Игорь Саенко.
КАДАР
Часть 1
Сначала было желание. Нет, не желание. Скорее, аксиома. Этакая абсолютная
уверенность, будто он - некая призрачная субстанция, не определённая ни в
пространстве, ни во времени, что-то вроде лёгкой дымки, медленно тающей над
ровной гладью озера под жаркими лучами полуденного солнца, хотя, конечно, ни
озера, ни солнца рядом с ним и в помине не было.
То, что в возникновении этой уверенности было повинно только его
сознание (и ничто более), казалось ему несомненным, так как все внешние
раздражители: звуки, свет, запахи и пр. - напрочь отсутствовали. Он был
погружён во что-то не имевшее названия, не то во мрак, не то в пустоту, а
может, и в то, и другое одновременно. Он был полностью изолирован от всего
внешнего, его ничто не тревожило. Ни личной истории, ни имени у него тоже не
было. Он словно бы рождался, рождался из небытия, и всё, что у него могло
быть, это только неопределённое туманное будущее, которое...
Потом...
Потом счастливому равновесию наступил конец.
Разрывая зарождавшееся сознание, возникла мысль.
"Почему-то я о себе думаю - он".
Мысль эта не существовала сама по себе. Она явно на чём-то
базировалась, на чём-то достаточно мощном, что тоже хотело жить и иметь
будущее, причём собственное, отличное от того, что устраивала себе дымка.
Это тоже было сознание, но совсем иного типа. Медитации ему были чужды, оно
стремилось к активному действию. И в его глубинах зародился первый вопрос.
Кто я?
Я уже понял, что моё сознание раздвоилось, а вопрос "кто я?" должен был
восстановить его цельность. Он был словно дверь, которую стоит только
открыть, как в меня сразу же хлынет нужная информация. Информация,
необходимая для самоидентификации.
Кто же я?
Волевой импульс, возникший в глубинах моего второго "я", с силой ударил
дверь, и она распахнулась.
И...
И первое, что я ощутил, была боль. Чудовищная тяжесть расплавленного
свинца давила на голову от лба до самого затылка. Воздух (если это был
воздух) с трудом и хрипом протискивался сквозь забитый нос в то, что
когда-то называлось лёгкими, а теперь больше походило на чёрные, полные
слизи мешки. Тело (если это можно было назвать телом) держало на себе,
казалось, десятки тонн зловонной воды.
О, Небо!
Вместе с болью пришло и осознавание, что я человек и что зовут меня
Корд.
Именно - Корд.
И это хорошо. Теперь, главное, не терять достигнутых позиций. Пусть
полученная информация поможет мне стать активным.
Итак, где я?
Я исторг из себя ещё один волевой импульс и с трудом разлепил набухшие
веки. Воды не было, расплавленного свинца - тоже. Был полумрак, был тяжёлый
влажный воздух и была низкая крона мохнатого дерева. Его ветки, словно
длинные, причудливо изогнутые щупальца, сплетались в тугой тёмно-зелёный
комок, совершенно непроницаемый для моего взора. Несколько щупалец свисали
из него, почти касаясь моего лица. На одном из них я увидел дрожащую розовую
каплю, готовую вот-вот сорваться. И она в какой-то момент сорвалась-таки,
упав мне на щёку. Я даже не вздрогнул. Инстинкт (а может, глубоко
запрятанное знание) подсказал: капля не опасна.
Всё это воспринималось мной как внешние раздражители визуального толка.
Но были и другие. К примеру, непрерывный шелест, слагавшийся из звуков
каплющей то там, то здесь воды, далёкий свист ветра, невнятные, едва
уловимые шорохи - не то вздохи, не то стоны, одуряющие запахи, частое
импульсивное биение плоскости, на которой я находился, и многое, многое
другое, вплетавшееся в ткань удивительного бытия, что меня сейчас окружало.
Потом я попробовал шевельнуть глазными яблоками, и они подчинились. Я
увидел множество деревьев, окружавших меня. Их фиолетовые бутылкообразные
стволы обступали меня со всех сторон, а их кроны, смыкаясь в единую
непроницаемую для света крышу, занимали едва ли не всё воздушное
пространство.
Кругом - дурман ядовито-приторных испарений, духота, жара и ни на
секунду не прекращающееся движение, движение зелёных щупалец, растущей чуть
ли не на глазах травы, пульсирующих почвы и стволов окружающих деревьев.
И ещё раз духота.
И ещё раз жара.
И ещё трижды дурман ядовито-приторных испарений, от которых сознание не
то отключалось, не то переходило в иную форму существования.
Я словно бы находился внутри огромного существа, как бы в чреве
гигантского левиафана, жаждущего пожрать меня со всеми потрохами.
Но я уже знал, что это - не левиафан.
Это - лес.
Да, лес. Самое, какое только можно представить, неподходящее для
человека место. Даже если его зовут Корд.
Но как же меня сюда занесло?
Что со мной?
Я снова попытался прислушаться к себе. И был потрясён. Непривычная
слабость в теле и тяжесть в голове почти парализовали меня. Двигаться,
действовать не хотелось совсем. Хотелось снова закрыть глаза, отключиться,
вернуться в прежнее блаженное состояние - не то небытия, не то некоей
нарождающейся личности. И пусть оно всё...
А что, собственно, всё?
Я ведь так и не выяснил, почему я здесь?
И если не сделаю этого сейчас, то уже не сделаю никогда. Ещё
час-другой, и я перестану существовать как личность, стану частью леса.
Нет, в лесе нельзя, ни в коем случае нельзя быть пассивным, здесь можно
быть только активным, деятельным, только это помогает остаться самим собой.
Но смогу ли я сейчас?
Не упустил ли я момент, после которого уже нет возврата?
Накатил страх - тяжёлой, но спасительной волной. Судорожно забилось
сердце. Тело, всего минуту назад казавшееся ни на что не годным, вдруг
сжалось в плотный упругий комок. Я стиснул зубы и попробовал приподнять
голову. Это мне не удалось. Затылок словно бы приклеился к почве, не желая
отрываться. Тогда я стиснул зубы ещё сильнее и попробовал сесть. С этим у
меня получилось лучше. Я сел. При этом от затылка до самой поясницы
прокатилась волна мелких, но чрезвычайно болезненных уколов. Словно бы
покрытый смолой валик прокатили по моей спине, вырывая всю кожную
растительность. В голове у меня помутилось, к горлу прихлынула тошнота,
темнота, налившаяся в глаза, скрыла окружающие деревья. Чуть ли не до
безумия захотелось лечь обратно на землю, смежить веки и... будь что
будет... пусть оно всё... надоело... спать... спать...
Не-ет!!!
О, Небо! Неужели... Неужели это я кричал? Неужели это мой голос? Этот
хрип, этот стон.
Да, пожалуй, это мой голос.
Пожалуй, я жив.
И моя личность, пожалуй, ещё не торопится стать частью какого-то там
леса.
Постепенно слабость прошла. Деревья выступили из мрака. Я огляделся.
Обе мои ладони упирались в почву. Я осторожно потянул их на себя, но что-то
их держало. Они не сдвинулись даже на миллиметр, словно приклеенные. Тогда,
догадываясь, что будет больно, я рванул их что было силы, сначала одну,
потом другую. Обе ладони пронзила острая боль. Словно тысячи иголок
вонзились вдруг в них. Обе они были покрыты кровью, а на тех местах, где они
только что лежали, торчала щетина белых извивающихся ростков. То же самое
было и позади. Там, где минутой раньше лежали голова и спина, была такая же
щетина белых извивающихся ростков. Какое счастье, что я проснулся именно
сейчас, а не часом позже, когда трава вросла бы в меня столь глубоко, что
подняться я бы уже не смог. Тогда уже ничто бы меня не спасло.
Я продолжил осмотр тела.
Я посмотрел на ноги. С левой всё вроде было в полном порядке, я ощутил
её до самых кончиков пальцев и даже подвигал ею слегка, а вот с правой...
Ярко-красный, в синюю и зелёную крапинку чулок плотно, до самого паха
облегал её, и моим командам она не подчинялась. Я пробовал ею двигать - и
так, и сяк, но она лишь колыхалась слегка, будто упакованный в плёнку
студень.
Вот оно!
Вот они, сюрпризы гораздого на выдумки леса.
Но ничего. Это ещё не самое страшное. Тем более что я уже вспомнил, что
я - Корд. И я уже знал, что мне сейчас делать.
Я пошарил вокруг глазами и увидел справа, в метре от себя, брезентовую
сумку. Я потянул её за ремешок, и раздался треск вросшей в неё травы. Вот
она у меня в руках. Непривычно тяжелая, набухшая от влаги и какая-то словно
бы чужая. Словно бы и не я её сюда принёс, а кто-то чужой, враждебный.
Принёс и бросил, спрятав в ней какую-нибудь каверзу, какой-нибудь капкан для
легковерного идиота вроде меня...
Фу, ну что за наваждение!
Что за глупые помыслы! Откуда?
Как же всё-таки у меня расшатались нервы. Собственная сумка наводит на
меня ужас. Тьфу!
Я решительно взялся за ремешки и снова остановился. Пожалуй, не только
сумка тревожила меня сейчас. Что-то ещё, какой-то червячок, копошась в
уголке моего сознания, напоминал о себе.
Ах да!
Я же так и не выяснил, почему оказался здесь, в этих дебрях, в этом
хаосе, где твёрдая рука человека давно уже не наводила порядок, где каждое
дерево, каждый куст, каждая травинка таят в себе смертельную опасность, где
через час от прошедшего отряда в тысячу человек не найдёшь и следа, где...
И тут я вспомнил.
Да, вспомнил, но...
Лучше бы и не вспоминал.
Ибо память принесла одну только боль. Настолько мучительную, что всё,
что было до этого, показалось лишь жалкой прелюдией.
Я - УБИЛ!
Вот он - червячок, терзавший меня всё последнее время.
Я - УБИЛ!
Но странное дело. Прошла минута-другая, и мне стало легче. Боль
отступила в глубину, хотя и не исчезла совсем.
Да, я убил. Так что же?
Я убивал не в первый раз. И не во второй, и не в третий, и не в
десятый, и даже не в тридцатый. Я убивал бесконечное количество раз. И было
это легко и просто - как дыхание, как голод, как сон. Как норма устоявшейся
жизни, в которой все поступали одинаково, все, как и я, убивали, и никто,
никто не называл это преступлением, а лишь "Ликвидацией к Возрождению". Это
было общепринято. Это был образ жизни, её часть.
А задумывался ли кто-нибудь над этим самым образом жизни? Вряд ли. Это
не было общепринятым. Если кто-то и находился такой, то его сейчас же
подвергали "Ликвидации к Возрождению", чтобы спасти для будущей жизни,
чистой и счастливой. И всех это устраивало. И все были довольны. И я... я
тоже был доволен.
Да.
Но тогда почему, почему я не испытываю ничего подобного сейчас? Уж
чего-чего, а радости во мне сейчас ни на копейку. Одна только гнетущая душу
тоска. Разве в окружающем мире что-то изменилось? Да вроде бы нет. Всё
по-прежнему. Мир всё тот же - странный, настырный, агрессивный, только и
ждущий, чтобы отхватить у человека плохо лежащий кусок. И это уже давно,
давно перестало быть интересным.
Итак, дело не в мире.
Но тогда в чём? Во мне?
Быть может, изменился не мир, а я. Но как?
Я совершенно и категорически ничего не чувствую. Совершенно и
категорически. Только тоска и слабость, да ещё... озабоченность.
Озабоченность и... и ещё какая-то боль. Да, точно, боль.
Что же это за боль?
Ах да!
Я убил. Но не просто убил. Я убил лучшего своего друга, моего весёлого
верного Кипа. Я... я убил его... своими собственными руками.
Однако...
Хотя я нашёл в себе силы это сделать, но... растворить его тело в
резервуаре биогенератора... Это было уже свыше моих сил. Одна только мысль
об этом вызывала у меня омерзение. Всё что угодно, но только не это. И
потому я принёс его сюда, в лес (он ведь так его любил), чтобы похоронить,
отдав тем самым последние почести. Его тело должно быть где-то рядом. Вот
откуда давешняя озабоченность, озабоченность телом, за которое я был
ответственен.
Я завертел во все стороны головой и слева, в трёх метрах от себя,
увидел сшитый из двух простыней мешок. Я успокоился. Тело было на месте.
Эх, если бы только в городе узнали, что я сегодня сделал... Лишил
хранилище - ни много, ни мало - нескольких десятков килограммов биомассы...
Меня самого за это сейчас же "ликвидировали" бы... Но я их перехитрил... Они
все - там, а я уже здесь. И дело своё доведу до конца. И плевать, что ручной
индикатор степени Одушевления у моего безымянного Покровителя раскалился,
наверное, до бела.
Что ж, пусть рыщет. Покровитель. Успеет ещё кровушки моей насосаться.
Как смешно. Я хотел рассмеяться, но хотел только разумом, не чувством.
И потому - даже не улыбнулся.
Время же, однако, шло. И чулок на моей ноге не дремал.
Надо было спешить.
Я расстегнул ремешки и заглянул в сумку. И испытал облегчение. Ничего
опасного в ней не было. Инструменты ровными рядами лежали в гнёздах, на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг