Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Это многозначительное "или будут" в особенности раздражило критиков,  и
на  Саргассу  обрушился  шквал   ярлыков-обвинений:   от   "солипсиста"   до
"лжепророка" и "фальсификатора".
     Лео невозмутимо продолжал сочинять ("регистрировать"?). Один за  другим
выходили в свет: "Копыта и котурны"  (повесть  о  Калигуле);  "Автохаракири"
(предыстория банкротства "Мицубиси Дэнси");  "Убивай!"  (противопартизанская
тактика разных времен и народов); "Здравствуй, оружие!" (роман о  Семилетнем
фермерском мятеже на Ганимеде)...


     17

     Все это было очень интересно, однако не имело ни малейшего отношения  к
моим неприятностям. К тому же, у меня устали глаза. Я перелистнул  несколько
страниц.
     Видимо, покончив с биографией и библиографией  Саргассы,  Грюндальфссон
взялся за его психологию: "...до уровня примитивного житейского фатализма, -
прочел я в  начале  страницы.  -  Будучи  умозрительной,  она  являла  собою
философию бытия, но не быта.  Лео  Саргасса  не  распространял  Историческую
Предопределенность на  судьбы  отдельных  людей  и  не  искал  подтверждения
вселенской концепции в мелочах  жизни.  Это  делает  его  позицию  столь  же
несокрушимой, как несокрушима была вера миссис Дуглас в милосердие Божье,  в
котором Гекльберри Финн разуверился после тщетной молитвы  о  новых  крючках
для удочки.  Но  подавляющее  большинство  читателей  (а  критики  -  те  же
читатели, только профессиональные) подобны  скорее  юному  Геку  Финну,  чем
старой вдове: они..."
     Я перелистнул еще несколько страниц, подумав, что некоторые  профессора
филологии (в особенности - криптолингвисты) бывают  не  менее  занудны,  чем
чопорная воспитательница Гека.
     "...Вот почему  я  предлагаю  прочесть  последний  роман  Лео  Саргассы
НЕКРИТИЧЕСКИ. Т.е., принимая на веру  каждое  слово  и  стараясь  даже  явно
фантастические страницы воспринять не как иносказание и сложную метафору, но
как описание реальных событий  в  судьбах  реальных  людей  -  тех,  которые
"действительно жили, могли бы жить, или будут". В конце концов, такова  была
воля покойного Секретаря Истории."
     Здесь, надо  полагать,  заканчивалось  длинное,  страниц  на  двадцать,
предисловие - потому что  после  этого  абзаца  стояли  римская  цифра  I  и
подзаголовок "Рюриковичи". Я вспомнил, что бояре, видя мою истерику, назвали
меня "истинным Рюриком", и пожалел, что не начал читать прямо отсюда.  Глаза
уже болели, а Савка почему-то не спешил принести свет...
     "Действие романа, - писал Грюндальфссон, - охватывает более одиннадцати
веков: от битвы на Альте в 1019 году до крушения фотонных парусников  "Лена"
и "Юкон" (Восьмая Звездная) в пространственных  зыбях  Вселенского  Предела.
Формально,  героем  романа  является  такелажник   "Лены"   Василий   Щагин.
Фактически - сорок шесть поколений прямых потомков Рюрика по  мужской  линии
(старшие  сыновья).  Память  сорока  двух  предков  (за  исключением  Игоря,
Святослава  и  Ярополка)  пробуждается  в  сознании   Василия   Щагина   под
воздействием неустойчивых  деформаций  в  нецелочисленномерном  пространстве
Предела. Тысячелетие с лишним сюжетно спрессовано в один  ослепительный  миг
перехода героя из бытия в небытие..."
     Собственно, дальше можно было и не читать. Если Василий Щагин  -  сорок
шестой Рюрикович, то я, его праправнук  -  пятьдесят  какой-то.  Где-то  еще
должны  быть  скальные  черви-оборотни,   которые   грызли   гранит   зубами
героя-повествователя, - но все это уже  неважно.  Важно  то,  что  поведение
обитателей марсианской психушки за кремлевской Стеной  становится  понятным.
Их безумие, так сказать, обретает систему.
     Правда, ненормальны тут не только жители усадьбы господина Волконогова.
Колюньчик Стахов, например, тоже подвинут. На  той  же  самой  почве,  но  в
другую сторону. И  Харитон  Петин,  с  его  серебряной  шпагой.  И  нервный,
усомнившийся  в  действенности  парализатора  ("Нажать  не  смогу  -  да   и
толку-то!.."). И ничем не лучше  Викентий  Ильич,  спустивший  на  меня  эту
свору: тоже ведь преследует некие неудобопонятные цели.
     Не короноваться ли мне? В государевом тереме  будет,  пожалуй,  уютнее,
чем в подвале Тайного Приказа. И  воздух  чище.  Там,  говорят,  не  то  что
кислородных масок - обычных респираторов не дают. Интересно, во что обошелся
господину Волконогову личный газоколлоидный купол  над  всей  усадьбой?  Над
вокзалом космопорта - попроще, силикопластовый.
     Три,  ну  четыре  версты  до  космопорта   Анисово.   Сотня   миль   до
Марсо-Фриско. Шесть тысяч километров до Фобоса. Каждое  из  этих  расстояний
сущий пустяк для человека, которого никто не считает ни потомком Рюрика,  ни
оборотнем из романа...
     Очень болели  глаза,  очень  хотелось  проснуться,  и,  кажется,  опять
начиналась истерика.  Запустить  сочинение  Саргассы  в  окно  и  выпрыгнуть
следом. "Берсерки-с, варяжья кровь!"
     Я взял себя в руки и  снова  попытался  читать.  Буквы  расплывались  и
прыгали перед  глазами...  Тогда  я  отодвинул  книгу  вместе  со  столиком,
поднялся, сунул руки в карманы и подошел к восточному окну.
     За окном была православная Русь, какой ее  рисуют  в  детских  книжках:
березы, сосны, избы, терема, церквушка, огороды с  пряслами,  даже  какой-то
узкий извилистый водоем - не то  и  вправду  речка,  не  то  просто  канава.
Зубчатая Стена, тянувшаяся вдоль невидимой за нею магистрали, делала  пейзаж
неисправимо искусственным; Колдун-Гора, нависшая  трехглавым  призраком  над
горизонтом, - и вовсе нереальным... Здесь княжить? Под этим тусклым солнцем,
которое уже обогнало Деймос и подбиралось к зениту, но все  равно  не  могло
обеспечить  достаточно  света   для   чтения?..   Рваная   хламида   Деймоса
разбрызгалась темной кляксой над перевалом между Средним и Северным Шлемами,
там, где  кончалась  атмосфера  долины  Маринер.  Края  кляксы  металлически
отсверкивали... Я отвел взгляд от никому не нужного  спутника  с  никому  не
нужным парусом "Луары" (все-таки, невероятно, чтобы кто-нибудь мог уцелеть в
такой катастрофе) и опять посмотрел вниз.
     И увидел Мефодия.
     То есть, сначала я увидел  толпу.  Все  те  же  бородатые,  в  мохнатых
шапках, толпились на песчаной дорожке между моим и соседним теремами,  опять
суматошно  трясли  рукавами  и   что-то   вскрикивали,   а   посреди   гама,
демонстративно игнорируя костюмированных психов, стоял и  деловито  озирался
он.
     Мефодий Васильевич Щагин  -  Государь-Самодержец  всея  Великия  и  так
далее, Рюрикович в сорок седьмом поколении, младший сын такелажника  "Лены",
светлого князя Василия Юрьевича,  мой  двоюродный  прапрадед,  рожденный  на
борту "Луары" и чудом  уцелевший  в  кораблекрушении...  мой  друг  и  почти
ровесник Мефодий Щагин, немножко странный тип, официант из "Вояжера" - был в
своем любимом, затасканном комбинезоне звездолетчика с эмблемой Матери-Земли
на левом рукаве. Под мышкой он держал огромный  сверток,  в  котором  я  без
труда признал комбинированную упаковку для поющих  устриц,  изобретенную  им
же. Он стоял и деловито озирался. Он наверняка искал меня.
     Я поспешно исследовал раму окна и опять не понял, как она  открывается.
Придется бежать вниз.
     Хорошо, что я замешкался и не побежал сразу. К  Мефодию,  непочтительно
расталкивая ряженых, приблизился  Савка  и  стал  ему  что-то  втолковывать.
Мефодий послушал, согнутым пальцем свободной руки постучал  себя  по  лбу  и
что-то спросил. Савка развел руками, задрав очи  гор[ac]е,  а  потом  указал
куда-то на восток и вверх - не то на Колдун-Гору, не то на  Деймос.  Мефодий
посмотрел в ту сторону, почесал в затылке, ухватил Савку за ухо, и они пошли
по песчаной дорожке  прочь  от  моего  терема.  Ряженые  бояре,  толкаясь  и
кланяясь, расступились.
     Я снова ощупал раму окна и несколько  раз  толкнул.  Она  была  сделана
прочно. Тогда я вспомнил о ключе, достал его из кармана, зажал  в  кулаке  и
размахнулся, моля Бога о том, чтобы это оказалось обычное, а не гермостекло.
     Бог услышал мою молитву...


     18

     Мефодий выглядел не многим лучше Петина.  Правда,  ожогов  на  лице  не
было - но было множество мелких ссадин, два аккуратных  пластыря  на  правой
скуле и густая россыпь черных точек над и под правым  глазом.  Наверное,  он
успел зажмуриться, прежде чем что-то там произошло...
     Завтрак нам подали в светлицу  -  и  сюда  же  принесли  мою  цивильную
одежду, а едва задрапировали разбитое окно и подмели осколки, я погнал  всех
вон. И Дашку тоже, но Мефодий ее задержал - ухватил, привстав из кресла,  за
сарафан, притянул к себе и усадил на правый подлокотник. Поющую  устрицу  он
еще раньше пристроил слева от себя, на полу, и то и дело притрагивался к ней
и поглаживал, словно боялся, что она убежит.
     Вот и сейчас, пока людишки, толкаясь в дверях,  покидали  светлицу,  он
левой рукой поглаживал сверток, а правой похлопывал по Дашкиному бедру.
     - Я думал, ты что-то хочешь  мне  рассказать,  -  сказал  я,  когда  мы
остались втроем, и покосился на Дашку. На похлопываемое бедро.
     - А ты не ревнуй, - хохотнул Мефодий. - Я же вот не  ревную!  -  Мягким
тычком пониже спины он столкнул Дашку с подлокотника и  велел:  -  А  ну-ка,
Дарья, закрой поплотнее дверь да помоги светлому князю одеться.
     - И ты туда же, - вздохнул я.
     Мефодий снова хохотнул и потянулся к братине с медом.
     Пока Дашка запирала дверь, я натянул  плавки  и  брюки,  с  облегчением
избавился от дурацкого кафтана, стянул через голову ночную  сорочку  и  стал
одеваться дальше. Одежда была моя, но не та, в которой я приехал с  Пустоши,
а та, что оставалась в номере "Вояжера". Рубашку кто-то постирал и погладил.
Фрак тоже был отутюжен и приятно похрустывал, а лацканы сами собой  улеглись
модными волнами. Вот только карманы фрака были пусты, потому  что  и  земной
паспорт, и кредитная карточка (бесполезная, но все равно жалко), и справка о
доле в Казне остались в карманах старого. А прочие документы -  в  папке  на
переднем сиденьи "ханьяна"... Черт с ними, никуда не денутся!
     Зато теперь, когда на мне опять были штаны, все происходящее  перестало
казаться причудливым сном. И требовало объяснений.
     Я застегнул ботинки, выпрямился и  посмотрел  на  Мефодия.  Мефодий  не
спешил объяснять - он насыщался. Неторопливо, но основательно.  И,  подбирая
все, что подкладывала ему Дашка, то  и  дело  дотрагивался  левой  рукой  до
устрицы.
     Дашка сидела справа от него, не  на  подлокотнике,  а  тоже  в  кресле.
Кокошник она сняла, волосы распустила, румяна стерла. Бус и браслетов на ней
тоже не было, а ярко-синий сарафан и белоснежная хрустящая сорочка отнюдь не
выглядели архаично и очень даже гармонировали  с  моим  парадным  фраком.  С
мятым-перемятым   комбинезоном   Государя-Самодержца   они   нисколько    не
гармонировали.
     Я удовлетворенно улыбнулся и сел  напротив  Мефодия.  Он,  перегнувшись
через стол, наполнил мою чару, потом Дашкину, откинулся и поднял свою. Дашка
поставила передо мной паштет и стала придвигать что-то еще.
     - Прочел? - спросил Мефодий, когда мы выпили, и кивнул на столик  возле
окна, где лежала книга.
     - Не успел.
     - Молодец! - прокомментировал он. - Чем меньше  знаешь,  тем  спокойнее
живешь.
     - Это юмор? - осведомился я.
     - Это мудрость, - ответил он, жуя и потому невнятно.
     - Глупости там одни, - подала голос Дашка.
     - Не скажите, барышня, - невнятно проговорил Мефодий и глотнул. Кое-что
изложено с  удивительной  точностью.  Правда,  тали  он  почему-то  называет
стропами, вместо "взять рифы" пишет "подвернуть край", гондола и корпус  для
него одно и то же, и так далее. Но если  отвлечься  от  терминологии,  можно
подумать, будто он своими глазами наблюдал разворот "Лены".
     - Почему бы и нет? - спросил я. - Он мог видеть отчет  экспедиции,  там
этот разворот зафиксирован. Я, например, видел.
     - Ты! - возразил Мефодий. - А он не мог. Ты посмотрел дату написания?
     - Неужели до?
     - За полгода до. Не до разворота, разумеется, а до возвращения "Луары".
     - А еще? - спросил я, помолчав.
     Мефодий рассеянно посмотрел на  меня  и  снова  стал  поглаживать  свою
устрицу. Он словно раздумывал, продолжать ли.
     Дашка сидела, подперев кулачком  подбородок  и  взглядом  поощряла  мое
любопытство. Сама она почему-то не хотела поторапливать и понукать Мефодия.
     - Что еще он видел? - повторил я.
     - Знал, - поправил Мефодий. - Это не одно и то же...
     - Пусть так. Что еще он знал, хотя и не видел? Битву на Альте и бегство
Святополка на восток?
     Мефодий громко хмыкнул, оставил  в  покое  устрицу,  привстал  и  опять
наполнил наши чары.
     - Легче перечислить то, чего он не знал, -  заявил  он,  садясь.  -  Он
ничего не знал про дядю Бена - или почти ничего, и  это  очень  странно.  Он
ничего не знал про меня. Но это уже не так странно,  потому  что  я  родился
после разворота. Который,  кстати,  никаким  разворотом  не  был,  а  только
выглядел - этого он тоже не знал. И еще  ему  пришлось  выдумывать  скальных
червей, чтобы заштопать дыры и убрать противоречия, но  ему  было  невдомек,
что он выдумывает. Он полагал, что знает. Вот, вроде бы, и  все...  Впрочем,
ты все равно еще не читал.
     - Ты мог бы дать мне эту книгу и раньше, - проворчал я.
     - Я надеялся, что ты сумеешь улететь отсюда, - возразил  Мефодий.  -  Я
недооценил глупость нашей администрации. Теперь тебе придется узнать  все  и
принять решение... Мужайся, потомок! - Он поднял чару и улыбнулся мне.
     Я посмотрел на Дашку. Она  тоже  сочувственно  улыбнулась  мне  и  тоже
подняла чару.
     "Неужели тоже прабабушка?" - подумал я, ощущая некий нехороший  холодок
в животе.


     19

     ...Их было пятеро, оставшихся в живых  участников  Последней  Звездной:
сестры-близняшки Бекки и  Сара  Айсфилд,  Люська  (Люсьен)  Молодцов-Пуатье,
Мефодий и дядя Бен. Все они, кроме дяди Бена, родились на "Луаре".
     - Бенджамин Смоллет, если тебе что-то говорит это имя, - сказал Мефодий
и выжидательно посмотрел на меня. Мне это  имя  ничего  не  говорило,  и  он
продолжил.
     Когда стало ясно, что такелажники не успевают взять рифы и столкновения
с Деймосом не избежать, детей стали спешно загонять в шлюпки. Дядя  Бен  уже
тогда был старик, и в нештатной ситуации толку от него на борту  было  чуть.
Но управлять шлюпкой он все-таки мог, а "Луару" все еще надеялись спасти.
     Из четырех шлюпок только две успели задраить люки  и  отдать  концы.  И
только одна - та, которой управлял дядя Бен, -  благополучно  опустилась  на
Марс. Вторая сгорела: она слишком рано вышла из тени гондолы. Если  я  видел
вблизи поверхность Фобоса, я в силах представить себе,  как  это  произошло.
Большая  красивая  вспышка,  облачко  подсвеченного  пара  и  пять   душ   в
безвоздушном пространстве - четверо из них  вполне  безгрешны...  И  все  же
лучше так, чем когда рвется  парус  и  на  гондолу  обрушивается  мгновенная
перегрузка. У такелажников - самая легкая смерть...
     - Я просматривал отчеты комиссии ООМ по расследованию, - прервал я. Там
фигурируют ДВЕ сгоревшие шлюпки.
     - Конечно, две, - Мефодий усмехнулся.  -  А  вам  разве  не  показывали
часовню Гвоздя из Левой Стопы Спасителя?  У  подножия  Съерры,  на  западной
границе Карбидной Пустоши? Всем туристам показывают.
     - Ну и что? При чем тут часовня?
     - Вспомни, как она выглядит: может, поймешь.
     - Ладно, будем считать, что понял...
     Дядя Бен управлял шлюпкой, а что управляло дядей Беном, для Мефодия так
и осталось загадкой. Может быть, случай. Может быть, интуиция.  Может  быть,
Бог. Все, что угодно, только не здравый смысл.
     Шлюпку он посадил в местах необитаемых и диких. На западе  громоздились
отвесные рыжие скалы; не очень высокие, но вполне  непроходимые.  Не  рискуя
садиться  там,  дядя  Бен   израсходовал   последние   капли   горючего   на
горизонтальный полет. На восток, насколько хватал глаз,  простиралась  бурая
безжизненная равнина с белыми проплешинами. То, что они сначала  приняли  за
испарения, оказалось тяжелым удушливым слоем ацетилена. Идти  в  ту  сторону
без  кислородных  масок  было  не  самым  легким  способом  самоубийства,  а
кислорода у них оставалось в обрез... Рация принимала хрипы, щелчки, свист и
обрывки развлекательных передач на русском и польском языках (дядя Бен  знал
и тот, и другой), но то ли ничего не передавала, то ли дядю  Бена  никто  не
хотел слушать. Чего у них было достаточно, так это воды и  консервов.  Можно
было либо сидеть в верхней, носовой рубке (расходуя кислород лишь на малышек

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг