Михаил РОЗЕНФЕЛЬД
УЩЕЛЬЕ АЛМАСОВ
НОЧЬ НА НЕВЕ
(Вместо пролога)
В один из вечеров середины августа, будучи в Ленинграде, я плыл по Неве
к Кировским островам. Маленький нарядный пароход, переполненный шумной,
праздничной публикой, быстро летел, расплескивая спокойную воду, и среди
величавой реки, на фоне массивной гранитной набережной он казался весёлой
игрушкой. Пароход свернул на Малую Невку, из-под сводов моста раздался
гудок, и следом за ним выползло точно такое же судёнышко, возвращавшееся с
островов. На минуту пассажиры умолкли, стараясь разглядеть на встречном
пароходе знакомых, и когда он проходил мимо, сосед подтолкнул меня локтем:
- Смотрите, слушайте: вас зовут.
И действительно, в гуще столпившихся на борту людей выделялась высокая
фигура молодого человека. Он энергично махал руками и кричал:
- Узнали?.. Висковский!.. Я Висковский! Помните Монголию?
Быстро уплывал пароход. Кричавший человек перебежал на самый конец
кормы:
- Слышите меня?.. Я Висковский... Позвоните пятьдесят три сорок
восемь... Много интересного...
...Висковский... Монголия... В первое же мгновение, как только меня
толкнул сосед, услышав голос Висковского, я тотчас узнал его. Однажды
встретив человека в бескрайной монгольской степи, вы никогда его не
забудете, и мог ли я не помнить геолога Висковского, с которым пять лет
назад мы путешествовали по степям и пустыням Западной Монголии!
В наступившей темноте загорелись огни Парка культуры и отдыха. Но я в
это время был далеко от Невы. В памяти проносились курганы, синие горы
монгольского Алтая, где мы засыпали под рёв голодных барсов и просыпались от
хищного клёкота орлов. Это было летом 1930 года. В Монголию по приглашению
народного революционного правительства приехала комплексная экспедиция
Всесоюзной академии наук. Несколько отрядов геологов, географов и астрономов
отправились во все концы огромной страны. Специальный корреспондент
"Комсомольской правды" ехал с представителем Министерства народного
просвещения Н., который знакомился с работой всех отрядов.
В течение двух месяцев, передвигаясь на автомобилях, мы совершили рейс в
три тысячи километров - от столицы Монголии Улан-Батора до Кобдо и затем к
границе Советского Союза, до Кош-Агача.
Как-то ночью, не доехав километров пятнадцать до намеченного становища,
мы расположились на ночёвку в степи. Разведя костёр из сухого кустарника и
установив монгольскую палатку - майхан, мы легли у огня. Трое
путешественников в непроницаемой мгле ночи чувствовали себя в эти часы
одинокими, и представитель министерства старый монголовед Н. долго ворочался
на своей медвежьей шкуре. Старик в бессонные ночи имел обыкновение
рассказывать различные истории - он не любил гнетущей тишины и часами
предавался воспоминаниям, стараясь удержать нас от сна. Нередко старик
поражал нас изумительными фантазиями, и его суровый голос делал
правдоподобными самые невероятные случаи.
- Завтра будет жара. - Монголовед, кряхтя, вытянулся на шкуре. -
Придётся встать пораньше. Завтра к полудню мы доберёмся к Цза-Загтухану.
Наконец-то мы увидим живых людей! Даже я, полжизни проведший в степях,
начинаю постепенно приходить в уныние. Каково же ваше состояние - столичных
людей, привыкших к шумным улицам и площадям! За пять дней нам не попался ни
один всадник. В таких краях поневоле обрадуешься встрече хотя бы с алмасами.
- С алмасами? Кто такие алмасы? - пододвинулись мы к старику, зная,
что он сейчас обязательно расскажет что-нибудь удивительное.
И мы не ошиблись.
- Алмасы?.. Но разве вы не слыхали про Алмасские горы и про неведомых
людей из недоступных ущелий? О-о! Тогда вы должны узнать загадочную историю,
которая занимает меня вот уже тридцать лет... Однажды в селении "Светлая
степь", возле Жёлтой пустыни, - начал он, - во время снежного бурана
монголы попрятались в юрты. Внезапно все собаки кочевья с безумным лаем
кинулись на холмы. Кочевники выскочили за ними и в страхе застыли от того,
что им пришлось увидеть. В бушующем урагане, в вихрях падающего снега с
диким рёвом метался чёрный волосатый человек.
"Чекемби?" [[1]], - закричали монголы. И таинственный человек, увидев
людей, убежал. И сразу метель стихла. На следующий день монголы заметили на
снегу его следы - следы человеческих ног, но странные следы. На снегу чётко
выделялись когти и оттопыренный большой палец. Следы уходили через степь к
Алмасским горам и терялись у обрыва бездонной пропасти.
Узнав о случившемся, я решил, что это, может быть, дикий человек - один
из алмасов, о которых, повторяю, мне приходилось много слышать. Я мог бы
рассказать массу подобных случаев, слышанных от кочевников на протяжении
тридцати лет, но боюсь, что всё это покажется вам легендой или суеверием
тёмных людей. Однако меня эти рассказы убеждают, что алмасы, возможно,
существуют и до сих пор. Знакомясь с описанием путешествий по Центральной
Азии, нередко находишь упоминание о диких, неведомых людях. О них
рассказывает Марко Поло, затем Плано Кардини. Все эти факты идут из глубокой
древности. Но есть и более поздние источники, документы нашего времени.
В 1906 году петербургский профессор Барадин возвращался из экспедиции со
своим караваном. В момент захода солнца каравановожатый, оглядываясь, искал
места для ночлега и вдруг с криком упал на колени. Караван верблюдов
остановился, и все увидели на песчаном бугре фигуру волосатого человека,
похожего на обезьяну. В лучах заходящего солнца он стоял, согнувшись и
опустив длинные руки, пытливо рассматривая людей. Взволнованный, Барадин
попросил монголов нагнать его, схватить, но никто из проводников не решился.
Алмас, медленно отступая, скрылся за песчаными холмами... Ах, если бы
нашлось несколько молодых людей! - мечтательно произнёс Н. - Снарядить
экспедицию и отправиться в глубину Жёлтой пустыни... Нужен испытанный отряд,
который не боялся бы лишений и опасностей. Представьте себе: вот мы,
например, проникаем в безводные пески, пробираемся в недоступные ущелья скал
и... вдруг находим неведомых чёрных людей!..
Последние слова старик произнёс нараспев, затем он завернулся в халат и
сразу же уснул.
Угасал костёр, темнота стала ещё гуще.
Алмасы... Легенда, сказка, суеверие или правда? Можно ли предположить,
что где-то в недоступных горах живут дикие люди?
Беспокойные мысли прервал звук шагов. Кто-то приближался к палатке, и,
не отдавая себе отчёта, кто это мог быть, вскочив на ноги, я кинулся ему
навстречу.
В глаза хлестнул резкий свет электрического фонаря.
- Осторожней, товарищ, - послышался спокойный голос, - уберите
оружие. К вам идут потерпевшие кораблекрушение.
Снова сверкнул карманный фонарь, и высокий, худощавый молодой человек,
вежливо поклонившись, представился:
- Геолог Висковский. Если не ошибаюсь, - кивнул он на автомобиль, -
вы едете к нам. Как мне повезло! - рассмеялся он. - Я спасён. В самом
деле, здесь ничего не стоит погибнуть, когда твой конь сбил ногу и ты
вынужден идти пешком. Не правда ли, геологический молоток - плохой компас?
Сегодня на рассвете я выехал на разведку, мой конь захромал, и я заночевал
среди курганов.
Приход неожиданного гостя разбудил старика и его секретаря, и мы до утра
разговаривали с новым знакомым. С восходом солнца автомобиль поехал вперёд,
мы же с Висковским пошли пешком. Он вёл на поводу хромавшего коня. По дороге
я передал геологу ночной рассказ монголоведа, и Висковский, слушая, замедлил
шаг.
- Да, - задумчиво промолвил он, - занятно. Но должен вам сказать, что
я склонен подойти ко всему этому серьёзно. Алмасские горы, как их называют
кочевники, совершенно не освещены. Трудно вообразить и у нас это не
укладывается в сознании, но факт остаётся фактом: в недоступных Алмасских
горах не бывал ни один человек. И вполне естественно, почему возникают
легенды, суеверия. Но при современных средствах сообщения, по-моему,
возможно пробраться к горам... Хорошо снаряженная экспедиция и... - Дёрнув
повод, Висковский горячо воскликнул; - Я был бы счастлив участвовать в
такой экспедиции!
В селении Цза-Загтухан геолог во все дни стоянки находился возле
монголоведа, и часто, удаляясь от общества, они вели продолжительные беседы.
Двадцать дней мы ездили вместе, и между нами завязались крепкие приятельские
отношения. Вернувшись в СССР, мы нередко переписывались. Висковский писал с
Памира и Дальнего Востока, и вот сейчас он промелькнул на невском пароходе.
...Пятьдесят три сорок восемь. Номер телефона. Не заходя в парк,
немедленно пересев на отходящий к Летнему саду пароход, я вернулся в город.
Первая попавшаяся будка телефона-автомата - и через полчаса мы пожимаем
друг другу руки под фонарями моста лейтенанта Шмидта.
- Как хорошо, что мы встретились! - сказал он. - А я уже хотел было
писать вам. Но разве опишешь... Я только три дня назад приехал из Монголии.
Два месяца я работал в Учёном комитете и в начале июня должен был вернуться
в Ленинград. Но пять лет я не был в отпуску и решил провести его в Монголии.
Никогда вы не представите себе, где я побывал... Угадаете, куда... куда я
поехал?
- К алмасам, - сказал я в шутку, напоминая о совместных
странствованиях.
Но Висковский с серьёзным лицом тихо и твёрдо ответил:
- К алмасам... Да... Я был там!.. Я отправился к алмасам...
Ночь, всю ночь, мы, не замечая времени, ходили по набережной Невы.
Утром, когда по городу двинулись первые трамваи, мы поехали на квартиру к
Висковскому, перелистывали тетради дневников и читали документы. Записи
подтвердили, дополнили поразительный рассказ геолога. С разрешения
Висковского, изменив лишь, по его настоянию, фамилии участников происшедших
событий, мы передадим читателю всё, что было нами услышано на набережной
ночной Невы.
У СТАРОГО ДЖАМБОНА
В первых числах июня Висковский закончил свою работу в Улан-Баторе и,
твёрдо решившись совершить поездку в Жёлтую пустыню, с рекомендательным
письмом местных друзей пошёл к старому монгольскому учёному Джамбону,
надеясь получить у него совет.
Джамбон, историк и археолог, с весны поселился на горе Богдоул, куда
обычно в летние месяцы выезжают на дачи жители Улан-Батора. Богдоул -
единственное место в окрестностях монгольской столицы, где ещё сохранились
деревья. Народно-революционное правительство республики объявило леса и
животных Богдоула государственным заповедником.
В двух километрах от города Висковский перешёл вброд разлившуюся реку
Толу. Отсюда начинался подъём, и, приближаясь к своей цели, он впервые
призадумался над тем, какой приём ожидает его у Джамбона. Улан-баторские
знакомые сочли своим долгом предупредить геолога о странном характере
одинокого старика. Двадцать лет назад, оставив кафедру в Петербургском
университете, совершенно обрусевший, Джамбон вернулся на родину. Великие
события чередовались в стране - китайская оккупация, нашествие барона
Унгерна, установление народно-революционного правительства, - но Джамбон,
запершись в своём доме, не участвовал в политической жизни страны. Двадцать
лет он скрывался от мира в своём кабинете. Постепенно старика забыли, между
тем как его имя ещё продолжают произносить с трибун научных конгрессов и
труды его переведены на языки многих стран Европы, Америки и Азии. Окончив
образование в Петербурге, Джамбон совершил несколько больших экспедиций по
пустыням Монголии, открыл два мёртвых города и множество памятников эпохи
воинственных походов Чингис-хана. В Китае Джамбону принадлежит честь
раскопок у Пекина. Он нашел документы династий минов, основавших Бей-Цзин,
как значится Пекин на мандаринском диалекте. В результате своих раскопок
Джамбон прославился историческим исследованием названий, какими наделяют
Пекин. Так, например, "Северная столица" одновременно именуется "Цзинь-Ду
Янь" (в переводе "Ласточка") и "Шунь-Тянь-Фу". В записях Марко Поло Пекин
упоминается в качестве "ханского города" - Хан-Балык.
Старик жил на средства, получаемые за переводы его трудов. Монгольское
правительство установило ему солидную персональную пенсию, и три года назад,
в день шестидесятипятилетия, министерство народного просвещения преподнесло
ему автомобиль, которым он и пользовался, переезжая летом на Богдоул.
По указаниям дачников, Висковский свернул с дороги и попал в густой лес.
На мгновение он остановился, услышав у самых ног тонкий, обрывистый свист.
Из травы выскочил рыжий сурок - тарбаган - и, нисколько не пугаясь
человека, приподнявшись на задние лапы, с любопытством глядел на
Висковского. Камни сжимали стволы исполинских деревьев. Висковский ползком
взобрался на вершину гряды. Внизу, в сплошном мраке, под тенью деревьев, в
замшелых расщелинах, звенел невидимый подземный ключ. Оглядываясь вокруг и
не находя тропинки, Висковский уже было решил спуститься вниз, но
почувствовал, что позади него кто-то стоит. Неслышно ступая толстыми
подошвами войлочных туфель, к нему подошёл низкорослый китаец с корзиной,
наполненной грибами. В узких чёрных шароварах и кожаной тужурке, он ничем не
отличался от городских каменщиков, работающих на новых постройках. Китаец
вежливым жестом задержал его и почтительно спросил на отличном русском
языке:
- Вы ищете дорогу? Если позволите, я укажу.
И, легко перепрыгивая через камни и придерживая грибы, он вывел
Висковского к заросшей, еле заметной тропе.
- Спускайтесь вниз. Дорога, - сказал он, - автомобили... Увидите
город.
- Но я иду из города. Я ищу дачу профессора Джамбона.
Китаец вновь поклонился и пропустил его вперёд:
- Дача Джамбона очень близко.
Спустя несколько минут Висковский увидел большую белую юрту. Но здесь
проводник опередил его и попросил обождать. В юрте, куда, к удивлению
Висковского, вошёл китаец, послышался негромкий разговор - старческий,
ворчливый голос, очевидно, бранил вошедшего. Вскоре китаец вернулся с
миниатюрной лакированной скамейкой:
- Извините... Профессор просит вас обождать.
В юрте поднялась возня. Под звуки приглушённого ворчанья как будто
передвигали мебель; наконец раскрылись деревянные створки, и к Висковскому
торопливой походкой вышел маленький, худощавый седой старик с фигурой
подростка. Висковский сразу же заметил, что профессор чувствует себя ужасно
неловко в длинном чёрном сюртуке. Огромные манжеты спадали с тонких детских
рук, и старик, наклонив набок голову, придерживал их кончиками пальцев.
Высокий, просторный крахмальный воротник подпирал его подбородок, и когда
профессор сделал движение, с его шеи соскочил застёгнутый на резинке
галстук.
- Умоляю простить меня. Недостойный Ли Чан, совершая свои грибные
экспедиции, оставляет меня на попечение духов Богдоула. Я надеюсь на ваше
милосердие!.. Прошу...
В просторной юрте, представлявшей собой настоящую круглую комнату с
деревянным крашеным полом, стояли письменный стол, книжные полки и узкая
тахта, покрытая кошмой. Джамбон пододвинул гостю деревянное резное кресло,
после чего и сам сел за стол. Китаец, успевший переодеться в чёрный шёлковый
халат, принёс низкий, как табурет, стол с двумя деревянными полированными
чашками.
- Спасибо, Ли Чан. Старайся искупить свои грехи, предложи дорогому
гостю наш безвкусный, ничтожный чай.
Не зная, как приступить к разговору, Висковский пытливо разглядывал
маленькое скуластое лицо учёного. Большие, совсем ребяческие ясные глаза
светились из-под густых белых бровей. Превосходные белые зубы и тонкие
китайские усы.
- Освежитесь чаем. - Профессор передал деревянную чашку. - Сорок лет
назад я вывез её из Тибета. Розовое дерево когда-то источало дивные ароматы.
- Вы здесь живёте один? - неожиданно для самого себя спросил
Висковский и тотчас спохватился: - Прошу извинить меня, если я нарушил...
- О нет! - заметив смущение гостя, перебил его Джамбон. - Теперь я
совершенно свободен. Меня предупредили о вашем приходе, и я вас очень, очень
ждал. Со мной Ли Чан, - добавил он, отвечая на вопрос, - и в этом году
нас, двух отшельников, можно поздравить с разрешением столь долгого
затворничества. Я кончил исследование последнего знака с восточных склонов
Синих скал. Абсолютно точно установлено, что знак трёх линий есть
изображение стреляющего из лука охотника. Начертания окончательно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг