать роман следовало с рассказа "Тамань".
- Почему? - опять не понял Тугодум.
- Да потому, что события, описанные в этом рассказе, произошли с
Печориным, когда он еще только ехал из Петербурга на Кавказ. Затем, если
придерживаться хронологии, должна идти повесть "Княжна Мери", и только потом
"Бэла"...
- Зачем же Лермонтов так все запутал? Нарочно, что ли?
- Разумеется, нарочно, - ответил я Тугодуму. - С какой целью он это
сделал - это уже другой вопрос. Пока же мы с тобой давай все-таки отметим,
что фабула романа, то есть его события, изложенные в той последовательности,
в какой они происходили, отнюдь не совпадает с тем, как разворачивается
перед нами сюжет произведения. Теперь, я надеюсь, ты наконец усвоил разницу
между фабулой и сюжетом? Понял, что это - далеко не одно и то же?
- Да, - сказал Тугодум. - Теперь понял. Я только не понимаю, зачем
Лермонтову понадобился весь этот ералаш?
- Ну, это как раз понятно, - ответил я. - Лермонтов ведь не зря назвал
свой роман "Герой нашего времени". Его главная цель состояла в том, чтобы
исследовать определенный характер, определенный человеческий тип. Характер
непростой, причудливый, противоречивый, вызывающий то недоумение, то
раздражение, то симпатию и, наконец, понимание читателя...
- Ну и что?
- Вот он и избрал такой, как бы это сказать... ну, многоплановый, что
ли, способ изображения героя. Сперва он показывает его нам как бы издали, со
стороны, глазами Максима Максимыча. Так?
- Так, - подтвердил Тугодум.
- Потом - случайная встреча автора с будущим своим героем. Печорин уже
не в рассказе стороннего человека, а словно бы сам, собственной персоной,
является перед взором читателя. Это дает нам возможность разглядеть его как
бы с более близкого расстояния. Тут, кстати, автор впервые набрасывает его
портрет. Помнишь?
Я раскрыл книгу и процитировал:
- "Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи
доказывали крепкое сложение... Его походка была небрежна и ленива, но я
заметил, что он не размахивал руками, - верный признак некоторой скрытности
характера... Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были
черные, признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у
белой лошади... У него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной
белизны и карие глаза; об глазах его я должен сказать еще несколько слов...
Они не смеялись, когда он смеялся... Это признак или злого нрава, или
глубокой постоянной грусти..."
- Это я хорошо помню, - подтвердил Тугодум.
- Ну, а потом, - продолжал я, - уже после этого внешнего знакомства,
автор показывает нам своего героя, так сказать, изнутри.
- Что значит изнутри? - не понял Тугодум.
- Ну как же! Ты разве забыл? Максим Максимыч отдает автору "журнал"
Печорина, то есть его дневник. И дальнейшее повествование представляет собой
уже не взгляд со стороны, а лирическую исповедь героя, его собственный
рассказ о себе, насквозь пронизанный самоанализом. Причем рассказ очень
искренний, предельно откровенный: ведь дневник этот Печорин отнюдь не
предназначал для посторонних глаз, он писал его исключительно для себя...
- Ну да, - вспомнил Тугодум. - Автор еще спросил у Максима Максимыча:
"И я могу делать с этими записками все, что хочу?" А тот ответил: "Хоть в
газетах печатайте".
- Однако печатать в газетах и даже в журналах интимные дневники живого
человека все-таки не принято. По этому дневнику Печорина Лермонтов
предпослал такое предисловие.
Я снова раскрыл книгу и прочел:
- "Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это
известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и
я воспользовался случаем поставить свое имя под чужим произведением..."
- А вот про это я, честно говоря, даже и не вспомнил бы, если бы вы мне
сейчас не напомнили, - признался Тугодум.
- Естественно, - сказал я. - Ведь если следовать нормальной логике
развития событий, известие о смерти Печорина должно было стать эпилогом
романа...
- Ну да, конечно! - обрадовался Тугодум.
- Однако Лермонтов, - продолжал я, - поставил это известие не в конец
романа, а сообщил о смерти героя в самой его середине. Да и сообщил как-то
небрежно, вскользь. А истинным, то есть сюжетным, эпилогом своего романа он
сделал рассказ "Фаталист", в котором рассказывается о событиях, относящихся
ко времени, когда Печорин жил в той крепости, где судьба свела его с
Максимом Максимычем.
- Вот это уж совсем непонятно! - возмутился Тугодум. - Ну, я еще
понимаю, что он хотел, как вы говорите, показать нам Печорина сперва издали,
потом вблизи, сперва со стороны, а потом - изнутри. Но зачем надо было конец
романа поместить в середину, а начало в конец? Чтобы совсем запутать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг