М.Е.Салтыков-Щедрин
САМООТВЕРЖЕННЫЙ ЗАЯЦ
Однажды заяц перед волком провинился. Бежал он, видите ли, неподалеку
от волчьего логова, а волк увидел его и кричит: "Заинька! остановись,
миленький!" А заяц не только не остановился, а еще пуще ходу прибавил. Вот
волк в три прыжка его поймал да и говорит: "За то, что ты с первого моего
слова не остановился, вот тебе мое решение: приговариваю я тебя к лишению
живота посредством растерзания. А так как теперь и я сыт, и волчиха моя
сыта, и запасу у нас еще дней на пять хватит, то сиди ты вот под этим
кустом и жди очереди. А может быть... ха-ха... я тебя и помилую!"
Сидит заяц на задних лапках под кустом и не шевельнется. Только об
одном думает: через столько-то суток и часов смерть должна прийти. Глянет
он в сторону, где находится волчье логово, а оттуда на него светящееся
волчье око смотрит. А в другой раз и еще того хуже: выйдут волк с волчихой
и начнут по полянке мимо него погуливать. Посмотрят на него, и что-то волк
волчихе по-волчьему скажет, и оба зальются: ха-ха! И волчата тут же за ними
увяжутся; играючи, к нему подбегут, ласкаются, зубами стучат... А у него, у
зайца, сердце так и закатится!
Никогда он так не любил жизни, как теперь. Был он заяц обстоятельный,
высмотрел у вдовы, у зайчихи, дочку и жениться хотел. Именно к ней, к
невесте своей, он и бежал в ту минуту, как волк его за шиворот ухватил.
Ждет, чай, его теперь невеста, думает: изменил мне косой! А может быть,
подождала-подождала да и с другим... слюбилась... А может быть, и так:
играла бедняжка в кустах, а тут ее волк... и слопал!..
Думает это бедняга и слезами так и захлебывается. Вот они, заячьи-то
мечты! жениться рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой
будет чай-сахар пить, и вместо всего - куда угодил! А сколько, бишь, часов
до смерти-то осталось?
И вот сидит он однажды ночью и дремлет. Снится ему, будто волк его при
себе чиновником особых поручений сделал, а сам, покуда он по ревизиям
бегает, к его зайчихе в гости ходит... Вдруг слышит, словно его кто-то под
бок толк-кул. Оглядывается - ан это невестин брат.
- Невеста-то твоя помирает, - говорит. - Прослышала, какая над тобой
беда стряслась, и в одночасье зачахла. Теперь только об одном и думает:
неужто я так и помру, не простившись с ненаглядным моим!
Слушал эти слова осужденный, а сердце его на части раз-рывалося. За
что? чем заслужил он свою горькую участь? Жил он открыто, революций не
пущал, с оружием в руках не выходил, бежал по своей надобности - неужто ж
за это смерть? Смерть! подумайте, слово-то ведь какое! И не ему одному
смерть, а и ей, серенькой заиньке, которая тем только и виновата, что его,
косого, всем сердцем полюбила! Так бы он к ней и полетел, взял бы ее,
серенькую заиньку, передними лапками за ушки и все бы миловал да по головке
бы гладил.
- Бежим! - говорил между тем посланец. Услыхавши это слово, осужденный
на минуту словно преобразился. Совсем уж в комок собрался и уши на спину
заложил. Вот-вот прянет - и след простыл. Не следовало ему в эту минуту на
волчье логово смотреть, а он посмотрел. И закатилось заячье сердце.
- Не могу, - говорит, - волк не велел.
А волк между тем все видит и слышит и потихоньку по-волчьи с волчихой
перешептывается: должно быть, зайца за благородство хвалят.
- Бежим! - опять говорит посланец.
- Не могу! - повторяет осужденный.
- Что вы там шепчетесь, злоумышляете? - как гаркнет вдруг волк.
Оба зайца так и обмерли. Попался и посланец! Подговор часовых к побегу
- что, бишь, за это по правилам-то полагается? Ах, быть серой заиньке и без
жениха и без братца - обоих волк с волчихой слопают!
Опомнились косые - а перед ними и волк и волчиха зубами стучат, а
глаза у обоих в ночной темноте, словно фонари, так и светятся.
- Мы, ваше благородие, ничего... так, промежду себя... землячок
проведать меня пришел! - лепечет осужденный, а сам так и мрет от страху.
- То-то "ничего"! знаю я вас! пальца вам тоже в рот не клади!
Сказывайте, в чем дело?
- Так и так, ваше благородие, - вступился тут невестин брат, -
сестрица моя, а его невеста помирает, так просит, нельзя ли его проститься
с нею отпустить?
- Гм... это хорошо, что невеста жениха любит, - говорит волчиха. - Это
значит, что зайчат у них много будет, корму волкам прибавится. И мы с
волком любимся, и у нас волчат много. Сколько по воле ходят, а четверо и
теперь при нас живут. Волк, а волк, отпустить, что ли, жениха к невесте
проститься?
- Да ведь его на послезавтра есть назначено...
- Я, ваше благородие, прибегу... я мигом оборочу... у меня это... вот
как бог свят прибегу! - заспешил осужденный и, чтобы волк не сомневался,
что он может мигом оборотить, таким вдруг молодцом прикинулся, что сам волк
на него залюбовался и подумал: "Вот кабы у меня солдаты такие были!"
А волчиха пригорюнилась и молвила:
- Вот, поди ж ты! заяц, а как свою зайчиху любит!
Делать нечего, согласился волк отпустить косого в побывку, но с тем,
чтобы как раз к сроку оборотил. А невестина брата аманатом* у себя оставил.
- Коли не воротишься через двое суток к шести часам утра, - сказал он,
- я его вместо тебя съем; а коли воротишься - обоих съем, а может быть...
ха-ха... и помилую!
Пустился косой, как из лука стрела. Бежит, земля дрожит. Гора на пути
встренется - он ее "на уру" возьмет; река - он и броду не ищет, прямо
вплавь так и чешет; болото - он с пятой кочки на десятую перепрыгивает.
Шутка ли? в тридевятое царство поспеть надо, да в баню сходить, да жениться
("непременно женюсь!" - ежеминутно твердил он себе), да обратно, чтобы к
волку на завтрак попасть...
Даже птицы его быстроте удивлялись, говорили: "Вот в "Московских
ведомостях" пишут, будто у зайцев не душа, а пар, а вон он как...
улепетывает!"
Прибежал наконец. Сколько тут радостей было - этого ни в сказке не
сказать, ни пером описать. Серенькая заинька как увидела своего
ненаглядного, так и про хворь позабыла. Встала на задние лапки, надела на
себя барабан и ну лапками "кавалерийскую рысь" выбивать - это она сюрприз
жениху приготовила! А вдова-зайчиха так просто засовалась совсем; не знает,
где усадить нареченного зятюшку, чем на-
кормить. Прибежали тут тетки со всех сторон, да кумы, да сестрицы -
всем лестно на жениха посмотреть, а может быть, и лакомого кусочка в гостях
отведать.
Один жених словно не в себе сидит. Не успел с невестой намиловаться,
как уж затвердил:
- Мне бы в баню сходить да жениться поскорее!
- Что больно к спеху занадобилось? - подшучивает над ним зайчиха-мать.
- Обратно бежать надо. Только на одни сутки волк и отпустил.
Рассказал он тут, как и что. Рассказывает, а сам горькими слезами
разливается. И воротиться-то ему не хочется и не воротиться нельзя. Слово,
вишь, дал, а заяц своему слову - господин. Судили тут тетки и сестрицы - и
те в один голос сказали: "Правду ты, косой, молвил: не давши слова -
крепись, а давши - держись! никогда во всем нашем заячьем роду того не
бывало, чтобы зайцы обманывали!"
Скоро сказка сказывается, а дело промежду зайцев еще того скорее
делается. К утру косого окрутили, а перед вечером он уж прощался с молодой
женой.
- Беспременно меня волк съест, - говорил он, - так ты будь мне верна.
А ежели родятся у тебя дети, то воспитывай их строго. Лучше же всего отдай
ты их в цирк: там их не только в барабан бить, но и в пушечку горохом
стрелять научат.
И вдруг, словно в забытьи (опять, стало быть, про волка вспомнил),
прибавил:
- А может быть, волк меня... ха-ха... и помилует! Только его и видели.
Между тем, покуда косой жуировал да свадьбу справлял, ка том
пространстве, которое разделяло тридевятое царство от волчьего логова,
великие беды приключились. В одном месте дожди пролились, так что река,
которую за сутки раньше заяц шутя переплыл, вздулась и на десять верст
разлилась. В другом месте король Андрон королю Никите войну объявил, и на
самом заячьем пути сраженье кипело. В третьем месте холера проявилась -
надо было целую карантинную цепь верст на сто обогнуть... А кроме того,
волки, лисицы, совы - на каждом шагу так и стерегут.
Умен был косой; зараньше так рассчитал, чтобы три часа у него в запасе
оставалось, однако, как пошли одни за другими препятствия, сердце в нем так
и похолодело. Бежит он вечер, бежит полночи, ноги у него камнями иссечены,
на боках от колючих ветвей шерсть клочьями висит; глаза помутились, у рта
кровавая пена сочится, а ему вон еще сколько бежать осталось! И все-то ему
друг аманат, как живой, мерещится. Стоит он теперь у волка на часах и
думает: через столько-то часов милый зятек на выручку прибежит! Вспомнит он
об этом и еще шибче припустит. Ни горы, ни долы, ни леса, ни болота - всё
ему нипочем! Сколько раз сердце в нем разорваться хотело, так он и над
сердцем власть взял, чтобы бесплодные волнения его от главной цели не
отвлекали. Не до горя теперь, не до слез; пускай все чувства умолкнут, лишь
бы друга из волчьей пасти вырвать!
Вот уж и день заниматься стал. Совы, сычи, летучие мыши на ночлег
потянули; в воздухе холодком пахнуло. И вдруг все кругом затихло, словно
помертвело. А косой все бежит и все одну думу думает: неужто ж я друга не
выручу!
Заалел восток; сперва на дальнем горизонте слегка на облака огнем
брызнуло, потом пуще и пуще, и вдруг - пламя! Роса на траве загорелась;
проснулись птицы денные, поползли муравьи, черви, козявки; дымком откуда-то
потянуло; во ржи и в овсах словно шепот пошел, слышнее, слышнее... А косой
ничего не видит, не слышит, только одно твердит: "Погубил я друга своего,
погубил!"
Но вот наконец гора. За этой горой - болото и в нем - волчье логово...
опоздал, косой, опоздал!
Последние силы напрягает он, чтоб вскочить на вершину горы... вскочил!
Но он уж не может бежать, он падает от изнеможения... неужто ж он так и не
добежит?
Волчье логово перед ним, как на блюдечке. Где-то вдали на колокольне
бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце
измученного зверюги. С последним ударом волк поднялся с логова, потянулся и
хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы
и запустил когти в живот, чтоб разодрать его на две половины: одну для
себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают
зубами, учатся.
- Здесь я! здесь! - крикнул косой, как сто тысяч зайцев вместе. И
кубарем скатился с горы в болото.
И волк его похвалил.
- Вижу, - сказал он, - что зайцам верить можно. И вот вам моя
резолюция: сидите до поры до времени оба под этим кустом, а впоследствии я
вас... ха-ха... помилую!
Примечания
Аманатом - заложником.
Для средней школы
Салтыков-Щедрин М. Е.
С16 Сказки/ Сост., предисл. и примеч. М. С. Горячкиной; Рис. М.
Скобелева и А. Елисеева. - М.:Дет. лит., 1979. - 143 с. - (Школьная б-ка).
В пер.: 40 к.
Сказки Салтыкова-Щедрина - острая сатира на самодержавный царский
строй и его порядки. В иносказательной форме писатель изобличает произвол и
взяточничество царских сановников ("Медведь на воеводстве"), самодурство и
лицемерие помещиков ("Дикий помещик". "Деревенский пожар"), ревнителей
полицейского режима ("Недреманное око"), глупость обывателя ("Премудрый
пискарь"). С глубоким сочувствием выведен голодный, измученный народ
("Коняга") и др.
Текст печатается по изданию: Н. Щедрин
(М. Е. Салтыков). Полное собрание сочинений.
ГИХЛ. Москва, 1937. Т. 16.
Составление, вступительная статья и примечания М. С. ГОРЯЧКИНОИ
Рисунки М. СКОБЕЛЕВА и А. ЕЛИСЕЕВА
ПЕРЕИЗДАНИЕ
70803 - 250
С-----------Без объяв л.
М101 (03)79
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
СКАЗКИ
ИБ © 4139
Ответственный редактор Н. В. Белякова. Художественный редактор С. И.
Нижняя. Технический редактор И. П. Савенкова. Корректоры Л. А. Рогова и Е.
И. Щербакова. Подписано к печати с готовых матриц 28 03.79. Формат
60x84/16. Бум. типогр. © 1. Шрифт литературный. Печать высокая. Усл. печ.
л. 8,37. Уч.-изд. л. 8,38. Тираж 1 700 000 (1 - 500 000) экз. Заказ N 856.
Цена 40 коп. Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Детская
литература". Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Калининский ордена
Трудового Красного Знамени поли-графкомбинат детской литературы им.
50-летия СССР Росглавполиграфпрома Госкомиздата РСФСР. Калинин, проспект
50-летня Октября, 46.
OCR Pirat
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.08.2004 22:04
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг