начала просмотреть хотя бы оглавление.
В книге были четыре части, озаглавленные: "Я царь", "Я рабъ", "Я червь"
и "Я Богъ". Предисловия не было, а исследование профессора Грюндальфссона
называлось "Опыт некритического прочтения романа Л.К.Саргассы" и начиналось
на пятьсот сорок третьей странице.
Ах, не надо было мне лихорадочно листать страницы с конца, ища 543-ю!
Надо было сунуть книгу под перину, нырнуть в нее самому (хотя бы и в
сапогах), привалиться к Дашке и притвориться спящим!
Едва я долистал до шестисотой, как с треском распахнулась одна из
створок запертой двери, а другая, расколовшись вдоль, повисла на одной
только верхней петле. В комнату, загородив проем, упало что-то тяжелое и
стали вваливаться, кто запинаясь, кто перепрыгивая, рослые люди в оранжевых
киверах и полукафтаньях, с дубинками в левых руках и с парализаторами
наизготовку.
Дашка очнулась, заверещала, скатилась на пол и, продолжая верещать,
зашлепала, дура, к своему сарафану, одергивая на бегу сорочку. Будь я в
постели, я бы ее придержал, и все бы обошлось, потому что опричники, не
обращая на нас никакого внимания, устремились к противоположной двери - в
трапезную. Но один из них в длинном прыжке налетел на Дашку и грохнулся на
пол, второй запнулся за первого и тоже упал, остальные притормозили,
огляделись и обнаружили меня.
- Вот он! - радостно заорал один из них знакомым голосом и указал на
меня дубинкой. - Так я и знал: уже читает!
Сунув парализатор в кобуру, он подбежал ко мне, выхватил книгу и сразу
отпрыгнул.
- Шестьсот первая! - сообщил он, мельком глянув на страницу, и швырнул
книгу через плечо. Она шлепнулась где-то между ларями.
- О Господи, - сказал я. - Здравствуйте, Харитон Кузьмич. Что
случилось? Я вас не сразу узнал.
Ибо это действительно был Харитон Петин - и узнать его было
действительно трудно. У него был обширный синяк под левым глазом, правая
бровь начисто отсутствовала, а вся правая щека, висок и даже кончик носа
покраснели и жирно лоснились, как это бывает после сильных ожогов. Зато
вместо оранжевого кивера у Харитона Петина была оранжевая треуголка, а
верхний брандебур его полукафтанья был посеребрен. Ей-Богу, не хотел бы я
служить в организации, в которой продвижение по службе сопровождается - или
предваряется? - столь серьезными повреждениями лица!
Новоиспеченный сотский, не ответив мне, победно огляделся и сделал
короткий жест. Опричники - их было человек двадцать - окружили меня плотным
полукольцом и взяли на прицел. Лица их были напряжены. Они чего-то ждали от
меня и боялись. Ушибленная Дашка, всхлипывая и зачем-то присев за ларем,
натягивала сарафан. Я ничего не понимал. Я снова ничего не понимал...
- Да где они там, эти шпаки?.. - нервно спросил один из державших меня
на прицеле и посмотрел на взломанную дверь.
- Не отвлекаться! - рявкнул Петин и тоже оглянулся. - Уже садится.
Я тоже оглянулся. В проеме мутно голубело небо, тусклое марсианское
солнце играло на луковках многоглавой церквушки, словно срисованной из
детской православной Библии, а рядом с нею стоял большой грузовой винтоплан
с эмблемой опричных вооруженных сил СМГ. Еще один винтоплан, поменьше,
заходил на посадку.
- Вы можете мне объяснить, в чем дело? - спросил я Харитона. - Я
арестован? За что?
- Помолчи, - рявкнул он. - Скоро узнаешь.
- Они ведь боятся, - сказал я. - И могут нажать на спуск.
- Могут, - согласился Петин. - Вот я и говорю: помолчи.
- Даже так? - разозлился я, сел прямо и запахнул кафтан. На этом стуле,
оказывается, можно было принять весьма внушительную позу. Видимо, он для
того и был предназначен. - И давно мы на "ты"? - осведомился я.
- Со вчерашнего! - Петин нехорошо усмехнулся и дернул обожженной щекой.
- А-а! Так значит, это ТЫ кувыркался над Пустошью?
Петин опять усмехнулся и положил правую ладонь на рукоять шпаги.
(Вообще-то, по чину ему полагался тесак - видимо, чинопроизводство было
настолько спешным, что тесака не нашли и всучили шпагу).
- К офицеру Тайного Приказа, - произнес он наставительно, - надлежит
обращаться на "вы", с добавлением "ваше благородие"! - Поиграл пальцами на
рукояти и добавил: - Между прочим, клинок серебряный.
- Смерть вурдалакам! - понимающе кивнул я. - И много их у вас тут на
Марсе?
Петин не ответил.
- Харитон Кузьмич! - нервно позвал тот, который беспокоился отсутствием
шпаков. - А, Харитон Кузьмич!
- Чего тебе? - оглянулся Петин.
- Кажись, он уже начинает.
Петин подозрительно уставился на меня и наполовину вытянул из ножен
клинок.
- Что чувствуешь? - спросил он, глядя на меня, но обращаясь к нервному.
- Палец онемел. И уже вся рука немеет. Если что, нажать не смогу - да и
толку-то! - В голосе его прорвались нотки уже не просто нервные, а
панические.
- Три шага назад! - скомандовал Петин, видимо, тоже запаниковав. Всем
три шага назад!
Опричники с поспешностью выполнили команду. Четверо из них, сделав
только два шага, уперлись в перину, а нервный на третьем шаге запутался в
ворохе царских одежд и упал. Падая, он взмахнул руками и все-таки сумел
нажать на спуск.
Мне еще ни разу не доводилось испытать на себе действие парализующего
луча. Но по рассказам тех пациентов Чукотского санатория, которые пытались
бежать, я знаю, что это очень болезненно. Пораженные мышцы, прежде чем
онеметь, сокращаются настолько резко, что возможны переломы костей, не
говоря уже о порванных связках. Лет десять тому назад (вскоре после
беспорядков на Умбриэле) Совет Безопасности при Организации Объединенных
Миров Земли и Диаспоры, по инициативе Комитета ООМ по правам человека,
запретил использование этого оружия, как бесчеловечного. Русский Марс был
один из немногих миров, еще не успевших ратифицировать межмирное
соглашение...
Все они, все до единого, держали меня на прицеле. И то, что произошло,
когда нервный выстрелил, ни Харитон Петин, ни любой другой дурак,
начитавшийся Саргассы с Грюндальфссоном, не смог бы истолковать в мою
пользу.
Все они держали меня на прицеле, и ни один из них в меня не попал!
Нервный, падая, взмахнул руками, нажал на спуск и задел кого-то лучом.
Неважно, одного или нескольких. Задетые, конвульсивно дергаясь от боли, тоже
нажимали на спуск - но при этом теряли прицел и поражали опять-таки не меня,
а друг друга... Цепная реакция продолжалась несколько секунд. Четверо
упершихся в перину уже валялись на ней в разнообразных позах. Один из них,
продолжая палить в потолок, пытался левой рукой разжать парализованные
пальцы правой, сжимавшей рукоять парализатора. Дашка, дура, прыгала и
хлопала в ладоши - вместо того, чтобы залечь за окованный железом ларь и не
высовываться. А Харитон Петин, лежа на полу, истошно орал, призывая всех
последовать его примеру...
Когда из трапезной понабежали добры молодцы с мечами и алебардами, в
невредимости и в добром здравии оставались только сам господин сотский, да
еще двое опричников, успевших внять его призыву. Нервный, спровоцировавший
пальбу, тоже был парализован - но не лучом, а страхом. Все четверо
безропотно разоружились и помогли разоружить своих товарищей, после чего
были взяты под стражу.
14
Два добрых молодца, с мечами наголо и с каменными лицами, застыли слева
и справа от моего стула. Пострадавших уводили и уносили через разбитую дверь
к винтоплану. Дашку тоже было погнали вон, но я не позволил... Книгу
Саргассы кто-то успел подобрать и спрятать. Наверное, Дашка: уж очень
неподвижно она сидела на перине, заплетая косу и с большим интересом
наблюдая разборку.
Харитонову шпагу, два десятка дубинок и столько же парализаторов добры
молодцы аккуратно сложили в мешок, предварительно повынимав из рукояток
энергообоймы. Мешок завязали и вручили Харитону Петину.
Относительно вынутых обойм и лядунок с запасными обоймами возникли
разногласия: добры молодцы не хотели их отдавать. К разборке подключились
новые лица: с одной стороны - филер Савка, а с другой - двое штатских из
только что приземлившегося винтоплана.
Одного из штатских я знал, и очень хорошо. Это был столоначальник
Приказа по делам иноземцев (чернильная крыса, по нескольку дней волокитившая
каждый пустяк и неоднократно получавшая от меня на лапу). Он в основном
помалкивал и поддакивал второму: старцу в крестах и звездах, при короткой
шпажонке на золоченой перевязи, который разорялся о неприкосновенности
опричного имущества. Савка в ответ напирал на самоуправство Петина,
незаконно вторгшегося в частное владение и нанесшего ущерб, долженствующий
быть возмещенным.
В конце концов был найден компромисс: филер Савка сбегал за ключом, все
обоймы были ссыпаны в правый ларь и заперты в нем. Пустые лядунки были
вручены Петину, а ключ от замка старцу. Тот, однако, не успокоился, пока
лично не опечатал замок, закапав скважину сургучом и приложив к нему
перстень (Савке опять пришлось куда-то бегать - за сургучом и свечкой).
Потом Савка очень официально осведомился о дальнейшей судьбе
самоуправца Петина. Старец, не говоря ни слова, повернулся к сотскому,
привстал на цыпочки, ухватил пальцами посеребренный брандебур и, сильно
дернув, оторвал. Петин, продолжая стоять навытяжку, громко скрипнул зубами и
просверлил взглядом нервного. Нервный вжал голову в плечи. Дашка хихикнула.
Старец неодобрительно покосился на нее, скользнул взглядом по мне и
опять повернулся к Савке.
- Кому служишь, Савелий? - горько осведомился он.
- Сильному, Викентий Ильич, - улыбнулся Савка.
- А не ошибаешься? Целое больше части. Значит, сильнее.
- Истинно так.
- Кого же ты полагаешь большей силой? Марсову Губернию, или ее
гражданина господина Волконогова?
- Россия больше своей малой части. России служу.
- Глупо, Савелий! Все эти ваши инсценировки, шутовство, мистическая
чепуха...
- А вы вот у них спросите, ваше высокопревосходительство, - Савка
кивнул на опричников, - чепуха ли?
Старец поморщился.
- Вы свободны, - бросил он Петину. - Госпитализируйте людей и
немедленно садитесь за рапорт.
- Осмелюсь доложить... - начал Петин.
- В рапорте, в рапорте!
Петин мрачно козырнул, скомандовал опричникам: "Кругом, марш!.." - и
все четверо ушли, унося мешок с оружием и связку пустых лядунок.
- Они глупы, - продолжил старец. - Но ты, Савелий! Тебя я никогда не
считал дураком. Я знал, что ты подлец, предатель, доносчик - но не дурак.
- Вы меня изрядно аттестовали, - Савка опять улыбнулся, - признав за
мною все четыре качества, необходимые в моей профессии. Польщен-с.
- Три, - поправил старец. - Потому что все-таки ты дурак, если
полагаешь возможным реанимировать сгнивший труп.
- А вы, Викентий Ильич, неужели не верите в воскрешение господа нашего
Иисуса Христа? После смерти-с?
- Христос воскрес через три дня. Мы говорим о разложившемся трупе.
- Я говорю о великой России, - возразил Савка. - Что для нее три
столетия? Все равно что для нас три дня. Россия воскресе, Викентий Ильич. И
господин Волконогов...
- Господин Волконогов занимается чепухой! - вспылил старец. Заставляя
нас заниматься тем же! Мы изымаем книги, запрещаем книги, наказываем за
чтение книг - вот до какой чепухи мы докатились. Уже сегодня над нами
смеется весь Марс, а завтра будет смеяться вся Диаспора... Но это глупые
книги, и нам приходится пресекать глупость, потому что она опасна. Ибо это о
ней, о человеческой глупости сказано: "И поклонились зверю, говоря: кто
подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?"
- "...и дано было ему вести войну со святыми и победить их", продолжил
цитату Савка. - Вы святой человек, Викентий Ильич. Значит, я поступил умно,
уйдя из Приказа.
- И прихватив кое-какие бумаги.
- Все свое уношу с собой... - Савка скромно потупился.
- Подлец!
- Благодарствуйте-с.
По всему было видно, что Викентий Ильич с превеликим бы удовольствием
закатил Савке пощечину; но, покосившись на вооруженных свидетелей,
сдержался.
- Ладно, - сказал он. - Мое почтение господину Волконогову! - и,
прикоснувшись двумя пальцами к треуголке, направился было к разбитой двери.
Чернильная крыса из Приказа по делам иноземцев, до сих пор почтительно
молчавшая в сторонке, ухватила его за рукав и что-то зашептала.
- Прости, милейший, чуть не забыл, - сказал ей Викентий Ильич и опять
повернулся к Савке. - Эта ваша кукла, землянин Щагин, еще не коронована?
осведомился он. - Мне не обязательно целовать пыль на его шлепанцах, чтобы
поговорить с ним?
- Смею предположить, - Савка сделал неопределенный жест в мою
сторону, - что светлый князь Андрей Павлович не откажется выслушать вас...
Разумеется, вам надлежит держать себя в рамках вежливости, а целовать пыль -
зачем же?
Викентий Ильич кивнул и направился ко мне, а чернильная крыса
засеменила следом. Дашка дернулась было встать при их приближении, но вместо
этого уселась еще плотнее, расправив сарафан и сложив руки на коленях
(значит, запрещенная книга была под ней). Добры молодцы с лязгом взяли на
караул.
Я приосанился (играть так играть!), хотя без штанов это получалось
как-то неубедительно.
- Господин Щагин? - спросил Викентий Ильич.
Я с достоинством кивнул.
- Андрей Павлович?
Я снова кивнул.
- Вы говорить умеете?
- Да, - сказал я. - Здравствуйте.
- Спасибо... Уроженец города Норильск, Сибирская Федерация, Земля?
- Да.
- Счастлив сообщить вам, Андрей Павлович, что ваше прошение о
натурализации в СМГ удовлетворено. С этой минуты вы являетесь гражданином
Суверенной Марсовой Губернии, со всеми вытекающими отсюда правами и
обязанностями. Новый паспорт, в виде исключения, мы вам вручим прямо сейчас,
но за остальными документами, а равно и для того, чтобы аннулировать...
- Это провокация, светлый князь! - крикнул Савка и, подбежав к
чернильной крысе, ухватил его за руки, не давая открыть портфель. - Не
берите, светлый князь, и в Тайный Приказ не ходите - вас там незамедлительно
арестуют!
- Помилуй, Савелий, да за что же? - Викентий Ильич удивленно вскинул
брови.
- Найдете за что, выше высокопревосходительство, найдете-с! А не
найдете, так придумаете! Семнадцать лет под вашим началом работал - знаю-с!
Вот для чего орлы ваши сюда вламывались!
- Вздор, Савелий. Да отпусти ты господина столоначальника! Не хотите
паспорт - не надо. Господин Щагин так и так уже гражданин СМГ. Вот только за
паспортом ему надо будет в Приказ идти...
- Вы, светлый князь, ничего не слышали - а если у них диктофончик, так
мы сотрем-с. Будьте покойны! Там ваших всего два словечка, пустяк-с...
- Рация, Савелий. Диктофон в Приказе стоит и все пишет. Ты уж лучше не
нарывайся.
- Так. - Савелий отпустил чернильную крысу и отступил на шаг. Вручайте
паспорт, как обещано-с.
Чернильная крыса извлекла из портфеля паспорт, передала Викентию
Ильичу, а Викентий Ильич (с издевательским, как мне показалось, поклоном)
протянул его мне. Я молча взял паспорт и молча сунул в карман кафтана.
Говорить что бы то ни было я уже опасался, но, подумав, все-таки спросил:
- О каких обязанностях вы упоминали?
- О губернских законах и уложениях и об указах господина Председателя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг