Рубан Александр
Под небесами
Мироздание по мне
1.
Влюбленный Демиург творит миры. Из ничего, из-под ладони голой возник
хаос тончайшего помола, и замысел, веселый до крамолы, уже диктует правила
игры.,
ОН кружит
раз-два-три
в беспечном вальсе, швыряет звезды в пажити небес. Покалывая лучиками
пальцы, они спирально сыплются окрест.
ОН отбежал - полюбоваться с краю, не утерпел, склонился над одной и
рядом стал лепить подобье раю...
(И я там был. Там дух витает мой. Там и поныне ждет о НЕМ известий
невеста - дочь небесного Отца...)
Горели ровно шандалы созвездий, и капал воск на маковку Творца. Творец
играл. Лепил и снова комкал, то хохоча, а то срываясь в плач.
(Меж Марсом и Юпитером обломки одна из тех досадных неудач. Учти и ты:
в тяжелые моменты сочти игрой работу ни за грош!..)
ОН раздвигал перстами континенты, ОН сочинял на фауну патенты, сам у
себя срывал аплодисменты и находил, что мир ЕГО - хорош!
2.
А человек был прихотью, ошибкой, вне замысла наброском на полях,
парадоксальным вывертом, не шибко удачным, с прогрессирующей сшибкой
двоичного мышления в мозгах.
Что видит разделяющий на "да" и "нет" все в мире? Только плюс и минус,
жара и холод, свет и темнота, добро и зло, реальность и мечта вот все, что
человек из Бога вынес, вся в этом мощь его и красота!
Пожал плечами: "Не принципиально. Живи себе!" - добрейший из Творцов.
Так началась история отцов. Она жестока и сентиментальна. И кровь потоком,
экспоненциально растущим, потекла с материков.
Судить по-человечески об этом? На минусы и плюсы разлагать? Стать
гражданином, перестав поэтом быть? А игру в работу превращать? Любовь и
кровь, как прежде, рифмовать, но не стилом отныне, а стилетом? Делить свои
творенья на козлищ и агнцев?
Дудки! Разделитесь сами! Допустим так: на идолов с усами и смертных
без. И прочь! И только лишь последний взгляд на снова неудачу.
Разрушится сама, как Фаэтон. А Я слеплю еще. И не заплачу, коли опять
получится не то убогое, из глины и огня, подобие Вселенной и Меня, а все же
предыдущим - не чета. Вперед! Игра опять не начата. Вперед! Вон к той
планетке. А Земле последний взгляд Мой. Долгий, но после...
3.
Без божества - с Его последним взглядом, проникшим не во всех, не
насовсем. Без мира - с унаследованным Адом, взаимно отрицающим Эдем.
Без мудрости - с посильным разуменьем добра и зла... А все-таки живем.
И даже что-то вроде вдохновенья на пешеходной "зебре" познаем,
то гневаясь, то истово лаская, то сдерживая судороги чувств... А жизнь
такая... как тебе... такая... Не высказать. Я от нее тащусь.
Есть что-то в ней (шепну тебе на ухо, а ты поверь!), что нас лишает сна
и тесен мир мятущемуся духу, и оболочка смертная тесна.
В темнице тела и в колодках быта влюбленный человек творит миры, и
замысел, преступно НЕ забытый, нашептывает правила игры.
Vox populi & vox Dei
1. Голос народа
О Господи, коли Ты есть на небе или возле, наш хлеб насущный даждь нам
днесь, а масло можно после! Высок Твой замысел, Творец, а наша просьба ниже:
пока не возведен дворец, не выселяй из хижин! Мы верим: цель Твоя блага к
обетованным рощам, и неисповедим пока Твой путь, но мы не ропщем. Пускай
ветра, пускай репьи цепляются за гачи Ты нас, убогих, укрепи, Ты нас
направь, незрячих, зажги нам путеводный столп, дно моря обнажи нам. Мы все
сметем напором толп, молитвой одержимы:
Создатель! Ежели Ты есть,
Ты Сам всему виною!
Так ДАЙ нам хлеб насущный днесь,
а завтра - остальное!
Мы - Твой позор, Твоя вина,
венец, конец природы
так ДАЙ же к хлебу нам вина,
и зрелищ, и свободы!
ДАЙ, Бог, чтоб новый день прошел
по краешку над кручей!
И пусть нам будет хорошо,
и с каждым днем все лучше!
2. Голос Бога
Хорош ли мир, что Мною создан? Хорош. Поскольку не вполне! А что
недостижимы звезды так замышлялось Мне. А что стихии необорны так есть на
что пенять. А что вы сами не проворны так есть о чем мечтать. Ни
состраданья, ни участья не ждите от Меня. Хочу, чтоб вам хотелось счастья,
как мотыльку - огня, чтоб о несбыточном мечталось и чудилось: "вот-вот...",
чтоб в снах мучительно леталось, а в яви верилось в полет. Мечтайте.
Ползайте и мучьтесь, ужами прыгайте со скал. Мою, Божественную участь Я вам
предначертал: пылать душею возмущенной, переплавлять в ея огне мир,
только тем и совершенный, что не вполне.
Старая-старая книга
1.
Пастух играет на свирели, досуг с работой совместив. Созвучны Авель и
веселье, бесхитростен его мотив. А под рукой - праща и посох, а от костра -
шашлычный дух.
Славит Бога и не просит
Божьих милостей пастух.
Суровый Каин спит на сене, жует коренья и плоды, клянет погоду,
невезенье и непосильные труды. Он тщится превозмочь природу да так, что
тошно самому...
Разве сторож огорода
сторож брату своему?
2.
Рыбам - сети, а птицам - силки, а сынам человеческим - время
неожиданных бед. С чьей-то легкой руки мы не так назовем свое время.
Будем петь: "Время славных побед!", забывая охотно про беды. И совсем
не затем, что ушедшим от бед безопаснее петь про победы.
Разве птица поет о силках, или рыба - о пагубной сети, ускользая из
них? И несется в веках: "Мы счастливого времени дети!"
3. Воспоминание о Капернауме
Мне богиня ноги мыла и умащивала мирром.
Мир в густой вечерней сини был, как боль моя, огромен. Ничего не помню,
кроме боли. Не достало силы встать. Я полз. Куда? Не помню. Помню чьи-то
ноги, спины. Помню свет в убогом доме и ее в дверном проеме девку блудную,
богиню...
Мне богиня мыла ноги, вытирала волосами, а потом смотрела долго в душу
грешными глазами, и от взора глаз недетских двух озер Генисаретских,
отразивших небеса, гнев бессильный угасал.
Снова, как давным-давно, подо мной был мир земной, опрокинутый чудно:
круча, тучи, птичья стая и смоковница сухая с корнем, вырытым волной...
Я рассказывал богине, что живу на свете втуне, что никем не понят ныне,
что избит был накануне, что опять пойду бродяжить, в кровь сбивать босые
ноги, что я всех люблю, и даже что распнут меня в итоге.
А она смотрела в душу и ни в чем не упрекала.
Даже в маленькую лужу смотрит небо с облаками.
4. Иуда
Слыть умудренным. А быть молодым. Знать: доброта - только на руку злым;
правы лишь те, кто силен и суров; зряшна толпу веселящая кровь.
С горькой усмешкой на узких устах слушать утешные сказки Христа и
убегать одиноко в холмы, к трезвой прохладе предутренней тьмы, и становиться
темней и темней в стае двенадцати светлых теней.
Слушать и чувствовать (по сердцу дрожь!): "Хоть и святая, а все-таки
ложь!" С неба ли? с нивы? из тины пруда? Бога ли? черта ли? - шепот:
"Предааай!.." Сердца ли? ветра ли? - глас в тишине: "Страшно презренье?
Смиренье страшней!"
Тайно предать. И со стражей - назад. Руки вязать. И, связавши -
лобзать. И - напоказ! - возмущеньем пылать: "Как нерешителен Понтий Пилат!"
В зной затеряться у пыльной тропы атомом алчущей крови толпы и на распятие
долго смотреть, и умирать с Ним.
И не умереть. Жить. До седин. Равнодуша свой взор, видеть при свете
пожаров и зорь: бьют, распинают и жгут на кострах правые - слабых. Во славу
Христа.
5. Возвращение блудного сына
Готов к закланию телец, и плачет мать, и рад отец, и братец - хмур, но
тоже рад... А пыль дорог, а боль утрат все улеглось. И вот он, дом, и сад, и
куры под окном: гребут песок, клюют зерно. Летать им - Богом не дано.
6.
И все же, есть какая-то напрасность в единоборстве с собственной
судьбой. Всего ценнее в этой жизни праздность, а вовсе не победа над собой,
не злой восторг отчаянного счастья сражаться, переделывая мир, за право
ежедневно возвращаться в мирки своих ветшающих квартир.
Как ветер возвращается на круги своя, так я вернусь к началу дней и
уроню натруженные руки на бедра верной спутницы моей.
7.
Он вернется, чистый и негордый, Он сумеет, всех за все простив,
разбивая судьбы, но не морды, по крови, как посуху, пройти.
8.
Какая ни судьба, а все-таки моя. Не приплюсуешь "если бы" к итогу. Я
сам себе истец, ответчик и судья. Претензий нет ни к Родине, ни к Богу.
История КПСС (Три не вполне усвоенных урока)
1.
Словно роза из навоза, из простого батрака председателем колхоза стал
мой дедушка Лука.
Не речистый, не плечистый, сеял в срок и в срок сдавал. О
вредителях-троцкистах с возмущением читал.
Жил-служил не за награды, не карабкался в верха. Прискакал в район за
правдой, когда взяли пастуха:
"Вы его, мол, отпустите, мол, за что ему расстрел? Никакой он не
вредитель! Это - я не досмотрел..."
Дед был на год старше века, прожил 38 лет. Спас от смерти человека и
узнал, что правды нет.
Уводили под конвоем, срезав пуговицы с брюк. Дали свидеться с женою, до
"колючки" сделав крюк.
Врал жене: "Ошибка где-то! Не держи, Явдоха, зла..." В сентябре не
стало деда. Мама в первый класс пошла.
2.
Мой отец, при карабине, при патронах боевых, до утра сидел в машине,
как и тысячи других,
рядовых, двадцатилетних тех, которыми сильна наша лучшая на свете
пролетарская страна...
Он не знает и поныне (узнавать не захотел): за кого сидел в машине?
супротив кого сидел?
Их подняли по тревоге всю спортроту МВД. Падал снег, и мерзли ноги, и
хотелось по нужде.
Мысли вяло возникали, за бортом редела мгла. Три обоймы намекали на
серьезные дела.
Жал сапог, обутый в спешке, жали складки под ремнем... Не понадобились
пешки: кто-то сделал ход конем.
В семь утра, как все, в каптерке папа три обоймы сдал. На кремлевские
разборки, слава Богу, не попал.
Длился год полсотни третий двадцать третий для отца. Маму он еще не
встретил. Я еще не родился.
3.
И опять кончалось лето (91-й год). И опять решалось где-то, кто куда
нас поведет.
Пробивались сквозь балеты обращения к стране. В клочья рвались
партбилеты и кукожились в огне.
Снова что-то в новом зале затевалось на века. Нас опять куда-то звали,
и опять - с броневика.
В боевой кипучей буче вырастал вопрос ребром: "Где ты был во время
путча?" Дома. Я люблю свой дом.
Я наклеивал обои. Красной книжицы не рвал. До сих пор она со мною,
чтобы я не забывал,
как в партийное болото с молодым восторгом лез, как позировал для фото
на билет КПСС...
Кто познает, тот не судит. Вот живу и познаю краткий курс обычных
судеб: папы, дедушки, свою.
В начале было Слово
1.
А Слово нам было - от Бога, и были богами для нас веселое слово
"тревога", высокое слово "приказ",
тревожное слово "граница", надежное слово "чека". И были восторженны
лица, и слезы текли по щекам.
Наш Бог, простирающий руку, нам светлую истину дал. Мы верили свято в
науку, которую Он основал,
мы шли по неторным дорогам и били врага наповал, мы были чисты перед
Богом и пели простые слова.
Нам встречные ветры свистели, что в нашем движении - суть. Мы были.
Сражались и пели. Мы шли и торили наш путь.
Достигли успехов, и даже кружилась от них голова... По чьей же вине и
когда же безбожными стали слова?
2.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг