было на самом деле, если ваш выбор будет недурен (а это так легко!), то ваша
не переделанная из действительности повесть будет лучше всякой переделанной
"по требованиям искусства", то есть обыкновенно по требованиям литературной
эффектности.
Итак, если верить Чернышевскому, все писатели, сколько их ни было за
тысячелетия существования мировой литературы, все до одного - поступали
неправильно, пересказывая или изображая взятую из жизни историю не так (или
не совсем так), как она происходила в действительности. Поступали же они так
по причинам (опять-таки если верить Чернышевскому) крайне несерьезным: "по
требованиям литературной эффектности".
На самом деле это, конечно, не так.
Весь опыт мировой литературы показывает, что изменять, деформировать,
обогащать своей фантазией реальный факт, превращая его в художественный
сюжет, писателя побуждают вовсе не соображения "литературной эффектности", а
совсем другие, неизмеримо более важные и глубокие причины.
Чтобы понять, как и почему это происходит, нам придется провести еще
одно, совсем уже детективное, расследование, которое лучше всего опять
поручить таким испытанным мастерам этого дела, как Шерлок Холмс и доктор
Уотсон.
РАЗГАДКА ТАЙНЫ ТРЕХ КАРТ В ПОВЕСТИ
А. С. ПУШКИНА "ПИКОВАЯ ДАМА"
Расследование ведут Шерлок Холмс и доктор Уотсон
Тяжело вздохнув, Уотсон отложил в сторону тяжелый том Пушкина и
задумался.
- Вы явно чем-то недовольны, мой друг, - тотчас откликнулся на этот
жест проницательный Холмс. - Я заметил, что вчера весь вечер, да и сегодня
все утро вы читали "Пиковую даму". Неужели эта пушкинская повесть вам не
понравилась?
- Как вы можете так говорить, Холмс! - возмутился Уотсон. - Не просто
понравилась! Я испытал истинное наслаждение!
- Лицо ваше, однако, говорит о другом. Итак? Что повергло вас в такое
уныние?
- Повесть Пушкина прекрасна. Но конец ее действительно нагнал на меня
жуткую тоску. Мне жалко Германна.
- Если я вас правильно понял, вам больше пришелся бы по душе счастливый
конец?
- Само собой. А вам разве нет?
Не отвечая на этот прямой вопрос Уотсона, педантичный Холмс уточнил:
- Стало быть, вы полагаете, что повесть Пушкина только выиграла бы,
если бы Германн в ее финале получил то, о чем мечтал?
- Ну разумеется! - воскликнул пылкий Уотсон. - Счастливый конец всегда
лучше печального.
- Н-да... Но Пушкин, очевидно, думал иначе. В противном случае он ведь
не стал бы так радикально менять подсказанный ему сюжет.
- А он разве его изменил?
- Ну конечно, - кивнул Холмс. - На замысел этой повести Пушкина
натолкнула история. Даже не история, а анекдот. Очень короткий. Впрочем,
прочтите сами.
Холмс достал с полки какую-то старую, судя по всему, довольно давно
изданную книгу, раскрыл ее на заранее заложенной странице и протянул
Уотсону.
ИЗ КНИГИ П. И. БАРТЕНЕВА - "РАССКАЗЫ О ПУШКИНЕ,
ЗАПИСАННЫЕ СО СЛОВ ЕГО ДРУЗЕЙ"
Молодой князь Голицын рассказал Пушкину, что однажды он проигрался в
карты и пришел просить денег к своей бабке, княгине Наталье Петровне
Голицыной. Денег она ему не дала, а дала три карты, назначенные ей в Париже
Сен-Жерменом. "Попробуй", сказала бабушка. Внучек поставил карты и
отыгрался.
- Как видите, - сказал Холмс, убедившись, что Уотсон дочитал этот
отрывок до конца, - в истории, которую юный князь Голицы рассказал Пушкину,
конец был самый счастливый. Совсем в вашем духе. Но Пушкина этот счастливый
конец почему-то не устроил. Как вы думаете, Уотсон, почему?
- Тут даже и думать нечего! - пожал плечами Уотсон. Ему, видимо,
показалось, что так будет... Ну как бы это сказать... эффектнее, что ли...
Вот он и напридумывал всяких ужасов, накрутил разной мистики... Смерть
старой графини... Явление ее Германну с того света... Ну и, разумеется,
месть... Это ведь она в отместку Германну обманула его и подсунула другую
карту - пиковую даму вместо туза...
- Поздравляю вас, друг мой! - сказал Холмс, слушавший этот запальчивый
монолог Уотсона с обычной своей иронической усмешкой. - Вы проявили поистине
необыкновенную эрудицию. Я, признаться, не ожидал, что вы читали
Чернышевского...
- Какого еще Чернышевского? Я понятия не имею ни о каком Чернышевском!
- Николай Чернышевский - это знаменитый русский критик и теоретик
искусства. Он утверждал, что писатели напрасно изменяют по своему произволу
сюжеты, которые берут из жизни. И точь-в-точь, как вы - ну прямо слово в
слово, - предположил, что делают они это, как он выразился, "для
литературной эффектности".
- Клянусь вам, Холмс, что я знать не знаю никакого Чернышевского! -
приложил руку к сердцу Уотсон.
- Не клянитесь, друг мой, не клянитесь. Я вам верю.
- Однако, - вдруг приободрился Уотсон, - если моя мысль совпала с
суждением столь знаменитого человека, да к тому же еще и специалиста... Не
кажется ли вам в таком случае, что эта моя мысль не так уж и глупа?
- Посмотрим, - уклонился от прямого ответа на этот щекотливый вопрос
Холмс. - Это выяснится в ходе нашего расследования. Пока же я только могу
сказать, что у Чернышевского были на этот счет одни соображения, а у вас,
насколько я понимаю, - совершенно другие. Вам стало жаль беднягу Германна...
- Не прикидывайтесь таким сухарем, Холмс! - вспыхнул Уотсон. - Я ведь
знаю, что в глубине души вы тоже ему сочувствуете.
- Сочувствую? - задумался Холмс. - Нет, мое отношение к Германну,
пожалуй, не укладывается в это определение. Кстати, вы обратили внимание на
сходство Германна с Наполеоном? Помните, Пушкин словно бы вскользь замечает:
"У него профиль Наполеона..." Вы только вдумайтесь в глубинный смысл этого
сходства.
- Прямо-таки уж глубинный? - усомнился Уотсон. Мало ли кто на кого
похож? В жизни всякое бывает.
- В жизни действительно бывает всякое. Но в литературе такие совпадения
всегда несут в себе особый смысл. Вот вам, кстати, и ответ на ваш вопрос:
сочувствую ли я Германну. Сочувствую или не сочувствую, но многое в этом
человеке меня привлекает.
- Вот видите!
- Прежде всего, - словно не слыша этого пылкого восклицания, продолжал
Холмс, - меня привлекает его яркая незаурядность. Вот, кстати, еще одна
важная деталь Вы обратили внимание на эпиграф, который Пушкин поставил к
первой части этой своей повести?
- По правде говоря, не обратил, - признался Уотсон.
- Зря. Прочтите его внимательно.
Уотсон раскрыл "Пиковую даму" и прочел:
А в ненастные дни
Собирались они
Часто.
Гнули, Бог их прости,
От пятидесяти
На сто.
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом.
- Остроумно, - сказал Уотсон, дочитав этот стихотворный отрывок до
конца.
- Я привлек ваше внимание к этому эпиграфу, - поморщился Холмс, - не
для того, чтобы вы расточали ваши комплименты пушкинскому остроумию.
- Ах, так это самого Пушкина стихотворение?
- Да. Впервые он привел его в своем письме Вяземскому от первого
сентября тысяча восемьсот двадцать восьмого года. "Я продолжаю, - писал он в
этом письме, - образ жизни, воспетый мною таким образом". И далее следовал
текст этого шуточного стихотворения. Позже, в слегка измененном виде, он
поставил его эпиграфом к "Пиковой даме". Я попросил вас прочесть его
внимательно, чтобы обратить ваше внимание на его форму. На ритмику,
интонацию...
- О, все это я оценил вполне! Можете мне поверить! Форма весьма изящна,
интонация легка, грациозна, непринужденна, как, впрочем, почти все у
Пушкина.
- Да нет, не в этом дело, - снова поморщился Холмс.
Подойдя к книжному шкафу, он порылся в нем и извлек старый, пожелтевший
от времени журнал.
- Что это? - спросил Уотсон.
- "Русская старина" за тысяча восемьсот восемьдесят четвертый год.
Август. Здесь впервые была отмечена родословная этого пушкинского отрывка в
описании рукописей Пушкина, выполненном известным историком русской
литературы Вячеславом Евгеньевичем Якушкиным. Сделайте одолжение, Уотсон,
прочтите, что пишет Якушкин об этом пушкинском стихотворении.
Приблизив раскрытый журнал к глазам, Уотсон прочел:
- "Отрывок из известной песни - "Знаешь те острова..." - принадлежащей
многим авторам..." Ничего не понимаю! Выходит, это не один Пушкин сочинил, а
многие авторы?
- Нет, - покачал головой Холмс. - Это стихотворение сочинил Пушкин. Но
современниками, знающими, в чем тут дело, оно воспринималось как отрывок из
песни, сочиненной раньше. А песенка эта была сочинена Рылеевым и
Бестужевым-Марлинским.
- Вон оно что!
- Да... И содержание песенки было весьма, я бы сказал, примечательное.
Полный ее текст у меня имеется.
Взяв с полки том Рылеева, Холмс быстро раскрыл его на нужной странице.
- Вот она, эта песенка, - сказал он, протягивая книгу Уотсону. -
Прочтите, пожалуйста!
Уотсон начал:
- Ах, где те острова,
Где растет трын-трава,
Братцы!..
- Нет-нет, не это! - прервал его Холмс. - Переходите сразу ко второму
отрывку!
- Вот к этому? - ткнул Уотсон пальцем в раскрытую перед ним страницу.
Холмс молча кивнул, и Уотсон внимательно стал читать указанный ему
отрывок:
Ты скажи, говори,
Как в России цари
Правят.
Ты скажи поскорей,
Как в России царей
Давят.
Как капралы Петра
Провожали с двора
Тихо.
А жена пред дворцом
Разъезжала верхом
Лихо.
Как курносый злодей
Воцарился на ней.
Горе!
Но Господь, русский Бог,
Бедным людям помог
Вскоре.
Надеюсь, вы догадались, на какие обстоятельства российской истории
намекает эта шуточная песенка? - спросил Холмс, когда Уотсон дочитал
стихотворение до конца.
- Не совсем, - признался Уотсон.
- Песенка эта, - объяснил Холмс, - весьма прозрачно намекала на
убийство Петра Третьего, инспирированное его женой Екатериной, и на удушение
Павла Первого. "Курносый злодей", о котором здесь говорится, это ведь не кто
иной, как Павел. А помог русским людям избавиться от этого курносого злодея
не столько Бог, сколько вполне конкретные люди, имена которых авторам этой
песенки, как, впрочем, и Пушкину, были хорошо известны.
- Вам не кажется, Холмс, что мы слегка отдалились от героя пушкинской
"Пиковой дамы"?
- Ничуть! Неужели вы до сих пор не поняли, куда я клоню?
- Не понял, - признался Уотсон. - И боюсь, что без вашего разъяснения
не пойму.
- Между тем все очень просто. Поставив эпиграфом к первой части
"Пиковой дамы" шуточный стишок о карточной игре, написанный в форме
продолжения этой крамольной песенки, Пушкин, я думаю, хотел сказать примерно
следующее. Были времена, словно бы говорит он, когда люди, подобные моему
герою, такие вот решительные, смелые, сильные люди участвовали в большой
политической игре. Совершали революции, дворцовые перевороты. Но времена
изменились. И теперь уделом этих сильных личностей - вспомните, у Германна
профиль Наполеона! - стала, увы, совсем другая борьба: за карточным столом.
Понтировать, выигрывать, отписывать мелом выигрыш и проигрыш, гнуть от
пятидесяти на сто - вот оно, то единственное дело, в котором только и может
выплеснуться пламень, сжигающий их душу. Не забывайте, Уотсон, что песенка
Рылеева и Бестужева была написана году примерно в тысяча восемьсот двадцать
третьем, то есть до событий на Сенатской площади. А продолжение этой песенки
Пушкин написал в тысяча восемьсот двадцать восьмом, в эпоху глухой
политической реакции, когда один из авторов этой песенки был уже повешен, а
второй приговорен к каторге, впоследствии замененной солдатчиной.
- Благодарю вас, Холмс! Вы открыли мне глаза! - пылко воскликнул
Уотсон. - Теперь я понимаю, на чем основано мое непроизвольное, горячее
сочувствие этому бедняге Германну...
- Хм, - произнес Холмс.
На лице его появилось столь знакомое Уотсону насмешливое, ироническое
выражение.
- Да, да! - выкрикнул Уотсон. - Я ему сочувствую от всей души! И мне
искренно жаль, что Пушкин не нашел ничего лучшего, чем уготовить этому
своему герою столь печальный конец.
- Успокойтесь, Уотсон, - охладил пыл своего друга Холмс. - Я ведь уже
говорил вам, что до известной степени тоже готов сочувствовать Германну. Но,
несмотря на все мое сочувствие, печальный конец его представляется мне
закономерным. И даже, если хотите, неизбежным.
- Но ведь молодой князь Голицын, историю которого Пушкин положил в
основу сюжета "Пиковой дамы"... Он ведь тоже, я думаю, был порядочным
шалопаем...
- История молодого князя Голицына предельно проста. Он проигрался в пух
и прах. Бабка его пожалела и дала ему возможность отыграться. Вина его в ее
глазах была, вероятно, не так уж велика. К тому же, не забывайте, он был
все-таки ее родной внук. История же Германна - совсем другая. И стала она
другой прежде всего потому, что Пушкин решил поставить в центр своей повести
именно такого человека, как Германн. Опять, уже в который раз, напоминаю
вам, дорогой Уотсон, что у него, как говорит Пушкин, был профиль
Наполеона...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг